.расслабься, жизнь - это хаос (с)
пост будет подниматься по мере написания\беттинга.
Название: Обрывочные воспоминания в алфавитном порядке
Фэндом: Neverwinter Nights II Mask of the Betrayer
Автор: Вайр
Бета: Касавир
Персонажи: ГГж, Ганн, Сафия, Каэлин, мельком - партийцы ОК
Рейтинг: PG-13
Жанр: везде есть ангст
помните этот алфавитный флэшмоб? да, я слоу, я знаю. но есть чудесные люди Касавир и SofiaSain, которые не устают напоминать мне, что я очень люблю Невер, и Vorhonet, которая сделала восхитительные фанмиксы к Ганну.
А - АквариумА
Аквариум
- Ты хочешь, чтобы я развязала новую священную войну?
«Мне и своей хватает» - недосказанной фразой звучало в воздухе.
В сухом, но слегка напевном голосе Линде – дребезжащее, звонкое удивление, граничащее с недоумением и негодованием. Такой голос непривычно слышать, особенно здесь, на плане, где дрейфуют тела мертвых богов, застывшие в почти осязаемом лазурно-лиловом пространстве подобно дохлым рыбкам в аквариуме, - просто трупы в состоянии невесомости, ничего более.
Ганн отвлекся от своих невеселых мыслей о Стене Безверующих и мертвых богах, которые существуют, но в которых он так и не мог до конца поверить, и переключил внимание на Каэлин и Пожирательницу, которая выглядела разозленной, хоть и показывала это только злым блеском в глазах. Когда-нибудь обстановка должна была накалиться до предела - они слишком давно путешествуют вместе, чтобы не начать выбешивать друг друга до белой горячки и трясущихся рук.
Ганн находил странным, что Фарлонг и Каэлин так и не сошлись в своих религиозных взглядах, - хотя обе были перебежчицами от одного бога к другому, обе боролись за свою справедливость, только разными путями – одна вырезает любого попавшегося на пути дроу, а другая выступает против законов вселенной. Фанатички, да и только. Боги тоже умирают, дроу неприлично живучи и сильны, а они до сих пор стоят на трупе Миркула. Ничто не вечно, как бы сказала Сафия.
Каэлин что-то говорит, но Ганн и Сафия не слышат. Линдетт, кажется, тоже слушает вполуха, и бросает взгляд на замерших в вежливом ожидании волшебницу и шамана. Она долго смотрит на них обоих, особенно на Ганна. Невозможно понять, о чем она думает – лицо как всегда словно непроницаемая маска, но Ганну кажется, что он почти слышит ее мысли. Тонкая, но очень болезненная связь образовалась между ними, с тех самых пор, как они стали вместе путешествовать по снам. А может, даже раньше, только он не придавал этому значения.
И Ганн понимает, что Линде уже все решила. Давным-давно все решила. Ей, возможно, и не грозит место в Стене, а вот ему и Сафии…
Ведьмак внутренне поежился – ему показалось, что он слышит тысячи криков, от которых содрогалась Стена во сне-воспоминании Шабаша.
Фарлонг отвела от него свои бесцветные глаза, и нарастающий гул в ушах утих. Слегка нахмурилась, как делала всегда при принятии каких-то решений, и ответила, не глядя на Каэлин:
- Идем. У нас мало времени.
Она все решила уже давно.
«Друзья мои, я сделаю это для вас»
Б
Боль- в процессе
В
Вид с высоты падения
- в процессе
Г - Глупая клятваГ
Глупая клятва
Наверно, Ганн никогда не забудет тот момент, когда дверь тюрьмы, в которую он сам себя упрятал в эгоистичном и никому не понятном, кроме него, порыве, распахнулась, обнаружив за собой «избавительницу» из далеких краев в сопровождении странной компаньонки.
Их первая встреча с Фарлонг – как пощечина его гордости. Нет, это был развлекающий разговор – у избавительницы был хорошо подвешен язык, и играть в «неприступную принцессу» было очень даже забавно. Ганн чувствовал, как Фарлонг злится и раздражается – это легко читалось по глазам-льдинкам, которые не имели определенного цвета. Фарлонг говорила на общем языке с каким-то странным акцентом, да и не похожа была на рашеми или путешественницу – скорее, на охотника, который с трудом выбрался из какой-то серьезной передряги – судя по потрепанной дорогой одежде и доспехам.
Избавительница была необычна, хотя бы тем, что была эльфкой, которых в Рашемене встретить можно очень и очень редко – климат слишком холодный и неприветливый. У гостьи была строгая, лаконичная красота, но каждая черта с изъяном – брови черные, а волосы пепельно-серые, нос прямой, но слегка вздернутый, кожа бледная, но болезненно-серая, у виска – длинный полукруглый шрам, словно неудачная попытка снять скальп, губы красиво очерчены, но явно не имеют привычку улыбаться. Для эльфки – очень высокая, почти с Ганна ростом, но такая тонкая, что того гляди – сдует морозным ветром.
И при всей этой бракованной красоте – такое умение обращаться словами (пусть и акцент поначалу резал слух) захватывало дух.
Ганн и сам не заметил, как согласился идти с Фарлонг в бой с Окку, от которого и прятался. Мысль о том, что его провела какая-то оборванка с надменным взглядом, с которой все его чары обаяния вяло стекают, как с гуся вода, да еще и так провела, что он ни на секунду не задумался о том, что делает что-то, что ему не интересно – едва ли не злило. И искренне восхищало.
Компаньонка эльфки представилась Сафией – и если она была не из Рашемена, то из каких-то близких земель. Именно она вытащила Фарлонг из кургана Окку (как она там оказалась, черт побери?!) и привела в Мулсантир к женщине по имени Лиенна. Которая, конечно же, оказалась мертва – слухи о присутствии Красных Волшебников в Мулсантире дошли и до его чуткого уха.
