...посему на всякий случай храниться этому чуду здесь. потом отредактирую
читать дальшеГде сражались с тобою плечом мы к плечу?
Ты не помнишь? И я позабыл.
Помню я - ты ударил клинком по мечу,
Что нацелен мне в голову был.
Да, осталась зарубка тогда на клинке...
Помню, битва была горяча,
И закат отражался в широкой реке,
Алым блеском играл на мечах.
Помню - не было вражьему войску числа,
Плыл над полем клубящийся дым.
Помню я - когда в щит твой вонзилась стрела,
Ты сказал: "Ничего, устоим!"
Длился бой, и закатный тускнеющий свет
Утонул в наступившей ночи...
Мы погибли в той битве? А может быть, нет?
Нет ответа, и память молчит.
Как же звали тогда и тебя, и меня?
Кем мы были в те давние дни?
В старых песнях, в легендах звучат имена -
Может, нашими были они?
Что за битва была? - Битва Света и Тьмы.
А когда это было? - Давно.
Вспомнить все не сумеем, наверное, мы,
Но и все нам забыть не дано.
Снова память о прошлом всплывает из снов.
Век иной, но я верить хочу:
Если грянет сражение грозное вновь,
Будем биться плечом мы к плечу.
Линдетт на секунду задумалась. Только на секунду.
Но она уже приняла решение.
Дело дрянь, - подумал Ганн, когда понял, что к чему. Он видел похожие ситуации несколько раз, но сейчас… сейчас существовала реальная опасность. Линдетт сама не понимает, что делает, не понимает, на что она собирается согласиться.
Заманчивое предложение. Я тебе все прощу, только иди со мной. А куда? В никуда.
К горизонту. В безвестность. К пределу.
Сны и грезы могут крутить сознанием и разумом как хотят.
Ну, давай же. Протяни руку и ты умрешь. Твое сердце остановится. А ты не почувствуешь.
Потому что сердцу больно от кинжалов внутренних демонов. Ему уже все до свечки, лишь бы избавиться от груза вины. Любым способом.
Тринадцать фигур вокруг Линдетт. Нехорошая цифра.
Вина. Боль. Самопожертвование. Патетично, правда?
Ну уж нет. Тогда он не мог вмешаться, но теперь…
Пальцы сами вычерчивают по воздуху первую руну. Губы сами произносят формулу заклинания. Не голос, шепот.
По ушам ударил далекий мрачный гул. Почти не слышный, больше ощущаемый кончиками пальцев, как будто рядом находится огромная раковина.
Линдетт испуганно обернулась. Призрачный ветер взметнул ее волосы, откинув со лба челку. На щеках девушки еще не высохли слезы.
Сон всколыхнулся, словно в зеркальную гладь воды бросили камень, начал менять очертания, как меняет очертания картина, на которую случайно или намеренно пролили воду. Ганн практически видел, как сон пытается сопротивляться его магии. Пытается сохранить этот темный, холодный зал, мрачные статуи, сохранить воспоминания.
Хм, воспоминания…
Тени, а не воспоминания. Призраки прошлого. Иллюзия, созданная сердцем и разумом. Сон, к которому примешалось что-то еще… Ганн не мог объяснить, что это, мог лишь чувствовать, но готов был поклясться, что это связано с сущностью, голодом, который Линдетт подавляла с того момента, как не дала поглотить Окку.
Бесконечное отчаяние. Холодная ненависть. Первобытный истинкт.
Зачем он ее спасает? Ведь он же знает, знает, что все Пожиратели Духов, все, до единого, погибали. Погибали страшно. Погибали в муках. Но кого это заботило?
Значит, и ей тоже суждено умереть. Но не сейчас, загнав себя в ловушку.
Сейчас он ее вытащит. Дайте только разрушить рамки…
По ушам мягко, но чувствительно ударил странный гул, - то ли шум прибоя, то ли ветра…а может, и то, и другое вместе.
Лица коснулся ветер. Теплый муссон, пахнущий далеким морем. Играл волосами, рвал плащ за спиной. Разрушал стены. Разрушал пределы. Разрушал все вокруг.
