.расслабься, жизнь - это хаос (с)
Название: Спокойной ночи
Автор: Вайр
Бета: Darkholme
Гамма: Colibri
Пейринг: Саске/Итачи, Шикамару|Саске
Рейтинг: R
Жанр: angst, AU, dark, horror, фантастика, mystic, action, deathfic, ООС – в меру
Размер: миди
Статус: в процессе
Саммари: Только в своих беспокойных снах ты обретешь себя.
Дисклеймер: поиздеваюсь и брошу
Размещение: запрещено.
Предупреждения: много отсылок к играм и некоторым фильмам, попадается геймерский жаргон, кровища, монстры, боевки, шиза и виктимный Итачи. А, и автор нихрена не шарит в звукозаписи, поэтому прошу простить косяки. Размышлизмы, ничего близкого к романсу и флаффу, под конец – записки сумасшедшего. Все. Предупредил.
От автора: весь фик – поединок автора и персонажа. Кто капитулирует первым?
Глава 1 - Звуки тишины
Глава 1. Звуки тишины
How did we get to be this far apart?
I want to be with you, something to share
I want to be here, I'm not there
Как мы могли оказаться так далеко друг от друга?
Я хочу быть с тобою, чем-то делясь с тобою
Я хочу быть тут, но я не здесь
Depeche Mode – Nothing is Impossible
[10 октября, 8.02 АМ. Квартира Саске, жилая комната ]
…старенький телефон очнулся раньше задремавшего Саске, оглушительно завибрировал и зазвонил противным переливом медных колокольчиков, отдающихся в голове гулом расстроенного органа, настойчиво прося и требуя, чтобы его обладатель разлепил уставшие глаза и наконец-то ответил.
Аккорды ре-минор, до-мажор, повторяющиеся до бесконечности в двух коротких строчках, в которых столько всего сказано.
Hello, darkness, my old friend
I want to talk to you again…*
Идеальная целостность плотной серо-черной шипящей тишины была нарушена.
Что-то снилось, что-то такое важное и глупое, что это уже не имело значения. Можно попробовать поймать серую ниточку паутинки распадающегося на призрачные лохмотья сновидения, осторожно потянуть за нее деревянными еле шевелящимися пальцами, боясь порвать, и поймать последний обрывок – яркую картинку, миллисекунду посреди безбрежного и безгоризонтного океана тягучих как черная горячая смола часов, недель и суток.
…сладковатый запах яблок. Зеленых, больших и блестящих, таких, как в рекламе, но не пластмассовых, а настоящих. И – отложившийся где-то в подкорке мозга чуть шипящий звук лезвия, неторопливо снимающего кожуру…
Саске с трудом приоткрыл один глаз, и равнодушно осмотрел видимое пространство. Оно не поменялось, мир вокруг не взорвался, не перевернулся и даже не смеялся в лицо, – экран телевизора все так же показывал одну и ту же тошнотворно яркую картинку, состоящую из миллиардов пикселей, а через жалюзи не пробивался ни один лучик никому не нужного солнечного света. Собственно, а должно ли было что-то поменяться?
Кажется, время остановилось именно здесь.
Саске открыл второй глаз и слегка согнул пальцы на руке. Пальцы уперлись во что-то твердое, из гладкого пластика плавной округлой формы. С кнопочками.
Джойстик. Он опять уснул за очередной видеоигрой, опять уснул за побегом в другую реальность. Не добежал?
Телефон продолжал хрипловато надрываться заунывной раздражающей трелью ре-минора и до-мажора, и Саске решил прекратить его никчемные, никому не нужные страдания, нажав-таки на зеленую кнопку, автоматически включив громкую связь:
- Да.
У Саске хриплый голос, будто прокуренный тысячами сигарет, но это из-за того, что он только что проснулся.
А был ли сон? А есть ли реальность?..
- Саске-е, - флегматично протянули в трубке не менее сонным голосом, - ты опять проспал, что ли?
Учиха, только-только откинувшийся на диванный подлокотник, от которого затекала шея и ныли мышцы, застонал и выругался.
Телефон понимающе хмыкнул.
- Завязывай уже со своими играми, а то уволят нас к чертовой матери. Я перенес встречу на час позже, успеешь, босс?
Саске потягивается и встает, едва не запутавшись в паутине проводов, и снова ругается. Он пребывал в отвратительном расположении духа, впрочем, как и всегда.
- Да, Нара, успею, - наиграно раздраженно отвечает он, выпутывая ноги из пластиковых змеек.
- Отлично, буду ждать в студии. Бывай.
Саске тупо смотрит на экран телефона и рассеянным жестом взъерошивает волосы. Нара – своего напарника Учиха называл только по глупой фамилии, - опять будет едко посмеиваться, говоря, что Саске настолько заперся в своих играх, что уже похож на одного из нереальных персонажей.
Кстати, как его там?
Ноктис Лючи Целлум из Final Fantasy XIII Versus. Точно. Очередной смазливый бисёнен. Что ж, к сожалению, сходство действительно наблюдалось, для этого не надо было быть таким чертовски проницательным, как Шикамару.
Но Учиха Саске не был компьютерным персонажем, - он был реальным. К нему можно прикоснуться и почувствовать. У Саске прохладные руки с чуть выпирающими суставами тонких пальцев – руки геймера, ловкие, чуть нервные, с проступающим рисунком вен. Бледная кожа с намеком на болезненную городскую серость, темные круги под уставшими глазами неопределенного темного цвета. Чуть худощавое телосложение и черные взъерошенные волосы.
Он ничем не отличался от большинства людей своего поколения.
Противоположный пол всегда находил Учиху красивым, не особо заботясь о том, что у Саске скверный, тяжелый характер и вспыльчивый нрав, сгубивший немало перспективных отношений.
Сейчас люди мало интересовали Саске.
Свет мигнул и погас. Экран телевизора, на котором была заставка игры, стал засасывающе-черным, как дыра в пространстве. Маленькая квартирка погрузилась в благодатную тьму.
Опять пробки вылетели. Ну и черт с ними.
Саске прекрасно чувствует себя во тьме. Уже давно.
***
[8.15 AM. Квартира Саске, ванная]
Холодные струи, текущие в темноте и тишине, не отрезвляют и не сбрасывают покров хронической усталости, - они жгут и жалят не хуже газового пламени, но Саске давно разучился что-то чувствовать, лишь привычка жить хоть как-то - осталась.