Пока они искали еще одного рекрута, Ганн подмечал детали. У него был наметанный глаз на мелочи, и он этим гордился. Сафия – Ганн был в этом уверен, - тэйка, которая очень не хочет, чтобы ее заметили: везде, где замешана эта страна, пахнет плохо, преимущественно магией и кровью. Еще бы. Мулсантир всегда был, есть и будет первым местом, куда нападают Красные. Только крепкие стены, зачарованные ненастоящими ведьмами, спасали его от падения.
- Линдетт, - сказала Сафия на чистом рашеменском, пока Фарлонг делала вид, что их не слышит, хотя на самом деле она просто не понимала, о чем они говорят, - с Побережья Мечей.
Конечно, тэйка знала больше, но на болтушку она не походила. Остальное Ганн заметил сам. Акцент, нехарактерный для жителей Востока, незнание языка рашеми. Одежда не по сезону - слишком легкая. Прихрамывающая походка, видно, совсем недавно приобретенная – возможно, перелом сросся неправильно. Две сабли в ножнах. И аура – пораженная какой-то дрянью, словно дерево – болезнью. Что это – только предстояло выяснить.
Впоследствии стало ясно, что это проклятие. И то, что следопытка – лишь невольная кукла в чужих руках, которых много.
И странная привычка, в искренность которой Ганн верил с трудом – Фарлонг никогда не улыбалась и не смеялась. Он не сразу это заметил – поводов для улыбок и смеха было слишком мало. Но создавалось ощущение, что Линдетт вообще была лишена каких-либо позитивных эмоций.
- Ее бог - Шевараш, покровительствующий потерям, мести и ненависти к дроу. Разве ты не знал? – проговорила Каэлин, сидевшая рядом с ним у костра. В Эшенвуде было тихо и непривычно спокойно, и поэтому ее голос казался очень громким.
- Я сказал последнюю фразу вслух?
Каэлин тихо, коротко и совсем невесело рассмеялась и перевела взгляд на пламя. Отсветы костра играли на ее профиле, делая его изломанным и еще более ненастоящим.
- Последователи Шевараша никогда не улыбаются и не смеются, Ганн. Это их клятва, которая будет действовать до тех пор, пока Паучья Королева и дроу не будут уничтожены.
Легкое презрение скривило губы Ганна.
- Опять эти ваши боги и их игры. Кто выберет бога, который отбирает смех и улыбку?
- Тот, у кого есть причины ненавидеть подземных черномазых ублюдков, - послышалось из-за спины. Фарлонг бесшумно возникла за ними, будто вынырнув из зимней сумеречной тени, - хромота уже давно не мешала ее походке, - держа в руке двух кроликов.
Ганн сощурил глаза. Он снова чувствовал, что Линдетт говорит далеко не все, и его прямо-таки раздирало любопытство. Он хотел знать все о Фарлонг. Прошло уже две недели, а информация о Пожирательнице собирается по крупицам. В ее сны – кладезь всех знаний, чувств и желаний – проникнуть невозможно. Эльфы не спят, они лишь медитируют по четыре часа в день, восстанавливая силы таким неправильным путем. Что может быть лучше сна?..
- Ужин.
- Вовремя, - подала голос Сафия, кутавшаяся в свою утепленную мантию, как в кокон, - Оставим разговоры о религии, я думаю, нам всем будет лучше поужинать, а не спорить.
Но Ганн не мог так этого оставить. Просто в голове не укладывалось, как можно было…
Позже, после ужина, Линдетт первой вызвалась нести дозор. Она отдохнула сегодня, хотя вид у нее был порядком изможденный. Проклятие тянуло из нее все соки, и Ганн невольно испытывал уважение к ней и ее выдержке. Пока она ни разу не сорвалась и не поддалась голоду, но с каждым днем было видно, с каким трудом ей это дается. У девушки сильная воля, но совсем скоро не хватит и ее.
- А я приняла тебя за полудроу в плохом свете тюремной камеры. Никогда не видела ведьмаков, - Линдетт раскуривает тонкую трубку из кости, в ее голосе почти слышится улыбка, которая так и не расцветает на губах, - Подумала – возьму с собой, а потом убью, как только ты поможешь разобраться с Окку.
Ганн чувствует, как улыбается сам. Вместо нее и за них двоих.
«Милая эльфийская лгунья»
Он смеется, слегка запрокинув голову. Фарлонг даже не поворачивает головы в его сторону – смотрит в темноту, несет дозор, пока Каэлин и Сафия спят. Ганн – просто так, с какими-то своими целями присоединился к ней.
Ей хочется вздрогнуть от его смеха. Странно – будь на месте ведьмака кто-то другой, она бы даже под пытками не выболтала свои первоначальные цели.
- Знаешь, я впервые рад тому, что являюсь сыном ночной ведьмы. Спасибо за честность.
- Да не за что, - Фарлонг выпустила в воздух струю дыма, которая смешивалась с паром, - Я сообщу, если вдруг решу убить тебя.
Ганн кладет руку ей на плечо и слегка наклоняется, чтобы прошептать на ухо:
- Только, умоляю тебя, сделай это с улыбкой.
Д - Держи прицелД
Держи прицел
не отбечено, автор принимает замечания к правке)
Угрюмая предводительница идет быстро и бесшумно, шагов на пятнадцать впереди остальных. Ее черный плащ, подбитый мехом, выделяется на фоне зимней белизны Эшенвуда, но Ганн знает, что если Фарлонг захочет, то ее никто не увидит. Он и раньше сталкивался со следопытами, и стоило признать, - опыта у Линдетт хватало, чтобы быстро и безошибочно распознавать засады троллей и видеть затаившихся среди безмолвной чащи пораженных болезнью энтов. Их ни разу не застали врасплох, и ни один из них не получил серьезных ранений.