Нес с собой покой и безмятежность.
Линдетт испуганно обернулась. Глаза Касавира опасно прищурились.
Бишоп выругался. Ветер был настолько сильным, что едва не сбивал с ног и не нес в своем призрачном течении.
- Кто-то вмешался! – зло выкрикнул Амон Джерро, сейчас похожий не на себя, а на кого-то совсем…иного.
Нет, показалось. Он всегда был таким.
Кара выкрикнула заклинание. Диадема блеснула пламенем, и с руки девушки сорвался сноп ледяных искорок, которые разрастались, преобразовывались в ледяную сферу, которая должна была защищать от ветра.
Почему она использует ледяную магию? Никогда не видела…- хаотично пронеслось в голове Линдетт.
Но ветер лишь взвыл и стал сильнее. В нем слышались сотни, тысячи голосов, сливавшихся в такую какофонию, что проще было сойти с ума, чем слушать это.
Следопыт пошатнулась. Казалось, что ветер вот-вот подхватит ее и унесет. Далеко. За пределы всего, что имеет предел.
Ледяная сфера Кары раскололась на тысячи осколков, которые были тут же подхвачены ветром. Льдинки поблескивали, словно осколки сотен зеркал.
Колдунья слабо охнула, - лед не был ее коньком, и заклятия противоположной стихии давались ей с трудом.
Аммон и Зджаэв пытались создать силовое поле, но сосредоточиться в таких условиях было невозможно. Хотя, казалось, справлялись с ситуациями и посложнее.
Ветер перешел в самый настоящий шторм, который подхватывал, цеплялся за кусочки сна-видения и…растворял их, словно невидимая рука художника уничтожала картину.
Сон стремительно разрушался, стены и колонны таяли. Пол превращался в прах, вода в фонтанах превратилась в водяную пыль, статуи теряли свои привычные очертания.
Но Линдетт этого словно не замечала. Продолжала крепко сжимать Меч Гит в одной руке, кинжал Бишопа – в другой. Ладонь все так же саднило и покалывало, а рукоятка сделалась скользкой от крови.
Новый порыв ветра снова чуть не снес эльфийку с ног.
Но она не обращала внимания на это.
Линдетт с широко раскрытыми от удивления глазами смотрела на Ганна, которым вычерчивал по воздуху знаки, руны, шептал заклинания.
Направлял ветер. Разрушал сон.
Да как он…
Бишоп проследил за взглядом девушки. Взгляд янтарных глаз опасно изменился. Рука медленно потянулась к луку.
- А вот и он, этот сукин сын. Одним ведьминым отродьем станет меньше, – зло прошипел следопыт, доставая стрелу и натягивая ее на тетиву, прицеливаясь.
Нишка ухмыльнулась, расправила плечи, словно стряхивая с них ветер, и достала свои метательные кинжалы. Гробнар пронзительно свистнул. Свист перешел в мелодию, которой Линдетт не знала, но которая стойко навевала ассоциации о смерти.
Остальные пытались бороться с призрачным штормом. Сэнд и Кара творили все новые и новые заклинания, пытаясь помешать ветру. Элани уцепилась за Дэйгуна. Ниваль и Бивил пытались сопротивляться ветру, и у них это пока получилось. А Келгару, казалось, все было нипочем, - он как стоял, оперевшись на свой молот с явно скучающим видом, так и стоял.
- Стой! Бишоп, стой! – крикнула Линдетт, пытаясь перекрыть гул ветра, - Не стреляй!
- С чего это вдруг? – приподнял бровь следопыт, натягивая стрелу так, чтобы она коснулась оперением щеки. Линдетт поняла, что у нее есть несколько секунд, прежде чем стрела будет выпущена и Ганн будет убит. Эльфийка знала, что следопыт редко промахивался. Но был шанс, что стрела при таком ветре не долетит. Но это не приносило утешения.
- Он разрушит тут все, и мы не найдем тебя. Не найдем, понимаешь, Линдетт?! Не верь ему, слышишь?! Не верь иллюзии!