Ему всего лишь двадцать два года, а его равнодушный взгляд обращен в прошлое, в кромешную тьму, в пыль, в прах, в открытые дверцы шкафов со скелетами.
К сожалению, в этих шкафах нет прохода в Нарнию.
На деревянных кухонных полках вместо сладостей – пестрые ряды антидепрессантов, снотворного, обезболивающего и транквилизаторов. Вместо алкоголя – прозрачные баррикады минеральной и дистиллированной воды вперемежку с питьевыми йогуртами.
Через окна его квартиры никогда не льется солнечный свет – грязные стекла всегда задернуты железными полосками жалюзи, не пропускающим ни одного обманчиво-теплого лучика.
В его телефонной книжке всего два номера. Номер Нара и службы спасения. Ни тот, ни другой Саске не нужен.
Молодой человек выходит из душа, чуть подрагивая от холода. Капли стекают на пол, который мгновенно становится опасно скользким.
Он приводит себя в порядок, мельком смотрится в чуть запотевшее зеркало – скорее по привычке, нежели из интереса. Все равно ни черта не видно.
Одевшись – как всегда, во все черное, - пробежавшись расческой по спутанным волосам, он старается покинуть свою маленькую квартирку, похожую на убежище отшельника, как можно скорее.
Мигнула настольная лампа. Не в первый раз она так делает, даже когда электричества нет. Саске не обращал на этот факт внимания, или просто не хотел обращать.
Когда дверь захлопнулась с негромким звуком, лампа мигнула еще два раза.
***
[8.55 АМ, студия]
Саске появился на пять минут раньше, и в студии пока был только второй участник звукоцеха – пресловутый Нара, который развалился на кресле, запрокинув голову назад и смотря на потолок. Ноги же он пристроил на неподключенном звуковом пульте, что вызвало невероятное раздражение у звукорежиссера.
- Ноги с пульта, Нара, - шикнул на него Саске, очень трепетно относившийся к дорогостоящей технике.
Шикамару, даже не слышавший, как звукорежиссер вошел, едва не свалился со стула от неожиданности, однако многолетняя привычка помогла ему удержаться.
- Ты хоть предупреждай, что явился, а то возник бесшумно, как привидение, - усмехнулся молодой человек, небрежным движением поправляя целостность гладкого хвоста и убирая длинные ноги с контрольного пульта, представлявшего собой огромную темно-серую панель с множеством цветных кнопок, рычажков и мониторов.
Саске безразлично пожал плечами и кинул сумку на потертый кожаный диванчик. Нафиг им был нужен именно кожаный? На нем спать неудобно, а ведь иногда Нара и Учиха проводили по несколько суток в студии, обрабатывая каждый семпл, подбирая новое звучание и накладывая эффекты, и этот предмет мебели стал проклятием их обоих.
На диван вслед за сумкой полетела и черная куртка, накрыв собой, как саваном, темно-зеленый короткий плащ Шикамару. Саске остался в заношенном черном мешковатом свитере и в такого же цвета драных джинсах. Впрочем, здесь всем было плевать, кто как одевается и кто как выглядит.
Нара, сладко зевая, заполнял рабочие журналы, и мельком поглядывал на шефа, который потягивался, как ленивый кот, придерживая то одно запястье, то другое. Если присмотреться, на них можно увидеть несколько тонких, почти незаметных шрамов.
Плохие, очень плохие воспоминания.
Учиха устроился в студию около двух лет назад, еще стажером-студентом, которому нужен был опыт работы в звукозаписывающей сфере. Шикамару никогда не видел, чтобы все схватывали настолько быстро, поэтому не особо удивился, когда новичок по прошествии пары лет стал его шефом.
Правда, начальство очень долго сомневалось, справится ли Учиха с новой должностью. Среди женской половины в главном офисе ходили неприятные для слуха Нары шепотки о личных трагедиях Саске.
Никто не знал, что именно Нара удержал Саске на грани, за которой нет ничего. Он не дал сорваться ему вниз, он помог ему жить дальше.
Но тому, казалось, на все это было плевать – его трагедии никак не отражались на работе, разве что Саске иногда гнал Шику домой, когда они укладывались в график, и работал один.
Единственное – но это уже были издержки профессии, - Саске постоянно просыпал, поэтому Нара взял на себя величайшую ответственность будить шефа на работу. В каком-то роде они были друзьями, очень странными приятелями, и Шикамару не видел ничего зазорного в том, чтобы просто набирать номер Учихи с утра пораньше.
Да и, собственно, не было никакого шефа и подчиненного – в звукоцехе всегда работают по двое, звукорежиссер, кем был Саске, и звукооператор, - стало быть, Нара. Иногда, конечно, заявлялся и композитор, но он и Учиха были в слишком натянутых отношениях, чтобы работать в одной комнате.
Студия состояла из нескольких помещений: контрольная комната с микшерным пультом и мониторами, где они сейчас находились, комнаты для записи, отделенные от них звуконепроницаемым стеклом, и комнаты музыкальных инструментов, название которой говорит само за себя.
А занимались они тем, что записывали саундтреки к видеоиграм. Они помогали людям убегать из реальности.
- Что у нас сегодня по графику? – спрашивает Учиха, поворачивая голову, - Где кофе, кстати?
У них договоренность – и по нечетным дням, каким была среда, Шикамару приносил термос с кофе. Обязательно с молоком и сладкий, не очень крепкий, чтобы можно было пить литрами без эксцессов вроде резких скачков давления.
- Там, в пакете, - неопределенно указывает он на разлапистую вешалку из дешевого ДСП, и закрывает журнал, поставив в последней графе свою подпись – аккуратную и размашистую, чуть размазав чернила гелевой ручки, - У нас сегодня запись струнных и голоса. Потом останется все собрать, и можно сдавать проект вместе с заявами на отпуска.
Саске, помедлив, кивнул. Невозможно было понять, рад он этому или нет. Скорее всего, нет, подумал Шикамару. Скорее всего, весь отпуск проторчит в студии. Или, наконец, выспится.
Хорошо бы приглядеть за ним.
Работа меняла Саске – он словно оживал. Появлялся блеск в мертвых потухших глазах, некоторая нервность в движениях, а иногда губы складывались в улыбку. Он спокойно общается с людьми, остроумно шутит, придумывает новые партии, от которых потом рвет себе волосы на голове композитор, злобно ухмыляется, подкалывает его, Шикамару, - в общем, ведет себя как обычный человек, двинутый на музыке – их профессии.