Однако Ганну было неспокойно на сердце, а чувства его редко подводили. Он догадывался, что ведьмы в масках послали их в ловушку. Эшенвуд их просто так не отпустит – слишком много опасностей. Эшенвуд не отпустит Линдетт – слишком много соблазнов. И Лесовик…с ним может случиться то же, что и с Окку.
Вряд ли Шева Белое Перо и остальные ведьмы, какими бы словами и масками они не прикрывались, когда-нибудь забудут о том, что следопыт с Побережья Мечей лишила их покровительства Короля-Медведя.
«Фарлонг привлекла к себе слишком много внимания. Мы все – привлекли слишком много враждебных и опасливых взглядов. Для рашеми компанию хуже и представить сложно: Пожиратель Духов, которым пугают в детстве, воплотившийся в неприметной девушке с далекого Запада; волшебница из Тэя, о чьих жестокостях ходят легенды не менее впечатляющие, чем рассказы об искусности их татуировок; низвергнутая небожительница, которая предала одного из многих богов смерти, лишь бы развязать священную войну; и, наконец, очаровательный сноходец, сын настоящей ведьмы, способный похитить не только разум, но и самое дорогое, что у тебя есть – любимую дочь, а женщины рашеми – самые прекрасные в мире, это все знают. Ведьмы не могли упустить такой шанс убить всех зайцев сразу, под благовидным предлогом послав нас в неспокойный Эшенвуд».
Ганн пристально следил за Фарлонг, пытаясь угадать, голодна она сейчас или нет. Сафия же, шедшая рядом, одаривала сына ведьмы весьма неодобрительными взглядами, думая, что Ганнаев «взялся за привычное дело».
Это вызывало лишь легкую снисходительную улыбку.
«Нет, дорогая Сафия. Она не в моем вкусе».
Казалось, Фарлонг сама была рада смене обстановки – словно в мало-мальски цивилизованных городах она чувствует себя страшно неуютно и неуверенно.
Еще как только они ступили за пределы гарнизона Озера Слез, историй которого хватит на добрый десяток ночей у костра, Ганн понял, почему. Исчезла неуверенная походка, плечи слегка расправились, а выражение лица слегка смягчилось, став спокойным и сосредоточенным, - так чувствуют себя люди, попавшие в место, которое для них знакомо и привычно. Ганн не мог сказать, похожи ли эти эмоции на возвращение домой – ведь у него дома никогда не было, - но стоило предположить, что это возможно.
Фарлонг ускоряла шаг, ступая легко, бесшумно и практически не оставляя следов. Два тонких изогнутых клинка покоились в ножнах по бокам. Только пока. Надай предупредила их, что в лесу что-то не так. Да они и сами видели.
Сафия слегка отставала – мокрый снег налипал на полы походной мантии, делая ее неприятно тяжелой. Каэлин замыкала отряд, - всегда готовая прикрыть спину, если что. Или принять удар на себя.
Ганн крепче сжал корпус лука. В Эшенвуде очень много духов, а в их пестром отряде находится Пожиратель, слишком сильно морально истощенный, чтобы подавлять не-свои дикие потребности.
Они все знают, что делать, если случится что-то незапланированное.
Фарлонг не оборачивается, когда Ганн ее окликнул – лишь прекратила шагать, чтобы дождаться более медлительных спутников. От нее не чувствовалось ни раздражения, ни усталости – лишь отвратительно-грязный цвет ауры говорил о том, насколько все не в порядке.
Они провели в боях следующие пару километров, вплоть до сияющей всполохами золота и бронзы осины и лагеря охотников, и свернули на юго-восток. Нужно было сделать привал – для этого пришлось вычистить пещеру рядом с горячим озером. Зато хоть с крышей над головой.
Фарлонг медитирует, завернувшись в плащ с головой, словно в кокон, а Ганн смотрит, как она будто дремлет, с холодно-отстраненным интересом. Сафия читает при свете костра книгу и делает вид, что ничего не замечает. Каэлин молится снаружи, беззвучно шепча слова молитвы Илматеру. Она всегда так делает каждый вечер, Ганна даже перестало это раздражать. В конце концов, так даже интереснее, когда в отряде нет никого заурядного.
- Нашей предводительнице помогло бы снотворное. Если знаешь, какое именно, - вдруг говорит Ганн. Его голос – мягкий и мелодичный, привлекает внимание Сафии.
- К чему неспящему снотворное? – в ее красивых глазах цвета жареного миндаля плещется легкая рябь презрения и недоверия. Ганн из чистого уважения и восхищения к искусным татуировкам волшебницы не смотрел так на нее в ответ, хотя основания и поводы у него были.
- К тому, что лучше видеть сон без снов и восстановить силы, чем плескаться в волнах неясных кошмаров, возникающих прямо из разума, - Ганн прямо посмотрел на волшебницу, и она слегка сжала пальцы на переплете книги: поняла, что сноходец успел уже прогуляться по ее мыслям, - и потом стать причиной гибели своих спутников.
- Тебя никто не заставлял идти вместе с нами, - холодно, без намека не вежливость ответила она.
Губы Ганна тронула улыбка, - легкая, слегка детская и лукавая:
- Все верно. Никто. Но, как бы не неприятно было это признавать, дорогая Сафия, даже у меня есть чувство долга. И я, и ты, и крылатая – мы все рядом с Фарлонг из-за этого. Мы надеемся, что сможем ей помочь. И каждый – преследует свои и только свои цели. Скажи, что я не прав.
Сафия ничего не ответила, лишь закрыла книгу и потерла переплет указательным и средним пальцем, будто этот жест ее успокаивал.
- Но если воля Фарлонг даст слабину, с последствиями разбираться нам.