Эльфийка обернулась, встретившись с взглядом Касавира. В призрачном свете глаза казались темно-синими, как чернила. Странно.
- Я никогда не верила в иллюзии, Касавир. Но эта…эта затянулась слишком надолго.
Я…я запуталась.
Девушка не знала, произнесла ли она последнюю фразу вслух или это было мысленно.
Где сон, а где – настоящее?
Линдетт посмотрела на Ганна, с легкой мальчишеской улыбкой державшего их всех в круге из ветра, тумана и какофонии голосов. Вспомнила Сафию, Каэлин.
А вдруг все было не так с самого начала? Вдруг иллюзия – это они трое?
Линдетт снова обернулась. Ветер рвал плащи и одежду ее спутников. На секунду ей показалось, что их очертания размываются, искажаются, словно она смотрела на них через кривую линзу.
Но опять же, показалось. Только показалось.
Нет, даже если это всего лишь сон, я не дам ему его разрушить.
Когда мы спим, и нам снится, что мы умираем, мы просыпаемся. Всегда так было. Падаешь ты в пропасть или тебе воткнули под ребро кинжал – ты просыпаешься, целый и невредимый.
Так пусть валит отсюда на все четыре…
- Не стрелять в него. Я его предупреждала. Он – мой, – спокойно проговорила Линдетт.
Бишоп опустил лук.
- Ну конечно, дамы – вперед.
Линдетт не обратила на колкость никакого внимания. Прошла несколько шагов, сопротивляясь ветру и пытаясь не слушать голоса, звучавшие в нем.
Призрачный шторм бушевал в развалинах Иллефарна.
Я тебя уничтожу, Ганн-из-грез.
Линдетт вскинула Меч Гит, концентрируя всю свою волю только на нем и не обращая внимания на шторм.
В ту же секунду она услышала в своей голове голос, странно похожий на ее, но вовсе не являющийся ее собственным. Слишком отстраненным, потусторонним и холодным он был.
Это не сон. Он – сон. Иллюзия. Галлюцинация, как и Сафия, как и Каэлин, как и духи, как и весь чертов Рашемен. Бред метающегося в горячке человека.
Реальность – одна. И в данном случае она стоит за ней. За ее спиной.
Никто не разрушит то, что было куплено кровью и слезами. А тот, кто попробует это разрушить, - погибнет.
И Линдетт почувствовала, как внутри нее вспыхнула ненависть.
Лезвие меча разбилось на тысячи острых осколков. Управляемые волей Носительницы, они устремились к Ганну.
Пора кончать с этим сном.
Ганну захотелось рассмеяться. Жестко, холодно, горько. Какая же она глупая. Маленькая глупая девочка, которой покажи куклу в виде кошки, и она поверит, что это настоящая кошка.
Как же она ими дорожит…Готова убить его ради них.
А были ли у тебя такие друзья, Ганн?
Но ничего не выйдет. У Линдетт не было дара сноходца, чтобы уметь управлять своим сном.
А он умел.
Ганн улыбнулся уголками губ. Чуть-чуть осталось подождать, пока призрачный шторм не покажет истинные лица. А пока…
Сын ведьмы поймал ладонью ветер, вычертив сложную руну. Секунда – и в его руке тонкий посох, словно созданный из воздушных потоков, навершием которого служил ярко мерцающий зеленый камень.
Меч Линдетт разбился на тысячи осколков. Это еще что такое?
Чисто инстинктивно прочертив перед собой навершием посоха полукруг, создав щит, Ганн смог отбить осколки, и вернуть их назад, в прежнюю форму – форму меча. Не без удовольствия отметил, как на лице эльфийки промелькнуло удивление, сменившееся болью.
Меч, управляемый волей?
Но любую волю можно надломить. Достаточно…
Из защиты Ганн перешел в наступление. Ветер запутывался в волосах, отрезвлял голову, делал мысли четкими. Сын ведьмы всегда любил стихию воздуха.
Молния. Вскинутая рука Линдетт, щит из осколков, ухмылка на худом лице. Волей держа осколки, Линдетт двинулась вперед, к нему, с завидной стойкостью преодолевая ветер.