Постепенно в студии стал появляться народ: вокалисты – молодая светловолосая женщина с приятной улыбкой и смуглый мужчина среднего возраста; гитарист, с которым у Саске быстро завязался оживленный разговор, три улыбчивые скрипачки, которым Шикамару объяснял их цели и задачи на сегодня, забежал и проверил ход дела композитор вместе с парочкой людей из компании разработчиков. Убедившись, что все в порядке и студия укладывается в график, они покинули место – дел и так еще было по горло.
Саске надел наушники и устроился за панелью пульта, готовый строго и придирчиво отслеживать ход записи. Шикамару пристроился рядом, попутно проверив положение всех микрофонов. Все было в полном порядке. Кивнув в ответ на вопросительный взгляд Учихи, Нара тоже надел наушники.
- Все готовы? – спросил Саске через общую связь, ловя взглядом слабые улыбки и ироничные прищуры множества глаз, - Тогда начинаем запись в соответствии с первым треком и далее по плейлисту. Три, два, один…
***
[5.34 PM, студия, контрольная комната]
- На сегодня все, спасибо, - устало произносит Саске, снимая наушники и потирая виски. Шикамару прекрасно понимает это состояние – у него самого голова разрывается от звуков колотушки внутри черепной коробки, а уши, кажется, потеряли чувствительность. Через несколько минут ему станет лучше.
Саске встает со стула и разминает затекшие мышцы плеч и шеи, кивая и прощаясь с музыкантами. Когда они остаются с Шикамару вдвоем, он позволяет себе бессильно упасть на диван, подтянув к себе колени, и закрыть глаза, слушая неспешное течение благословенной тишины.
Нара был менее подвержен к постстимульному утомлению, - явлению, когда слуховая чувствительность уменьшается настолько, что уши перестают различать некоторые частоты вообще. Восстановление идет около шестнадцати часов, - и все это время Саске будет живым трупом без ненужных мыслей.
Никаких ненужных мыслей. Повтор. Никаких неправильных мыслей, никаких таблеток, никаких новых шрамов, никаких душащих горло спазмов и задыхающихся истерик.
Шикамару наливает себе еще чашку подостывшего кофе, и блаженно пьет, рассматривая Саске, напряженного, но спокойного. Так и не скажешь, что парень не живет, а существует на автопилоте.
Пожалуй, Нара бы с удовольствием отказался от этого знания.
Через несколько минут Учиха открывает глаза и встает с дивана. Достает из кармана джинс таблетки от головной боли, наливает себе кофе, запивает, но не глотает пилюлю. С каким-то злым удовольствием разжевывает, будто это сладкая детская аскорбинка.
Шикамару подозревает, что это не так.
Избавление от боли не может быть сладким, оно должно горчить и сжигать полость рта.
- Давай лучше завтра приступим к сборке, - поморщившись, говорит Саске. Ему тоже не улыбалась перспектива торчать всю ночь в студии, когда все можно сделать завтра, на свежую голову.
Нара пожимает плечами.
- Мне пофиг, давай завтра, - соглашается он.
Саске надевает куртку и выправляет капюшон, намереваясь поскорее выбраться на свежий воздух. Нара планирует еще задержаться – не хотелось рано попадать домой.
- Я захвачу несколько семплов, - вдруг говорит Саске и забирает несколько болванок, - есть пара идей по их обработке.
- Как скажешь, босс, - кивает Нара, зевая и отключая аппаратуру ленивыми неторопливыми движениями.
Они прощаются коротким рукопожатием, и Учиха оставляет Шикамару одного.
***
[9.08 PM, Квартира Саске, прихожая и жилая комната]
В квартире было что-то не так – Саске понял это, едва переступил порог. В воздухе стоял резкий освежающий запах озона, как после сильной грозы.
Учиха скидывает одежду и сумку, не заботясь о порядке, и проходит в жилую комнату. Изумленно останавливается в проеме, будто натолкнувшись на стеклянную стену.
В квартире самый настоящий разгром, словно кто-то что-то искал, - но что можно было искать в квартире Саске? Диванные подушки сброшены на пол, стопки дисков и болванок поблескивают в полутьме, разбросанные по всей комнате, стол перевернут, книги скинуты с полок на пол.
Саске неуверенно делает шаг, и слышит, как что-то треснуло под ногами. Фотография в рамке, которая всегда лежала на столе изображением вниз. Как она оказалась на другом конце комнаты?
Учиха осторожно поднимает и рассматривает изображение под расколотыми стеклами, где он запечатлен с двумя своими лучшими друзьями. Но его взгляд приковывает лампочка, которая все так же мигает в темноте. Ее свет кажется очень ярким, слепящим, неприятным.
Саске нажимает на кнопку выключателя, - и слышит шипение и треск, исходящий от всей техники. Резкий, оглушающий, неприятный свист. Выключает – громкий щелчок – и наступает тишина, нарушаемая лишь слабым звуком помигивания все той же неисправной настольной лампы.
- Какого черта? – спрашивает Саске самого себя в лучших интонационных традициях Генри Таунсенда**. В чем-то они были похожи с этим персонажем. Может, тем, что они оба – пофигистичные интроверты, не удивляющиеся ничему?
Саске не знает, как объяснить то, что здесь произошло – на двери ни следа взлома, ничего вроде бы не пропало, окна закрыты, хотя какая разница – все равно пятнадцатый этаж, не забраться.
Саске чувствует растерянность. Это очень странное чувство, сбивающее с толку.
Он снова включает свет. Выключатель тяжело щелкает. Тишина продолжает давить на уши. Техника не фонит, как в прошлый раз.
«Не могло же мне показаться?»
Один осколок рамки, которая до сих пор крепко сжималась пальцами, падает вниз, порождая громкий, ни черта не мелодичный звон, заставляя переключить внимание на предмет в руке.
Саске осторожно и бережно вытаскивает фотографию из осколков и рассматривает ее, словно видит в первый раз. На фотографии - Наруто, Сакура и он.
Он только что пришел от них – вернее, от мемориальной таблички, под которой нет тел.
Сегодня день рождения его лучшего друга, звонкий заразительный смех которого он не услышит никогда. Они не будут вместе выпивать по пятницам, и Саске не будет приходить на воскресный обед к Сакуре и Наруто, непривычной для слуха чете Узумаки.