«Только если не дрогнет рука и не сорвется заклинание».
- Я знаю, Ганнаев, - слегка поспешно ответила Сафия, - Не продолжай. Это мы сделаем только в крайнем случае… Я за Каэлин. Заодно свежим воздухом подышу.
Они вспомнят об этом разговоре, когда Линдетт Фарлонг, обуреваемая голодом и бесконечным отчаянием, потеряет контроль на какие-то мгновения, и Пожиратель появится за ее спиной, готовый поглотить все духи и души, до которых успеет дотянуться. Эшенвуд – слишком большое искушение даже для сильных волей. Это чудовищное издевательство - как привести нищего и умирающего от голода на пир, и сказать, что ему нельзя притрагиваться к еде. Только смотреть и нюхать.
Фарлонг больше не может контролировать Пожирателя, - Пожиратель контролирует ее, используя, как оболочку. Это уже не Фарлонг.
«Жаль», - с удивительным для себя безразличием подумал Ганн, - «Я ведь так и не узнал ее историю».
Каэлин перехватывает булаву поудобнее. Сафия слышит, как она нашептывает какую-то формулу. Этот шепот смешивается с хорошо поставленным голосом тэйки, но читает заклинание она медленнее обычного – слова рыбьими костями застревают в горле.
Только Ганн ничем не показывает своего волнения. Он держит стрелу на тетиве, он держит прицел на Фарлонг, готовый оборвать ее жизнь короткой беззвучной песней стали, дерева и перьев.
Он обещал.
Сын ведьмы щурит глаза и слушает спокойный стук своего сердца. Он держит прицел точно на голову эльфийки. Она умрет быстро. Даже не почувствует ничего, - убеждает себя Ганн.
Сафия успеет среагировать и привязать Пожирателя так же, как он был заперт в кургане.
Они обсуждали это много раз. С самой же Фарлонг.
«- Сафия, ты сможешь повторить заклинание привязки, которое было в кургане?
Сафия слегка медлит с ответом. Она понимает, к чему клонится разговор.
- Думаю, да. – наконец коротко отвечает она.
Фарлонг кивает, и слышится легкий, почти неразличимый для человеческого уха звон блеклых бусинок, вплетенных в волосы то ли для красоты, то ли просто так.
Она поворачивается к Ганну. Ему кажется в этот момент, что его оценивают, как любопытный клинок в лавке оружейника. Бесцветные глаза всматриваются в его зеленые, пытаясь прочитать что-то в мыслях, пытаясь что-то разгадать, откопать в самых недрах души, вытащить на поверхность, а потом аккуратно вернуть обратно.
В свете десятка свечей, зажженных в «Вуали», бусинки в волосах Фарлонг поблескивают, как искорки снега. Это бы завораживало, если бы не нервировало.
Все дело в лице, в этом самом лице, которое почему-то быстро стирается из памяти, на котором застыла такая скука, будто она им не приказания раздает (какого черта она командует? – внутренне возмущался ведьмак), а рассказывает о чем-то настолько неинтересном, что повеситься хочется, лишь бы весело стало.
- Ганнаев, - она растягивает его необычное имя, а с западным акцентом оно звучит как-то особенно очаровательно, - Я видела, что ты неплохо управляешься с луком.
Ганн фыркнул.
- Список моих достоинств не заканчивается стрельбой из лука, освободительница.
Фарлонг сощурилась.
- Не сомневаюсь. Но мне потребуется именно твое умение стрелять. Если я потеряю контроль над проклятьем, то Сафия набросит заклинание привязки. А завершишь все ты, - сказала она таким будничным тоном, что Ганн внутренне возмутился.
Нельзя быть такой равнодушной!
- Может быть, ты, освободительница, сначала приложишь все усилия, чтобы не поддаваться проклятию? Или ты уже и место на кладбище заказала, и службу, и гроб?
Фарлонг побелела от ярости – неужели ее действительно задело? Сафии показалось, что эльфка сейчас просто ударит острого на язык ведьмака. Что-то подсказывало тэйке, что хорошо, что Каэлин сейчас здесь нет. Что-то подсказывало тэйке, что начни жрица читать проповеди этим двоим, драка бы точно состоялась.
Линдетт – было заметно – сделала усилие над собой, но взяла себя в руки. И вновь продолжила:
- Как только Пожиратель вырвется, он будет искать самую вкусную душу из предложенных на выбор, - ее глаза зло блеснули, а на губах едва не расцвела ухмылка, - И поверь, ради своей же безопасности и безопасности остальных, советую пристрелить меня на месте. Когда будешь уверен, что это уже не я. Иначе – клянусь богом – я найду тебя на том свете и отомщу.
Ганну захотелось расхохотаться в голос, как мальчишке.
- Твои слова меня обжигают, юная мстительница. Я приму твое предложение, хоть и считаю его несколько поспешным и пессимистичным.
Линдетт пожала плечами.
- Считай как хочешь, это твое право, - ответила она, - лишь бы ты сделал, как я прошу.
«Твоя душа самая вкусная, Ганн. Именно поэтому ты и убьешь меня. Я…доверяю лучникам».
Фарлонг нервно теребила в пальцах эмблему Черного Лучника – слезу под сломанной черной стрелой. Но что-то ей подсказывало, что ее бог ей здесь не поможет. Самое большое – правильно направит руку Ганна.
Тэйская волшебница готова сказать последнюю формулу заклинания привязки, чтобы Пожиратель не вырвался и не перекинулся на кого-то другого. Она чувствует сильнейшую боль и горечь, такие, что ей хочется плакать. Сафия не совсем понимает эти эмоции, но списывает все на то, что она слишком привязалась к Линдетт. Но это уже не Линдетт, это проклятие, воплощающееся в какое-то чудовище.
Когда все пошло не так? Что они недоглядели?..