Ганн удовлетворенно хмыкнул, глядя ей за плечо. Сын ведьмы крутанул призрачным посохом восьмерку, и по щиту Линдетт ударила такая волна наэлектризованного воздуха, что щит развалился на свои составляющие, а сама следопыт упала на пол, словно сломанная кукла.
Внезапно ветер начал стихать. Гул пропал, остался лишь звон в ушах.
Воздушные руны перестали действовать как раз вовремя.
Посох исчез из рук Ганна. Он уже был не нужен, хотя полезное, очень полезное это оружие снов…
Сын ведьмы подошел к эльфийке и присел рядом с ней на корточки:
- А теперь обернись.
В воздухе все так же стоял запах моря.
Больше всего на свете Линдетт хотелось пнуть Ганна. От души. Но удар по щиту получился настолько сильным, что девушка с трудом могла встать, что уж говорить о пинках. Голова раскалывалась. Перед глазами все плыло.
Она валялась на серебряных осколках своего же меча. Удивительно, как они ее не поранили, когда щит обрушился вместе с ней.
В ушах стоял звон, а ветер утих. Или так только кажется?
Иллюзия. Сон.
- А теперь обернись.
К чему это он? Ладно, ей все равно нечего терять.
Я схожу с ума. Я практически безумна и невменяема.
Мысль – молниеносная, хаотичная, - пронеслась в голове и так же исчезла, оставив отпечаток сомнений.
А вдруг она ошиблась?
Девушка, с большим трудом встав на ноги, обернулась.
И застыла в немом изумлении и ужасе.
***
Невервинтер.
Сознание приходило медленно, урывками, словно карабкалось по отвесному утесу. Но приходило, и это радовало.
Линдетт открыла глаза. Веки тут же словно налились свинцом, но эльфийка лишь раскрыла глаза пошире.
Ночь. Лунный свет пробивается через окна и ложится на полу серебряным озером.
Знакомая комната. Знакомый деревянный потолок.
Линдетт с трудом приподнялась на локте, слегка раздраженным движением сняв компресс со лба. В теле господствовала слабость. Хотелось есть и пить.
Осмотрев комнату, эльфийка поняла, что находится у себя. Только вот странно, она совсем не помнила, как сюда попала.
Ей было чудовищно плохо – вот что она помнила. И с каждым днем становилось все хуже и хуже.
А сейчас – нормально. Слабость – это пустяк. Нужно только встать и размять затекшие мышцы…
С некоторым трудом встав на обе ноги, Линдетт покачнулась, но обратно в кровать не вернулась. Ее мучила жажда. Сабли бы свои отдала сейчас за стакан воды.
Не потрудившись даже переодеться – сил бы на это точно не хватило, - Линдетт осторожно вышла из комнаты. Как ни странно, в легких широких штанах и просторной рубашке было не холодно, только пол приятно холодил ноги.
Чуть пошатываясь, стараясь идти бесшумно, как и подобает следопыту (пусть и больному), эльфийка добралась до общего зала таверны. Пара свечей все еще догорали, но зал был пуст.
Слабость понемногу отступала, и Линдетт чувствовала себя уже намного лучше. Сейчас бы только воды. Да. И чего-нибудь поесть. Для счастья больше ничего не надо.
Кое-как найдя в полумраке воду, и налив ее в большую кружку, эльфийка сделала жадный глоток. А потом второй, третий. Вода опьяняла не хуже алкоголя. Слабость понемногу отступала.
Найдя в одной из бочек яблоко, что само по себе было удачей, Линдетт, особо не церемонясь, уселась прямо на барную стойку, свесив ноги. Правда, получилось только со второй попытки, но кого волнует процесс? Ведь главное – результат.
Многие выпивают стакан воды, даже не прочувствовав ее вкуса. Я же смакую каждый ее глоток. Многие не ценят свою жизнь так, как ценю ее я.
Линдетт слабо улыбнулась. Вспомнилось. Эта фраза ее давней наставницы стойко запечатлелась в ее памяти. А ведь Элвин была права, и сейчас эльфийка ее полностью понимала.