Двое его друзей, с которыми он вырос вместе, с которыми он прошел огонь, воду и медные трубы, горести, радости и ссоры, не будут с ним никогда.
Его единственные друзья, бешеные фанаты сноуборда, две искры яркого пламени жизни, погребены под белоснежной лавиной, которая сошла именно тогда, когда молодожены отдыхали на одном из популярных зимних курортов.
Их тела так и не нашли.
Прошло уже полгода. И год с того рокового момента, как Саске лишился последнего родного человека.
Можно называть это как угодно – судьбой, кармой, предназначением, проклятием – суть от этого не изменится, короткие жизни не вернутся назад, а стрелки часов не повернутся вспять. Нет такого лекарства, которое поднимало бы мертвых.
Саске осматривает вещи, погруженный в свои невеселые мысли. В комнате приятный давящий полумрак, - лишь изредка мигает лампочка. Из-за скачков напряжения, больше не из-за чего.
Здесь столько аппаратуры, что неудивительно, что пробки постоянно вылетают, техника фонит и плохо ловит связь.
Парень осматривает остальные комнаты, и видит, что пропала только одна вещь. Не важная, не имеющая своей собственной ценности для чужого человека. Имеющая ценность только для Саске.
Пропала единственная фотография Итачи, которая у него была.
Обнаружение этого дает нехорошие предчувствия. Саске обыскивает квартиру еще раз, но фотографии нет. Парень уже уверен, что не найдет ее – несмотря на страшный беспорядок, он прекрасно знал, где какая вещь лежит.
Фотография Итачи всегда лежала на третьей полке, изображением вниз, чуть левее книги о группе Depeche Mode.
Сейчас ее там нет. И не будет. Потому что она пропала.
Саске сделал единственное, что он мог сделать в данной ситуации – он позвонил копам.
Он не сказал им, что пропало. Он сказал, что все на месте, но в квартире явно кто-то был.
Копов было двое – молодая женщина-лейтенант, прямо на ходу жующая тошнотворно-сладкое данго в отвратительном кленовом сиропе, так сказать, не отходя от кассы и не отвлекаясь от работы, и мужчина лет тридцати-тридцати пяти с чуть заметным шрамом, пересекающим глаз точно посередине.
Они вяло переругивались друг с другом, составляя протокол, и Саске чуть заметно морщился – к ушной боли прибавилась еще и головная, а это значит, что ему обеспечена еще одна прекрасная ночь в компании панадола и амидопирина***.
Стандартные процедуры – вопросы типа «Не замечали ли вы в последнее время странных событий», «Есть ли у вас недоброжелатели или какие-то подозрения, кто это мог быть», снятие отпечатков пальцев и следов…
Все это порядком утомляло и без того уставшего Учиху.
- Точно ничего не пропало? – в десятый раз спрашивает лейтенант полиции, сверля Саске взглядом «как вы меня все достали».
Саске вздыхает, как вздыхают люди, упорно пытающиеся объяснить детям простейшие вещи, и отвечает.
- Нет, ничего.
- Тогда что мы здесь делаем? – приподнимает бровь мужчина, выражая вежливое удивление, - Поехали отсюда, Анко, тут делать нечего.
Когда полицейские все-таки покинули его квартиру, Саске блаженно прислонился к двери и вздохнул с облегчением.
Он снова почувствовал, какой же он социопат.
Ему никто не нужен.
И он никому не нужен.
***
[11.47 PM, Квартира Саске, жилая комната]
- Ну что, Саске, я поздравляю тебя, - иронично протянула трубка сонным голосом Шикамару, - у тебя призраки в квартире. Или полтергейст, или барабашка, или еще какая хрень…
Саске раздраженно фыркнул, зло кидая ни в чем не повинные пушистые диванные подушки на место.
- Кончай издеваться, Нара. Не смешно.
Шикамару отрывисто рассмеялся. Будто залаял.
- Слушай, а вдруг это какая-нибудь из твоих подружек? Но просто…немного мертвая, и мстит тебе за испорченный уик-енд, когда вы…
- Нара, заткнись.
- Я тебе настроение поднимаю, а ты этого понять не хочешь. Но ты подумай насчет полтергейста.
- Ты же не веришь в эту чушь, или я что-то пропустил?
- Конечно, - согласился Нара, - и в пришельцев не верю. И в Бога, раз на то пошло. Но чем черт не шутит, как говорится. Помнишь «Паранормальное явление»?
- К черту все. Никакие барабашки не помешают мне выспаться. Ай, чтоб тебя!
- Что, о призрака споткнулся?
- Нет, - Саске наклонился и поднял знакомый предмет, на который едва не наступил, - Тут мой старый диктофон, я его едва не раздавил.
- Раз ты говоришь старый, значит, ему по меньшей мере лет двадцать. Выкинь эту развалюху и иди спать, наконец. У меня уже глаза слипаются.
- Отбой тогда, - безэмоционально произнес Саске, вертя в руках прямоугольный предмет.
Вроде бы у него оставалось несколько звукочувствительных аудиокассет.
Чем черт не шутит, может, стоит попробовать?
Он нажал на красную кнопку на телефоне и присел на диван, не выпуская из рук диктофон. Нашел в ящике кассету, которой должно хватить часов на шесть. Поехали.
Саске включил диктофон и пошел на кухню – нужно выпить таблетки, которые не только притупляют боль, но и избавляют от сновидений, где он в панике мечется по лабиринту стеклянных небоскребов…и ищет.
Что? Кого?..
Ответы на свои невысказанные вопросы.
А есть ответ? А был ли вопрос?..
Лампочка мигнула три раза и погасла.
***
[2.27 AM, Квартира Саске, жилая комната и кухня]
Саске мирно спал, завернувшись в тонкий плед и вцепившись в него пальцами по старой детской привычке. Кассета тихо крутилась в диктофоне, фиксируя его почти неслышное дыхание.
На кухне слышались чьи-то осторожные шаги…
________________________________________________________________
*отрывок из песни “The Sound of Silence” в исполнении Simon & Garfunkel. Можно услышать в саундтреке к фильму «Хранители».
Привет, мрак, мой старый друг,
Я снова хочу с тобой поговорить…
**Генри Таунсенд – главный герой четвертого Silent Hill, молодой фотограф, оказавшийся запертым в собственной квартире и не имеющий возможности выбраться. Фирменная его фразочка – флегматичное «What the hell?» или «Какого черта?»