Каэлин заканчивает читать молитву. В ее коротких стриженых белых волосах запутались хлопья снега, которые кажутся серыми, как пепел.
Секунда как один вздох и удар сердца. Оперение стрелы касается края губ, тетива натянута до предела.
Возможно, это была лишь неудачная попытка пойти против устройства вселенной.
здесь пока остальной алфавитЕ
Если бы
Ж
Жестокость
З
Зависть
И
Издевка
К
Кошмар
Л
Люру
М
Мгновение до смерти
О
Отражение
П
Прятки
Р
Роскошь
С
Солнце
Т
Тень
У
Угасание
Ф
Фривольность
Х
ХэппиЭнд
Ц
Циник
Ч
Черный лучник
Ш
Шевараш
Щ
Щенок
Э
Эшенвуд
Ю
Южанка
Я
Ясность
Название: Обрывочные воспоминания в алфавитном порядке
Фэндом: Neverwinter Nights II Mask of the Betrayer
Автор: Вайр
Бета: Касавир
Персонажи: ГГж, Ганн, Сафия, Каэлин, мельком - партийцы ОК
Рейтинг: PG-13
Жанр: везде есть ангст
помните этот алфавитный флэшмоб? да, я слоу, я знаю. но есть чудесные люди Касавир и SofiaSain, которые не устают напоминать мне, что я очень люблю Невер, и Vorhonet, которая сделала восхитительные фанмиксы к Ганну.
А - АквариумА
Аквариум
- Ты хочешь, чтобы я развязала новую священную войну?
«Мне и своей хватает» - недосказанной фразой звучало в воздухе.
В сухом, но слегка напевном голосе Линде – дребезжащее, звонкое удивление, граничащее с недоумением и негодованием. Такой голос непривычно слышать, особенно здесь, на плане, где дрейфуют тела мертвых богов, застывшие в почти осязаемом лазурно-лиловом пространстве подобно дохлым рыбкам в аквариуме, - просто трупы в состоянии невесомости, ничего более.
Ганн отвлекся от своих невеселых мыслей о Стене Безверующих и мертвых богах, которые существуют, но в которых он так и не мог до конца поверить, и переключил внимание на Каэлин и Пожирательницу, которая выглядела разозленной, хоть и показывала это только злым блеском в глазах. Когда-нибудь обстановка должна была накалиться до предела - они слишком давно путешествуют вместе, чтобы не начать выбешивать друг друга до белой горячки и трясущихся рук.
Ганн находил странным, что Фарлонг и Каэлин так и не сошлись в своих религиозных взглядах, - хотя обе были перебежчицами от одного бога к другому, обе боролись за свою справедливость, только разными путями – одна вырезает любого попавшегося на пути дроу, а другая выступает против законов вселенной. Фанатички, да и только. Боги тоже умирают, дроу неприлично живучи и сильны, а они до сих пор стоят на трупе Миркула. Ничто не вечно, как бы сказала Сафия.
Каэлин что-то говорит, но Ганн и Сафия не слышат. Линдетт, кажется, тоже слушает вполуха, и бросает взгляд на замерших в вежливом ожидании волшебницу и шамана. Она долго смотрит на них обоих, особенно на Ганна. Невозможно понять, о чем она думает – лицо как всегда словно непроницаемая маска, но Ганну кажется, что он почти слышит ее мысли. Тонкая, но очень болезненная связь образовалась между ними, с тех самых пор, как они стали вместе путешествовать по снам. А может, даже раньше, только он не придавал этому значения.
И Ганн понимает, что Линде уже все решила. Давным-давно все решила. Ей, возможно, и не грозит место в Стене, а вот ему и Сафии…
Ведьмак внутренне поежился – ему показалось, что он слышит тысячи криков, от которых содрогалась Стена во сне-воспоминании Шабаша.
Фарлонг отвела от него свои бесцветные глаза, и нарастающий гул в ушах утих. Слегка нахмурилась, как делала всегда при принятии каких-то решений, и ответила, не глядя на Каэлин:
- Идем. У нас мало времени.
Она все решила уже давно.
«Друзья мои, я сделаю это для вас»
Б
Боль- в процессе
В
Вид с высоты падения
- в процессе
Г - Глупая клятваГ
Глупая клятва
Наверно, Ганн никогда не забудет тот момент, когда дверь тюрьмы, в которую он сам себя упрятал в эгоистичном и никому не понятном, кроме него, порыве, распахнулась, обнаружив за собой «избавительницу» из далеких краев в сопровождении странной компаньонки.
Их первая встреча с Фарлонг – как пощечина его гордости. Нет, это был развлекающий разговор – у избавительницы был хорошо подвешен язык, и играть в «неприступную принцессу» было очень даже забавно. Ганн чувствовал, как Фарлонг злится и раздражается – это легко читалось по глазам-льдинкам, которые не имели определенного цвета. Фарлонг говорила на общем языке с каким-то странным акцентом, да и не похожа была на рашеми или путешественницу – скорее, на охотника, который с трудом выбрался из какой-то серьезной передряги – судя по потрепанной дорогой одежде и доспехам.
Избавительница была необычна, хотя бы тем, что была эльфкой, которых в Рашемене встретить можно очень и очень редко – климат слишком холодный и неприветливый. У гостьи была строгая, лаконичная красота, но каждая черта с изъяном – брови черные, а волосы пепельно-серые, нос прямой, но слегка вздернутый, кожа бледная, но болезненно-серая, у виска – длинный полукруглый шрам, словно неудачная попытка снять скальп, губы красиво очерчены, но явно не имеют привычку улыбаться. Для эльфки – очень высокая, почти с Ганна ростом, но такая тонкая, что того гляди – сдует морозным ветром.
И при всей этой бракованной красоте – такое умение обращаться словами (пусть и акцент поначалу резал слух) захватывало дух.