- Линдетт? Ты что здесь делаешь?
Девушка, застигнутая врасплох, чуть не свалилась с барной стойки. Чертыхнувшись и кое-как удержав равновесие (и яблоко в руке), она ответила:
- Черт, Касавир, меня же удар хватит! Ну ты и напугал меня. Тоже не спится?
Касавир, прислонившийся к дверному проему и скрестив руки на груди, ухмыльнулся:
- Ну, я бы так не сказал. Просто некоторые, - он выразительно посмотрел на Линдетт, - так громко топают, что я удивляюсь, как сюда не сбежались все остальные.
- Все, пора менять профессию, никуда не гожусь, - театрально закатила глаза девушка и тут же примирительно подняла руки, - Знаю, знаю, мне нельзя вставать, но я не удержалась.
В присутствии Касавира у нее всегда поднималось настроение. И кровь бежала по жилам быстрее, словно в нее вкачали дозу адреналина.
И это казалось таким естественным, что Линдетт не обращала на это внимания.
- Как себя чувствуешь?
- А что со мной было? – чуть нахмурившись, ответила вопросом на вопрос эльфийка.
- Ты не знаешь? – Касавир усмехнулся, словно оценив иронию, - Я удивляюсь, как ты вообще дошла.
Линдетт вздохнула и запустила руку в волосы, взлохмачивая их еще сильнее.
- Лично я свалила все на простуду, которую неудивительно было подхватить, пока мы с Бишопом гнались за гитиянки.
- Наивная… - протянул Касавир, скрестив руки на груди и будто задумавшись, - Мы с Элани никак не могли понять, что с тобой произошло. Ты просто отрубилась в пяти метрах от таверны, и Шандра с Бишопом тебя дотащили до комнаты. Кстати, Шандра рассказала много интересного…
- Как она? – спросила Линдетт.
Касавир хмыкнул:
- Спит, а ты как думаешь? Не хотела отходить от твоей постели, пока ее окончательно не сморила усталость. Но суть не в этом. Она рассказала, причем довольно подробно, что в логове гитиянки был момент, когда ты практически валялась в отключке…из-за осколка внутри тебя. Но Бишоп каким-то образом поставил тебя на ноги. И ты даже смогла убить Зиэйр.
- Я это помню, - сухо заметила девушка, доедая яблоко.
- …Я, да и Элани, впрочем, знаем очень немного зелий, которые могут поставить полубесчувственного человека или эльфа на ноги. Тебе ничего не говорит название «аэльмидорран»?
Линдетт подперла ладонью подбородок, припоминая.
- Староэльфийское что ли? Цветы желтой костяники. А, ну да…из них вроде наркоту гоняют где-то на юге. И ты хочешь сказать…
Касавир посмотрел ей в глаза. Ей всегда становилось немного не по себе от его взгляда, но она никогда не могла отвести глаза. Завораживало.
Васильковое поле в июле.
- Не было выхода. Приходилось рисковать.
- Как ты можешь его оправдывать? Неужели ты не видишь, какой он на самом деле? – в голосе Касавира появились жесткие, стальные нотки.
- Я вижу. И очень даже хорошо. Но поверь, тогда действительно не было выхода. Или выживем все, или все погибнем. Я понимаю, что Бишоп в первую очередь спасал свою шкуру, но…я теперь ему обязана. Пусть даже и получилось так.
- Могло закончиться намного плачевнее, - горько усмехнулся Касавир, - и ты это знаешь. Ты сильнее, чем я думал.
Линдетт едва не вздрогнула. Точно такую же фразу ей недавно, совсем недавно говорил следопыт в логове гитиянки.
Но эльфийка лишь улыбнулась:
- Я приму это за комплимент.
Паладин пожал плечами:
- На твоем месте я бы не недооценивал Бишопа. Он - хищник. Так же хитер и опасен.
- Я запомню это, Касавир. Обязательно запомню.
На улице пошел дождь, барабаня по стеклам, словно по причудливому барабану.