***панадол и амидопирин – анальгетики.
Автор: Вайр
Бета: Darkholme
Гамма: Colibri
Пейринг: Саске/Итачи, Шикамару|Саске
Рейтинг: R
Жанр: angst, AU, dark, horror, фантастика, mystic, action, deathfic, ООС – в меру
Размер: миди
Статус: в процессе
Саммари: Только в своих беспокойных снах ты обретешь себя.
Дисклеймер: поиздеваюсь и брошу
Размещение: запрещено.
Предупреждения: много отсылок к играм и некоторым фильмам, попадается геймерский жаргон, кровища, монстры, боевки, шиза и виктимный Итачи. А, и автор нихрена не шарит в звукозаписи, поэтому прошу простить косяки. Размышлизмы, ничего близкого к романсу и флаффу, под конец – записки сумасшедшего. Все. Предупредил.
От автора: весь фик – поединок автора и персонажа. Кто капитулирует первым?
Глава 1 - Звуки тишины
Глава 1. Звуки тишины
How did we get to be this far apart?
I want to be with you, something to share
I want to be here, I'm not there
Как мы могли оказаться так далеко друг от друга?
Я хочу быть с тобою, чем-то делясь с тобою
Я хочу быть тут, но я не здесь
Depeche Mode – Nothing is Impossible
[10 октября, 8.02 АМ. Квартира Саске, жилая комната ]
…старенький телефон очнулся раньше задремавшего Саске, оглушительно завибрировал и зазвонил противным переливом медных колокольчиков, отдающихся в голове гулом расстроенного органа, настойчиво прося и требуя, чтобы его обладатель разлепил уставшие глаза и наконец-то ответил.
Аккорды ре-минор, до-мажор, повторяющиеся до бесконечности в двух коротких строчках, в которых столько всего сказано.
Hello, darkness, my old friend
I want to talk to you again…*
Идеальная целостность плотной серо-черной шипящей тишины была нарушена.
Что-то снилось, что-то такое важное и глупое, что это уже не имело значения. Можно попробовать поймать серую ниточку паутинки распадающегося на призрачные лохмотья сновидения, осторожно потянуть за нее деревянными еле шевелящимися пальцами, боясь порвать, и поймать последний обрывок – яркую картинку, миллисекунду посреди безбрежного и безгоризонтного океана тягучих как черная горячая смола часов, недель и суток.
…сладковатый запах яблок. Зеленых, больших и блестящих, таких, как в рекламе, но не пластмассовых, а настоящих. И – отложившийся где-то в подкорке мозга чуть шипящий звук лезвия, неторопливо снимающего кожуру…
Саске с трудом приоткрыл один глаз, и равнодушно осмотрел видимое пространство. Оно не поменялось, мир вокруг не взорвался, не перевернулся и даже не смеялся в лицо, – экран телевизора все так же показывал одну и ту же тошнотворно яркую картинку, состоящую из миллиардов пикселей, а через жалюзи не пробивался ни один лучик никому не нужного солнечного света. Собственно, а должно ли было что-то поменяться?
Кажется, время остановилось именно здесь.
Саске открыл второй глаз и слегка согнул пальцы на руке. Пальцы уперлись во что-то твердое, из гладкого пластика плавной округлой формы. С кнопочками.
Джойстик. Он опять уснул за очередной видеоигрой, опять уснул за побегом в другую реальность. Не добежал?
Телефон продолжал хрипловато надрываться заунывной раздражающей трелью ре-минора и до-мажора, и Саске решил прекратить его никчемные, никому не нужные страдания, нажав-таки на зеленую кнопку, автоматически включив громкую связь:
- Да.
У Саске хриплый голос, будто прокуренный тысячами сигарет, но это из-за того, что он только что проснулся.
А был ли сон? А есть ли реальность?..
- Саске-е, - флегматично протянули в трубке не менее сонным голосом, - ты опять проспал, что ли?
Учиха, только-только откинувшийся на диванный подлокотник, от которого затекала шея и ныли мышцы, застонал и выругался.
Телефон понимающе хмыкнул.
- Завязывай уже со своими играми, а то уволят нас к чертовой матери. Я перенес встречу на час позже, успеешь, босс?
Саске потягивается и встает, едва не запутавшись в паутине проводов, и снова ругается. Он пребывал в отвратительном расположении духа, впрочем, как и всегда.
- Да, Нара, успею, - наиграно раздраженно отвечает он, выпутывая ноги из пластиковых змеек.
- Отлично, буду ждать в студии. Бывай.
Саске тупо смотрит на экран телефона и рассеянным жестом взъерошивает волосы. Нара – своего напарника Учиха называл только по глупой фамилии, - опять будет едко посмеиваться, говоря, что Саске настолько заперся в своих играх, что уже похож на одного из нереальных персонажей.
Кстати, как его там?
Ноктис Лючи Целлум из Final Fantasy XIII Versus. Точно. Очередной смазливый бисёнен. Что ж, к сожалению, сходство действительно наблюдалось, для этого не надо было быть таким чертовски проницательным, как Шикамару.
Но Учиха Саске не был компьютерным персонажем, - он был реальным. К нему можно прикоснуться и почувствовать. У Саске прохладные руки с чуть выпирающими суставами тонких пальцев – руки геймера, ловкие, чуть нервные, с проступающим рисунком вен. Бледная кожа с намеком на болезненную городскую серость, темные круги под уставшими глазами неопределенного темного цвета. Чуть худощавое телосложение и черные взъерошенные волосы.
Он ничем не отличался от большинства людей своего поколения.
Противоположный пол всегда находил Учиху красивым, не особо заботясь о том, что у Саске скверный, тяжелый характер и вспыльчивый нрав, сгубивший немало перспективных отношений.
Сейчас люди мало интересовали Саске.
Свет мигнул и погас. Экран телевизора, на котором была заставка игры, стал засасывающе-черным, как дыра в пространстве. Маленькая квартирка погрузилась в благодатную тьму.
Опять пробки вылетели. Ну и черт с ними.
Саске прекрасно чувствует себя во тьме. Уже давно.
***
[8.15 AM. Квартира Саске, ванная]
Холодные струи, текущие в темноте и тишине, не отрезвляют и не сбрасывают покров хронической усталости, - они жгут и жалят не хуже газового пламени, но Саске давно разучился что-то чувствовать, лишь привычка жить хоть как-то - осталась.