Ганн и сам не заметил, как согласился идти с Фарлонг в бой с Окку, от которого и прятался. Мысль о том, что его провела какая-то оборванка с надменным взглядом, с которой все его чары обаяния вяло стекают, как с гуся вода, да еще и так провела, что он ни на секунду не задумался о том, что делает что-то, что ему не интересно – едва ли не злило. И искренне восхищало.
Компаньонка эльфки представилась Сафией – и если она была не из Рашемена, то из каких-то близких земель. Именно она вытащила Фарлонг из кургана Окку (как она там оказалась, черт побери?!) и привела в Мулсантир к женщине по имени Лиенна. Которая, конечно же, оказалась мертва – слухи о присутствии Красных Волшебников в Мулсантире дошли и до его чуткого уха.
Пока они искали еще одного рекрута, Ганн подмечал детали. У него был наметанный глаз на мелочи, и он этим гордился. Сафия – Ганн был в этом уверен, - тэйка, которая очень не хочет, чтобы ее заметили: везде, где замешана эта страна, пахнет плохо, преимущественно магией и кровью. Еще бы. Мулсантир всегда был, есть и будет первым местом, куда нападают Красные. Только крепкие стены, зачарованные ненастоящими ведьмами, спасали его от падения.
- Линдетт, - сказала Сафия на чистом рашеменском, пока Фарлонг делала вид, что их не слышит, хотя на самом деле она просто не понимала, о чем они говорят, - с Побережья Мечей.
Конечно, тэйка знала больше, но на болтушку она не походила. Остальное Ганн заметил сам. Акцент, нехарактерный для жителей Востока, незнание языка рашеми. Одежда не по сезону - слишком легкая. Прихрамывающая походка, видно, совсем недавно приобретенная – возможно, перелом сросся неправильно. Две сабли в ножнах. И аура – пораженная какой-то дрянью, словно дерево – болезнью. Что это – только предстояло выяснить.
Впоследствии стало ясно, что это проклятие. И то, что следопытка – лишь невольная кукла в чужих руках, которых много.
И странная привычка, в искренность которой Ганн верил с трудом – Фарлонг никогда не улыбалась и не смеялась. Он не сразу это заметил – поводов для улыбок и смеха было слишком мало. Но создавалось ощущение, что Линдетт вообще была лишена каких-либо позитивных эмоций.
- Ее бог - Шевараш, покровительствующий потерям, мести и ненависти к дроу. Разве ты не знал? – проговорила Каэлин, сидевшая рядом с ним у костра. В Эшенвуде было тихо и непривычно спокойно, и поэтому ее голос казался очень громким.
- Я сказал последнюю фразу вслух?
Каэлин тихо, коротко и совсем невесело рассмеялась и перевела взгляд на пламя. Отсветы костра играли на ее профиле, делая его изломанным и еще более ненастоящим.
- Последователи Шевараша никогда не улыбаются и не смеются, Ганн. Это их клятва, которая будет действовать до тех пор, пока Паучья Королева и дроу не будут уничтожены.
Легкое презрение скривило губы Ганна.
- Опять эти ваши боги и их игры. Кто выберет бога, который отбирает смех и улыбку?
- Тот, у кого есть причины ненавидеть подземных черномазых ублюдков, - послышалось из-за спины. Фарлонг бесшумно возникла за ними, будто вынырнув из зимней сумеречной тени, - хромота уже давно не мешала ее походке, - держа в руке двух кроликов.
Ганн сощурил глаза. Он снова чувствовал, что Линдетт говорит далеко не все, и его прямо-таки раздирало любопытство. Он хотел знать все о Фарлонг. Прошло уже две недели, а информация о Пожирательнице собирается по крупицам. В ее сны – кладезь всех знаний, чувств и желаний – проникнуть невозможно. Эльфы не спят, они лишь медитируют по четыре часа в день, восстанавливая силы таким неправильным путем. Что может быть лучше сна?..
- Ужин.
- Вовремя, - подала голос Сафия, кутавшаяся в свою утепленную мантию, как в кокон, - Оставим разговоры о религии, я думаю, нам всем будет лучше поужинать, а не спорить.
Но Ганн не мог так этого оставить. Просто в голове не укладывалось, как можно было…
Позже, после ужина, Линдетт первой вызвалась нести дозор. Она отдохнула сегодня, хотя вид у нее был порядком изможденный. Проклятие тянуло из нее все соки, и Ганн невольно испытывал уважение к ней и ее выдержке. Пока она ни разу не сорвалась и не поддалась голоду, но с каждым днем было видно, с каким трудом ей это дается. У девушки сильная воля, но совсем скоро не хватит и ее.
- А я приняла тебя за полудроу в плохом свете тюремной камеры. Никогда не видела ведьмаков, - Линдетт раскуривает тонкую трубку из кости, в ее голосе почти слышится улыбка, которая так и не расцветает на губах, - Подумала – возьму с собой, а потом убью, как только ты поможешь разобраться с Окку.
Ганн чувствует, как улыбается сам. Вместо нее и за них двоих.
«Милая эльфийская лгунья»
Он смеется, слегка запрокинув голову. Фарлонг даже не поворачивает головы в его сторону – смотрит в темноту, несет дозор, пока Каэлин и Сафия спят. Ганн – просто так, с какими-то своими целями присоединился к ней.
Ей хочется вздрогнуть от его смеха. Странно – будь на месте ведьмака кто-то другой, она бы даже под пытками не выболтала свои первоначальные цели.
- Знаешь, я впервые рад тому, что являюсь сыном ночной ведьмы. Спасибо за честность.
- Да не за что, - Фарлонг выпустила в воздух струю дыма, которая смешивалась с паром, - Я сообщу, если вдруг решу убить тебя.