- Свежий воздух. Ну наконец-то, - удовлетворенно произнесла Линдетт, когда она, Касавир и Шандра оказались на небольшой поляне в лесу Невервинтер.
А воздух был действительно свеж. Как всегда бывает после дождя. Хоть и над головой плыли тяжелые тучи, эльфийку это не огорчало. Наоборот, она даже любила такую погоду.
Сейчас она чувствовала себя, словно снова очутилась в далеком детстве, когда Натаниэль впервые начал обучать ее искусству обращения с саблями.
А теперь обучает она. Вместе с Касавиром.
Хоть и Шандра предпочла саблям короткий меч, заявив, что техника боя Линдетт для нее слишком виртуозна, эльфийка лишь пожала плечами. Она-то училась двенадцать лет. Каждый день, до тех пор, пока она будет в состоянии держать сабли в руках, а не тащить их за собой, оставляя на земле тонкие бороздки, Натаниэль заставлял ее учиться. Нет. Она заставляла. Почему-то думала, что когда-нибудь это пригодится.
И пригодилось.
Но база всегда была одна, для любой техники. Движения, шаги, пируэты, классические удары, защита, блоки, парирование. Шандра быстро схватывала на лету, словно и не была всю жизнь крестьянкой. Линдетт предупредила девушку, что если будет пытаться за один день обучиться всему, то завтра просто не встанет с кровати, так все будет болеть. Но Шандра лишь усмехнулась и лихо парировала удар Касавира.
За тренировкой время всегда летело.
- После полупируэта… - в который раз начала Линдетт.
- Защита, - улыбнулась Шандра, - Я запомнила. И где это ты всему научилась? У меня такое ощущение, словно вы с Касавиром учились вместе, хоть и старательно скрываете это. Ты точно из Западной Гавани?
Линдетт рассмеялась. Касавир тоже не сдержал улыбки:
- Линдетт, похоже, тебе верит только Келгар.
- Ну и к черту. Просто у меня были хорошие наставники. Да и я, сколько себя помню, хотела быть следопытом.
- Почему? – казалось, Шандра была удивлена.
Линдетт замялась, чувствуя на себе одновременно пристальный взгляд паладина.
Перед глазами опять встало васильковое поле, которое находилось на окраине Западной Гавани.
Красиво.
- Просто…сколько себя помню, хотела. И не понимала, почему. И противиться желанию не могла. Плыла по течению, вот и все.
Начинал накрапывать дождь. Шандра, взглянув на небо, сказала:
- Ладно, вы как хотите, а я думаю, что мне сегодня хватит. Вы отличные учителя, и я даже не подозревала, что у меня будет получаться. Спасибо вам.
- Погоди благодарить – это первая тренировка, - ухмыльнулась следопыт.
Касавир лукаво прищурился.
- Она имеет в виду, что тебе еще успеет надоесть лязг железа.
- Как любила говорить моя мама: время покажет. Вы еще останетесь? Сейчас же ливень начнется.
- Неа, ветер не тот, - ответила Линдетт, - Касавир, ты остаешься?
- Хороший поединок никогда не бывал лишним, - словно что-то вспомнив, хмыкнул паладин.
Шандра поправила плащ, накидывая капюшон:
- Тогда увидимся во «Фляге».
- Ага.
Ветер слабо взвил полы плаща последней Джерро, прежде чем она устремилась по тропинке назад.
Меч из вороненой стали с искусными гравировками на эфесе поднялся в позицию. Касавир держал оружие правой рукой, наложив «на подбой» левую. Острие клинка слабо поблескивало.
Линдетт криво усмехнулась и тоже встала в начальную позицию – правая рука согнута в локте и заведена назад, острие смотрит на Касавира; левая – выведена вперед, сабля – параллельно земле.
Губы эльфийки снова тронула улыбка. Все так же накрапывал дождь.
Секунда - и ее сабли скрестились, сшиблись с мечом Касавира, пытаясь захватить его в «клещи» и выбить на повороте. Но Касавир тоже не лыком шит – если Линдетт делала ставку на ловкость и внезапность, то он мог ко всему этому прибавить еще и силу.