Ему всего лишь двадцать два года, а его равнодушный взгляд обращен в прошлое, в кромешную тьму, в пыль, в прах, в открытые дверцы шкафов со скелетами.
К сожалению, в этих шкафах нет прохода в Нарнию.
На деревянных кухонных полках вместо сладостей – пестрые ряды антидепрессантов, снотворного, обезболивающего и транквилизаторов. Вместо алкоголя – прозрачные баррикады минеральной и дистиллированной воды вперемежку с питьевыми йогуртами.
Через окна его квартиры никогда не льется солнечный свет – грязные стекла всегда задернуты железными полосками жалюзи, не пропускающим ни одного обманчиво-теплого лучика.
В его телефонной книжке всего два номера. Номер Нара и службы спасения. Ни тот, ни другой Саске не нужен.
Молодой человек выходит из душа, чуть подрагивая от холода. Капли стекают на пол, который мгновенно становится опасно скользким.
Он приводит себя в порядок, мельком смотрится в чуть запотевшее зеркало – скорее по привычке, нежели из интереса. Все равно ни черта не видно.
Одевшись – как всегда, во все черное, - пробежавшись расческой по спутанным волосам, он старается покинуть свою маленькую квартирку, похожую на убежище отшельника, как можно скорее.
Мигнула настольная лампа. Не в первый раз она так делает, даже когда электричества нет. Саске не обращал на этот факт внимания, или просто не хотел обращать.
Когда дверь захлопнулась с негромким звуком, лампа мигнула еще два раза.
***
[8.55 АМ, студия]
Саске появился на пять минут раньше, и в студии пока был только второй участник звукоцеха – пресловутый Нара, который развалился на кресле, запрокинув голову назад и смотря на потолок. Ноги же он пристроил на неподключенном звуковом пульте, что вызвало невероятное раздражение у звукорежиссера.
- Ноги с пульта, Нара, - шикнул на него Саске, очень трепетно относившийся к дорогостоящей технике.
Шикамару, даже не слышавший, как звукорежиссер вошел, едва не свалился со стула от неожиданности, однако многолетняя привычка помогла ему удержаться.
- Ты хоть предупреждай, что явился, а то возник бесшумно, как привидение, - усмехнулся молодой человек, небрежным движением поправляя целостность гладкого хвоста и убирая длинные ноги с контрольного пульта, представлявшего собой огромную темно-серую панель с множеством цветных кнопок, рычажков и мониторов.
Саске безразлично пожал плечами и кинул сумку на потертый кожаный диванчик. Нафиг им был нужен именно кожаный? На нем спать неудобно, а ведь иногда Нара и Учиха проводили по несколько суток в студии, обрабатывая каждый семпл, подбирая новое звучание и накладывая эффекты, и этот предмет мебели стал проклятием их обоих.
На диван вслед за сумкой полетела и черная куртка, накрыв собой, как саваном, темно-зеленый короткий плащ Шикамару. Саске остался в заношенном черном мешковатом свитере и в такого же цвета драных джинсах. Впрочем, здесь всем было плевать, кто как одевается и кто как выглядит.
Нара, сладко зевая, заполнял рабочие журналы, и мельком поглядывал на шефа, который потягивался, как ленивый кот, придерживая то одно запястье, то другое. Если присмотреться, на них можно увидеть несколько тонких, почти незаметных шрамов.
Плохие, очень плохие воспоминания.
Учиха устроился в студию около двух лет назад, еще стажером-студентом, которому нужен был опыт работы в звукозаписывающей сфере. Шикамару никогда не видел, чтобы все схватывали настолько быстро, поэтому не особо удивился, когда новичок по прошествии пары лет стал его шефом.
Правда, начальство очень долго сомневалось, справится ли Учиха с новой должностью. Среди женской половины в главном офисе ходили неприятные для слуха Нары шепотки о личных трагедиях Саске.
Никто не знал, что именно Нара удержал Саске на грани, за которой нет ничего. Он не дал сорваться ему вниз, он помог ему жить дальше.
Но тому, казалось, на все это было плевать – его трагедии никак не отражались на работе, разве что Саске иногда гнал Шику домой, когда они укладывались в график, и работал один.
Единственное – но это уже были издержки профессии, - Саске постоянно просыпал, поэтому Нара взял на себя величайшую ответственность будить шефа на работу. В каком-то роде они были друзьями, очень странными приятелями, и Шикамару не видел ничего зазорного в том, чтобы просто набирать номер Учихи с утра пораньше.
Да и, собственно, не было никакого шефа и подчиненного – в звукоцехе всегда работают по двое, звукорежиссер, кем был Саске, и звукооператор, - стало быть, Нара. Иногда, конечно, заявлялся и композитор, но он и Учиха были в слишком натянутых отношениях, чтобы работать в одной комнате.
Студия состояла из нескольких помещений: контрольная комната с микшерным пультом и мониторами, где они сейчас находились, комнаты для записи, отделенные от них звуконепроницаемым стеклом, и комнаты музыкальных инструментов, название которой говорит само за себя.
А занимались они тем, что записывали саундтреки к видеоиграм. Они помогали людям убегать из реальности.
- Что у нас сегодня по графику? – спрашивает Учиха, поворачивая голову, - Где кофе, кстати?
У них договоренность – и по нечетным дням, каким была среда, Шикамару приносил термос с кофе. Обязательно с молоком и сладкий, не очень крепкий, чтобы можно было пить литрами без эксцессов вроде резких скачков давления.
- Там, в пакете, - неопределенно указывает он на разлапистую вешалку из дешевого ДСП, и закрывает журнал, поставив в последней графе свою подпись – аккуратную и размашистую, чуть размазав чернила гелевой ручки, - У нас сегодня запись струнных и голоса. Потом останется все собрать, и можно сдавать проект вместе с заявами на отпуска.
Саске, помедлив, кивнул. Невозможно было понять, рад он этому или нет. Скорее всего, нет, подумал Шикамару. Скорее всего, весь отпуск проторчит в студии. Или, наконец, выспится.
Хорошо бы приглядеть за ним.
Работа меняла Саске – он словно оживал. Появлялся блеск в мертвых потухших глазах, некоторая нервность в движениях, а иногда губы складывались в улыбку. Он спокойно общается с людьми, остроумно шутит, придумывает новые партии, от которых потом рвет себе волосы на голове композитор, злобно ухмыляется, подкалывает его, Шикамару, - в общем, ведет себя как обычный человек, двинутый на музыке – их профессии.