Ганн кладет руку ей на плечо и слегка наклоняется, чтобы прошептать на ухо:
- Только, умоляю тебя, сделай это с улыбкой.
Д - Держи прицелД
Держи прицел
не отбечено, автор принимает замечания к правке)
Угрюмая предводительница идет быстро и бесшумно, шагов на пятнадцать впереди остальных. Ее черный плащ, подбитый мехом, выделяется на фоне зимней белизны Эшенвуда, но Ганн знает, что если Фарлонг захочет, то ее никто не увидит. Он и раньше сталкивался со следопытами, и стоило признать, - опыта у Линдетт хватало, чтобы быстро и безошибочно распознавать засады троллей и видеть затаившихся среди безмолвной чащи пораженных болезнью энтов. Их ни разу не застали врасплох, и ни один из них не получил серьезных ранений.
Однако Ганну было неспокойно на сердце, а чувства его редко подводили. Он догадывался, что ведьмы в масках послали их в ловушку. Эшенвуд их просто так не отпустит – слишком много опасностей. Эшенвуд не отпустит Линдетт – слишком много соблазнов. И Лесовик…с ним может случиться то же, что и с Окку.
Вряд ли Шева Белое Перо и остальные ведьмы, какими бы словами и масками они не прикрывались, когда-нибудь забудут о том, что следопыт с Побережья Мечей лишила их покровительства Короля-Медведя.
«Фарлонг привлекла к себе слишком много внимания. Мы все – привлекли слишком много враждебных и опасливых взглядов. Для рашеми компанию хуже и представить сложно: Пожиратель Духов, которым пугают в детстве, воплотившийся в неприметной девушке с далекого Запада; волшебница из Тэя, о чьих жестокостях ходят легенды не менее впечатляющие, чем рассказы об искусности их татуировок; низвергнутая небожительница, которая предала одного из многих богов смерти, лишь бы развязать священную войну; и, наконец, очаровательный сноходец, сын настоящей ведьмы, способный похитить не только разум, но и самое дорогое, что у тебя есть – любимую дочь, а женщины рашеми – самые прекрасные в мире, это все знают. Ведьмы не могли упустить такой шанс убить всех зайцев сразу, под благовидным предлогом послав нас в неспокойный Эшенвуд».
Ганн пристально следил за Фарлонг, пытаясь угадать, голодна она сейчас или нет. Сафия же, шедшая рядом, одаривала сына ведьмы весьма неодобрительными взглядами, думая, что Ганнаев «взялся за привычное дело».
Это вызывало лишь легкую снисходительную улыбку.
«Нет, дорогая Сафия. Она не в моем вкусе».
Казалось, Фарлонг сама была рада смене обстановки – словно в мало-мальски цивилизованных городах она чувствует себя страшно неуютно и неуверенно.
Еще как только они ступили за пределы гарнизона Озера Слез, историй которого хватит на добрый десяток ночей у костра, Ганн понял, почему. Исчезла неуверенная походка, плечи слегка расправились, а выражение лица слегка смягчилось, став спокойным и сосредоточенным, - так чувствуют себя люди, попавшие в место, которое для них знакомо и привычно. Ганн не мог сказать, похожи ли эти эмоции на возвращение домой – ведь у него дома никогда не было, - но стоило предположить, что это возможно.
Фарлонг ускоряла шаг, ступая легко, бесшумно и практически не оставляя следов. Два тонких изогнутых клинка покоились в ножнах по бокам. Только пока. Надай предупредила их, что в лесу что-то не так. Да они и сами видели.
Сафия слегка отставала – мокрый снег налипал на полы походной мантии, делая ее неприятно тяжелой. Каэлин замыкала отряд, - всегда готовая прикрыть спину, если что. Или принять удар на себя.
Ганн крепче сжал корпус лука. В Эшенвуде очень много духов, а в их пестром отряде находится Пожиратель, слишком сильно морально истощенный, чтобы подавлять не-свои дикие потребности.
Они все знают, что делать, если случится что-то незапланированное.
Фарлонг не оборачивается, когда Ганн ее окликнул – лишь прекратила шагать, чтобы дождаться более медлительных спутников. От нее не чувствовалось ни раздражения, ни усталости – лишь отвратительно-грязный цвет ауры говорил о том, насколько все не в порядке.
Они провели в боях следующие пару километров, вплоть до сияющей всполохами золота и бронзы осины и лагеря охотников, и свернули на юго-восток. Нужно было сделать привал – для этого пришлось вычистить пещеру рядом с горячим озером. Зато хоть с крышей над головой.
Фарлонг медитирует, завернувшись в плащ с головой, словно в кокон, а Ганн смотрит, как она будто дремлет, с холодно-отстраненным интересом. Сафия читает при свете костра книгу и делает вид, что ничего не замечает. Каэлин молится снаружи, беззвучно шепча слова молитвы Илматеру. Она всегда так делает каждый вечер, Ганна даже перестало это раздражать. В конце концов, так даже интереснее, когда в отряде нет никого заурядного.
- Нашей предводительнице помогло бы снотворное. Если знаешь, какое именно, - вдруг говорит Ганн. Его голос – мягкий и мелодичный, привлекает внимание Сафии.
- К чему неспящему снотворное? – в ее красивых глазах цвета жареного миндаля плещется легкая рябь презрения и недоверия. Ганн из чистого уважения и восхищения к искусным татуировкам волшебницы не смотрел так на нее в ответ, хотя основания и поводы у него были.
- К тому, что лучше видеть сон без снов и восстановить силы, чем плескаться в волнах неясных кошмаров, возникающих прямо из разума, - Ганн прямо посмотрел на волшебницу, и она слегка сжала пальцы на переплете книги: поняла, что сноходец успел уже прогуляться по ее мыслям, - и потом стать причиной гибели своих спутников.