Меч не дрогнул. Растолкнув сцепленные в «клещи» сабли, Касавир получил преимущество в виде секундного раскрытия защиты эльфийки. Но следопыт в немыслимой дуге ушла от удара и снова перешла внаступление. На этот раз это была настоящая веерная атака, высший пилотаж во владении парным оружием, - Касавиру на мгновение показалось, что слитное, слаженное сверкание лезвий заполонило весь белый свет над его головой. Линдетт атаковала без всяких скидок, четко и уверенно.
Успешно парировав оба удара, при которых ему на мгновение показалось, что сабли словно взвизгнули, Касавир, лихо крутанув «восьмерку-бесконечность», сменил позицию, молниеносно переходя в пируэт и нанося сильные, хлесткие удары, пытаясь найти брешь в защите Линдетт.
На губах Линдетт играла легкая улыбка. Она уворачивалась, умело парировала удары, кружила вокруг паладина, двигаясь легко, бесшумно, в низкой стойке. Удар. Две скрещенные сабли над головой. Блок.
А дождь накрапывает все сильнее. А вдруг следопыт ошиблась, и сегодня действительно пойдет ливень?
Брешь в защите. Круговые подсечки, удары сверху, снизу, боковые, прямые, с разворотами через спину, колящие, рубящие, секущие.
Блеск двух скрещивающихся сабель, снова готовящихся к нападению.
Матовое, приятное поблескивание вороной стали в руке Касавира.
Блок. Скрежет сабли, сбивающейся с мечом паладина. Блеск глаз – серо-стальных и льдисто-васильковых.
Странное сочетание.
На секунду оба – и девушка, и мужчина, - отвлеклись на стаю птиц, испуганно вспорхнувшую к небу.
Через секунду и сабли, и меч снова поменяли позиции.
Касавир и Линдетт снова кружили вокруг друг друга, ища удобную позицию для нападения.
И у обоих на лицах играли слабые улыбки. Такие улыбки бывают у бойцов, которые наконец-то встретили достойного противника.
Линдетт снова поменяла позицию. Адреналин опьянял. Кровь стучала в ушах. Разум был нечеловечески спокоен.
Кружение вокруг друг друга могло продолжаться довольно долго, но эльфийка резко тряхнула волосами, откинув челку со лба, - на секунду Касавир увидел тонкий, словно сделанный скальпелем, шрам, тянувшийся прямой линией ото лба к виску, - и, сделав пару шагов, с силой оттолкнувшись от земли, прыгнула.
Да кто же ее учил?
Похоже, он скоро разделит мнение Шандры, - в деревнях, даже в таких как Западная Гавань, такого не умеют.
Линдетт же, прокрутив красивое акробатическое сальто практически в метре над головой Касавира, ногами оттолкнулась от ствола дерева и приземлилась в трех шагах от паладина. С кошачьей ловкостью и проворством, держа абсолютно нечеловеческий темп, девушка, снова крутя замысловатые и красивые петли своим оружием, собиралась атаковать, надеясь выбить меч из руки Касавира.
Но опоздала на долю секунды.
Вороненый меч Касавира, выписав красивую дугу, обрушился на следопытские сабли с такой силой, что оба эфеса выпали из рук Линдетт, а сама девушка взвизгнула, словно маленькая девочка, потом выругалась, как заправский сапожник, а потом рассмеялась, поднимая руки, опасливо косясь на меч Касавира.
- Все, я сдаюсь, – нарастающий ветер трепал ее волосы, и паладин увидел, что ему тогда не показалось, - ото лба к виску девушки тянулся тонкий шрам. Она всегда прикрывала его косой челкой.
Касавир победно улыбнулся и убрал меч в ножны, как заметила Линдетт, тоже черные.
- Кто тебя так? – Касавир кивнул на шрам.
Линдетт села на поваленное много лет назад молнией дерево. Одну саблю убрала в ножны, а второй принялась задумчиво что-то вычерчивать на мокрой земле.
Касавир не спешил ее с ответом. Он знал, что иногда нужно несколько минут, а то и больше, чтобы ответить на некоторые, казалось бы, простые вопросы.