Постепенно в студии стал появляться народ: вокалисты – молодая светловолосая женщина с приятной улыбкой и смуглый мужчина среднего возраста; гитарист, с которым у Саске быстро завязался оживленный разговор, три улыбчивые скрипачки, которым Шикамару объяснял их цели и задачи на сегодня, забежал и проверил ход дела композитор вместе с парочкой людей из компании разработчиков. Убедившись, что все в порядке и студия укладывается в график, они покинули место – дел и так еще было по горло.
Саске надел наушники и устроился за панелью пульта, готовый строго и придирчиво отслеживать ход записи. Шикамару пристроился рядом, попутно проверив положение всех микрофонов. Все было в полном порядке. Кивнув в ответ на вопросительный взгляд Учихи, Нара тоже надел наушники.
- Все готовы? – спросил Саске через общую связь, ловя взглядом слабые улыбки и ироничные прищуры множества глаз, - Тогда начинаем запись в соответствии с первым треком и далее по плейлисту. Три, два, один…
***
[5.34 PM, студия, контрольная комната]
- На сегодня все, спасибо, - устало произносит Саске, снимая наушники и потирая виски. Шикамару прекрасно понимает это состояние – у него самого голова разрывается от звуков колотушки внутри черепной коробки, а уши, кажется, потеряли чувствительность. Через несколько минут ему станет лучше.
Саске встает со стула и разминает затекшие мышцы плеч и шеи, кивая и прощаясь с музыкантами. Когда они остаются с Шикамару вдвоем, он позволяет себе бессильно упасть на диван, подтянув к себе колени, и закрыть глаза, слушая неспешное течение благословенной тишины.
Нара был менее подвержен к постстимульному утомлению, - явлению, когда слуховая чувствительность уменьшается настолько, что уши перестают различать некоторые частоты вообще. Восстановление идет около шестнадцати часов, - и все это время Саске будет живым трупом без ненужных мыслей.
Никаких ненужных мыслей. Повтор. Никаких неправильных мыслей, никаких таблеток, никаких новых шрамов, никаких душащих горло спазмов и задыхающихся истерик.
Шикамару наливает себе еще чашку подостывшего кофе, и блаженно пьет, рассматривая Саске, напряженного, но спокойного. Так и не скажешь, что парень не живет, а существует на автопилоте.
Пожалуй, Нара бы с удовольствием отказался от этого знания.
Через несколько минут Учиха открывает глаза и встает с дивана. Достает из кармана джинс таблетки от головной боли, наливает себе кофе, запивает, но не глотает пилюлю. С каким-то злым удовольствием разжевывает, будто это сладкая детская аскорбинка.
Шикамару подозревает, что это не так.
Избавление от боли не может быть сладким, оно должно горчить и сжигать полость рта.
- Давай лучше завтра приступим к сборке, - поморщившись, говорит Саске. Ему тоже не улыбалась перспектива торчать всю ночь в студии, когда все можно сделать завтра, на свежую голову.
Нара пожимает плечами.
- Мне пофиг, давай завтра, - соглашается он.
Саске надевает куртку и выправляет капюшон, намереваясь поскорее выбраться на свежий воздух. Нара планирует еще задержаться – не хотелось рано попадать домой.
- Я захвачу несколько семплов, - вдруг говорит Саске и забирает несколько болванок, - есть пара идей по их обработке.
- Как скажешь, босс, - кивает Нара, зевая и отключая аппаратуру ленивыми неторопливыми движениями.
Они прощаются коротким рукопожатием, и Учиха оставляет Шикамару одного.
***
[9.08 PM, Квартира Саске, прихожая и жилая комната]
В квартире было что-то не так – Саске понял это, едва переступил порог. В воздухе стоял резкий освежающий запах озона, как после сильной грозы.
Учиха скидывает одежду и сумку, не заботясь о порядке, и проходит в жилую комнату. Изумленно останавливается в проеме, будто натолкнувшись на стеклянную стену.
В квартире самый настоящий разгром, словно кто-то что-то искал, - но что можно было искать в квартире Саске? Диванные подушки сброшены на пол, стопки дисков и болванок поблескивают в полутьме, разбросанные по всей комнате, стол перевернут, книги скинуты с полок на пол.
Саске неуверенно делает шаг, и слышит, как что-то треснуло под ногами. Фотография в рамке, которая всегда лежала на столе изображением вниз. Как она оказалась на другом конце комнаты?
Учиха осторожно поднимает и рассматривает изображение под расколотыми стеклами, где он запечатлен с двумя своими лучшими друзьями. Но его взгляд приковывает лампочка, которая все так же мигает в темноте. Ее свет кажется очень ярким, слепящим, неприятным.
Саске нажимает на кнопку выключателя, - и слышит шипение и треск, исходящий от всей техники. Резкий, оглушающий, неприятный свист. Выключает – громкий щелчок – и наступает тишина, нарушаемая лишь слабым звуком помигивания все той же неисправной настольной лампы.
- Какого черта? – спрашивает Саске самого себя в лучших интонационных традициях Генри Таунсенда**. В чем-то они были похожи с этим персонажем. Может, тем, что они оба – пофигистичные интроверты, не удивляющиеся ничему?
Саске не знает, как объяснить то, что здесь произошло – на двери ни следа взлома, ничего вроде бы не пропало, окна закрыты, хотя какая разница – все равно пятнадцатый этаж, не забраться.
Саске чувствует растерянность. Это очень странное чувство, сбивающее с толку.
Он снова включает свет. Выключатель тяжело щелкает. Тишина продолжает давить на уши. Техника не фонит, как в прошлый раз.
«Не могло же мне показаться?»
Один осколок рамки, которая до сих пор крепко сжималась пальцами, падает вниз, порождая громкий, ни черта не мелодичный звон, заставляя переключить внимание на предмет в руке.
Саске осторожно и бережно вытаскивает фотографию из осколков и рассматривает ее, словно видит в первый раз. На фотографии - Наруто, Сакура и он.
Он только что пришел от них – вернее, от мемориальной таблички, под которой нет тел.
Сегодня день рождения его лучшего друга, звонкий заразительный смех которого он не услышит никогда. Они не будут вместе выпивать по пятницам, и Саске не будет приходить на воскресный обед к Сакуре и Наруто, непривычной для слуха чете Узумаки.
Двое его друзей, с которыми он вырос вместе, с которыми он прошел огонь, воду и медные трубы, горести, радости и ссоры, не будут с ним никогда.
Его единственные друзья, бешеные фанаты сноуборда, две искры яркого пламени жизни, погребены под белоснежной лавиной, которая сошла именно тогда, когда молодожены отдыхали на одном из популярных зимних курортов.
Их тела так и не нашли.
Прошло уже полгода. И год с того рокового момента, как Саске лишился последнего родного человека.
Можно называть это как угодно – судьбой, кармой, предназначением, проклятием – суть от этого не изменится, короткие жизни не вернутся назад, а стрелки часов не повернутся вспять. Нет такого лекарства, которое поднимало бы мертвых.
Саске осматривает вещи, погруженный в свои невеселые мысли. В комнате приятный давящий полумрак, - лишь изредка мигает лампочка. Из-за скачков напряжения, больше не из-за чего.
Здесь столько аппаратуры, что неудивительно, что пробки постоянно вылетают, техника фонит и плохо ловит связь.
Парень осматривает остальные комнаты, и видит, что пропала только одна вещь. Не важная, не имеющая своей собственной ценности для чужого человека. Имеющая ценность только для Саске.
Пропала единственная фотография Итачи, которая у него была.
Обнаружение этого дает нехорошие предчувствия. Саске обыскивает квартиру еще раз, но фотографии нет. Парень уже уверен, что не найдет ее – несмотря на страшный беспорядок, он прекрасно знал, где какая вещь лежит.
Фотография Итачи всегда лежала на третьей полке, изображением вниз, чуть левее книги о группе Depeche Mode.
Сейчас ее там нет. И не будет. Потому что она пропала.
Саске сделал единственное, что он мог сделать в данной ситуации – он позвонил копам.
Он не сказал им, что пропало. Он сказал, что все на месте, но в квартире явно кто-то был.
Копов было двое – молодая женщина-лейтенант, прямо на ходу жующая тошнотворно-сладкое данго в отвратительном кленовом сиропе, так сказать, не отходя от кассы и не отвлекаясь от работы, и мужчина лет тридцати-тридцати пяти с чуть заметным шрамом, пересекающим глаз точно посередине.
Они вяло переругивались друг с другом, составляя протокол, и Саске чуть заметно морщился – к ушной боли прибавилась еще и головная, а это значит, что ему обеспечена еще одна прекрасная ночь в компании панадола и амидопирина***.
Стандартные процедуры – вопросы типа «Не замечали ли вы в последнее время странных событий», «Есть ли у вас недоброжелатели или какие-то подозрения, кто это мог быть», снятие отпечатков пальцев и следов…
Все это порядком утомляло и без того уставшего Учиху.
- Точно ничего не пропало? – в десятый раз спрашивает лейтенант полиции, сверля Саске взглядом «как вы меня все достали».
Саске вздыхает, как вздыхают люди, упорно пытающиеся объяснить детям простейшие вещи, и отвечает.
- Нет, ничего.
- Тогда что мы здесь делаем? – приподнимает бровь мужчина, выражая вежливое удивление, - Поехали отсюда, Анко, тут делать нечего.
Когда полицейские все-таки покинули его квартиру, Саске блаженно прислонился к двери и вздохнул с облегчением.
Он снова почувствовал, какой же он социопат.
Ему никто не нужен.
И он никому не нужен.
***
[11.47 PM, Квартира Саске, жилая комната]
- Ну что, Саске, я поздравляю тебя, - иронично протянула трубка сонным голосом Шикамару, - у тебя призраки в квартире. Или полтергейст, или барабашка, или еще какая хрень…
Саске раздраженно фыркнул, зло кидая ни в чем не повинные пушистые диванные подушки на место.
- Кончай издеваться, Нара. Не смешно.
Шикамару отрывисто рассмеялся. Будто залаял.
- Слушай, а вдруг это какая-нибудь из твоих подружек? Но просто…немного мертвая, и мстит тебе за испорченный уик-енд, когда вы…
- Нара, заткнись.
- Я тебе настроение поднимаю, а ты этого понять не хочешь. Но ты подумай насчет полтергейста.
- Ты же не веришь в эту чушь, или я что-то пропустил?
- Конечно, - согласился Нара, - и в пришельцев не верю. И в Бога, раз на то пошло. Но чем черт не шутит, как говорится. Помнишь «Паранормальное явление»?
- К черту все. Никакие барабашки не помешают мне выспаться. Ай, чтоб тебя!
- Что, о призрака споткнулся?
- Нет, - Саске наклонился и поднял знакомый предмет, на который едва не наступил, - Тут мой старый диктофон, я его едва не раздавил.
- Раз ты говоришь старый, значит, ему по меньшей мере лет двадцать. Выкинь эту развалюху и иди спать, наконец. У меня уже глаза слипаются.
- Отбой тогда, - безэмоционально произнес Саске, вертя в руках прямоугольный предмет.
Вроде бы у него оставалось несколько звукочувствительных аудиокассет.
Чем черт не шутит, может, стоит попробовать?
Он нажал на красную кнопку на телефоне и присел на диван, не выпуская из рук диктофон. Нашел в ящике кассету, которой должно хватить часов на шесть. Поехали.
Саске включил диктофон и пошел на кухню – нужно выпить таблетки, которые не только притупляют боль, но и избавляют от сновидений, где он в панике мечется по лабиринту стеклянных небоскребов…и ищет.
Что? Кого?..
Ответы на свои невысказанные вопросы.
А есть ответ? А был ли вопрос?..
Лампочка мигнула три раза и погасла.
***
[2.27 AM, Квартира Саске, жилая комната и кухня]
Саске мирно спал, завернувшись в тонкий плед и вцепившись в него пальцами по старой детской привычке. Кассета тихо крутилась в диктофоне, фиксируя его почти неслышное дыхание.
На кухне слышались чьи-то осторожные шаги…
________________________________________________________________
*отрывок из песни “The Sound of Silence” в исполнении Simon & Garfunkel. Можно услышать в саундтреке к фильму «Хранители».
Привет, мрак, мой старый друг,
Я снова хочу с тобой поговорить…
**Генри Таунсенд – главный герой четвертого Silent Hill, молодой фотограф, оказавшийся запертым в собственной квартире и не имеющий возможности выбраться. Фирменная его фразочка – флегматичное «What the hell?» или «Какого черта?»
***панадол и амидопирин – анальгетики.
@темы: графоманство-с, СН