Как никто знал.
- Хм…я могу тебе рассказать эту забавную историю, но только не здесь. Кажется, этот чертов дождь сейчас перейдет в ливень, так что предлагаю вернуться во «Флягу», где можно спокойно поболтать. На этой погоде все желание рассказывать отбивается.
- Согласен, - хмыкнул Касавир, убирая меч в ножны.
Интерлюдия II
Она вернулась, как они и ждали. Точно к тому же месту, где она и попалась в ловушку.
А у девчонки неплохая память, - подумал Натаниэль, когда он снова увидел грустную улыбку маленькой эльфийки.
Она хотела учиться. Хотела уметь ставить и обходить ловушки, хотела уметь находить забытые лестные тропы и спасительные дорожки в топях. Хотела уметь охотиться, и в то же время понимать зверей. Хотела уметь сражаться, хотела уметь прятаться на виду, хотела быть как они, как Натаниэль и Элвин.
Хотела быть следопытом.
И это слепое «хочу» перекрывало все протесты.
Девчонка быстро научилась ориентироваться в болотистом лесу не только по солнцу, но и по растительности. Исходила вместе с ними лес вдоль и поперек, запомнила, какие тропы ведут в трясину, какие – в горы, а какие – в Западную Гавань.
А потом было самое долгожданное и самое тяжелое. Бой на саблях. На смертоносных, изящно изогнутых саблях, один вид которых вызывал неподдельное восхищение.
Но сначала были тренировки. На выносливость, на дыхалку, на гибкость, на развитие мышц. Бега с препятствиями по болотам, пробежки вокруг леса, охота, лазание по деревьям, - Линдетт была способной, но на первых порах ей было невероятно тяжело. Но она лишь поджимала губы и продолжала учиться. Сама этого хотела. И вскоре это дало плоды.
Началась череда бесконечных тренировок на саблях, в перерывах между которыми они втроем охотились, а потом Линдетт помогала Элвин и Натаниэлю обрабатывать шкуры, которые они потом продавали. А к закату она возвращалась домой, хотя ей намного ближе стал дом следопытов, находящийся глубоко в лесу, чем дом Дэйгуна.
Она приходила. Что-то ела. Что-то говорила. Дэйгун чаще всего находился в состоянии меланхоличной задумчивости. Линдетт привыкла.
Потом поднималась к себе, наверх. Мылась, расчесывала свои длинные, практически черные волосы, которые днем заплетала в косу, одевала мешковатую рубашку и штаны, садилась в небольшое, но удобное кресло, и, взяв первую попавшуюся книгу, читала до тех пор, пока не догорала свеча. А потом ложилась спать.
Единственное полезное – чему ее научили в Западной Гавани – это читать и писать.
А с утра – все заново. Подъем ни свет, ни заря. На окраине леса ее ждал Натаниэль.
И снова – тренировки и охота до заката, разговоры по пути к окраине леса, а потом – домой. К очередной книге. К молчаливому приемному отцу. К обманчиво идеальной Западной Гавани.
По пути домой заходящее солнце всегда слепило ей глаза. То оно было кроваво-красным, что означало перемену погоды в худшую сторону, то оно было словно расплавившаяся золотая монета, разлившаяся по небу. В этом случае следовало ожидать хорошей погоды.
Но Линдетт как-то было плевать. Ее распорядок не изменился бы, даже если начался буран или песчаная буря, что в таких местах как Западная Гавань было невозможно. Климат не тот.
А Натаниэль всегда был неумолим. Как и она.
Наверно, он стал ей вторым отцом. Ближе Элвин и Натаниэля ей не было никого.
И пока она моталась по лесам, она чувствовала себя живой. В Западной Гавани время словно умирало.
Нет, не для нее вся эта жизнь в деревне. Может, она понимала это, когда была семилетней девочкой, увидевшей двух следопытов? Может, она уцепилась за них, как за спасительную ниточку, лишь бы сбежать от этой обыденной жизни?
«Поиграем в следопытов?» - улыбнулся Натаниэль тогда.
«Поиграем».