- Тебя никто не заставлял идти вместе с нами, - холодно, без намека не вежливость ответила она.
Губы Ганна тронула улыбка, - легкая, слегка детская и лукавая:
- Все верно. Никто. Но, как бы не неприятно было это признавать, дорогая Сафия, даже у меня есть чувство долга. И я, и ты, и крылатая – мы все рядом с Фарлонг из-за этого. Мы надеемся, что сможем ей помочь. И каждый – преследует свои и только свои цели. Скажи, что я не прав.
Сафия ничего не ответила, лишь закрыла книгу и потерла переплет указательным и средним пальцем, будто этот жест ее успокаивал.
- Но если воля Фарлонг даст слабину, с последствиями разбираться нам.
«Только если не дрогнет рука и не сорвется заклинание».
- Я знаю, Ганнаев, - слегка поспешно ответила Сафия, - Не продолжай. Это мы сделаем только в крайнем случае… Я за Каэлин. Заодно свежим воздухом подышу.
Они вспомнят об этом разговоре, когда Линдетт Фарлонг, обуреваемая голодом и бесконечным отчаянием, потеряет контроль на какие-то мгновения, и Пожиратель появится за ее спиной, готовый поглотить все духи и души, до которых успеет дотянуться. Эшенвуд – слишком большое искушение даже для сильных волей. Это чудовищное издевательство - как привести нищего и умирающего от голода на пир, и сказать, что ему нельзя притрагиваться к еде. Только смотреть и нюхать.
Фарлонг больше не может контролировать Пожирателя, - Пожиратель контролирует ее, используя, как оболочку. Это уже не Фарлонг.
«Жаль», - с удивительным для себя безразличием подумал Ганн, - «Я ведь так и не узнал ее историю».
Каэлин перехватывает булаву поудобнее. Сафия слышит, как она нашептывает какую-то формулу. Этот шепот смешивается с хорошо поставленным голосом тэйки, но читает заклинание она медленнее обычного – слова рыбьими костями застревают в горле.
Только Ганн ничем не показывает своего волнения. Он держит стрелу на тетиве, он держит прицел на Фарлонг, готовый оборвать ее жизнь короткой беззвучной песней стали, дерева и перьев.
Он обещал.
Сын ведьмы щурит глаза и слушает спокойный стук своего сердца. Он держит прицел точно на голову эльфийки. Она умрет быстро. Даже не почувствует ничего, - убеждает себя Ганн.
Сафия успеет среагировать и привязать Пожирателя так же, как он был заперт в кургане.
Они обсуждали это много раз. С самой же Фарлонг.
«- Сафия, ты сможешь повторить заклинание привязки, которое было в кургане?
Сафия слегка медлит с ответом. Она понимает, к чему клонится разговор.
- Думаю, да. – наконец коротко отвечает она.
Фарлонг кивает, и слышится легкий, почти неразличимый для человеческого уха звон блеклых бусинок, вплетенных в волосы то ли для красоты, то ли просто так.
Она поворачивается к Ганну. Ему кажется в этот момент, что его оценивают, как любопытный клинок в лавке оружейника. Бесцветные глаза всматриваются в его зеленые, пытаясь прочитать что-то в мыслях, пытаясь что-то разгадать, откопать в самых недрах души, вытащить на поверхность, а потом аккуратно вернуть обратно.
В свете десятка свечей, зажженных в «Вуали», бусинки в волосах Фарлонг поблескивают, как искорки снега. Это бы завораживало, если бы не нервировало.
Все дело в лице, в этом самом лице, которое почему-то быстро стирается из памяти, на котором застыла такая скука, будто она им не приказания раздает (какого черта она командует? – внутренне возмущался ведьмак), а рассказывает о чем-то настолько неинтересном, что повеситься хочется, лишь бы весело стало.
- Ганнаев, - она растягивает его необычное имя, а с западным акцентом оно звучит как-то особенно очаровательно, - Я видела, что ты неплохо управляешься с луком.
Ганн фыркнул.
- Список моих достоинств не заканчивается стрельбой из лука, освободительница.
Фарлонг сощурилась.
- Не сомневаюсь. Но мне потребуется именно твое умение стрелять. Если я потеряю контроль над проклятьем, то Сафия набросит заклинание привязки. А завершишь все ты, - сказала она таким будничным тоном, что Ганн внутренне возмутился.
Нельзя быть такой равнодушной!
- Может быть, ты, освободительница, сначала приложишь все усилия, чтобы не поддаваться проклятию? Или ты уже и место на кладбище заказала, и службу, и гроб?
Фарлонг побелела от ярости – неужели ее действительно задело? Сафии показалось, что эльфка сейчас просто ударит острого на язык ведьмака. Что-то подсказывало тэйке, что хорошо, что Каэлин сейчас здесь нет. Что-то подсказывало тэйке, что начни жрица читать проповеди этим двоим, драка бы точно состоялась.
Линдетт – было заметно – сделала усилие над собой, но взяла себя в руки. И вновь продолжила:
- Как только Пожиратель вырвется, он будет искать самую вкусную душу из предложенных на выбор, - ее глаза зло блеснули, а на губах едва не расцвела ухмылка, - И поверь, ради своей же безопасности и безопасности остальных, советую пристрелить меня на месте. Когда будешь уверен, что это уже не я. Иначе – клянусь богом – я найду тебя на том свете и отомщу.
Ганну захотелось расхохотаться в голос, как мальчишке.
- Твои слова меня обжигают, юная мстительница. Я приму твое предложение, хоть и считаю его несколько поспешным и пессимистичным.
Линдетт пожала плечами.
- Считай как хочешь, это твое право, - ответила она, - лишь бы ты сделал, как я прошу.
«Твоя душа самая вкусная, Ганн. Именно поэтому ты и убьешь меня. Я…доверяю лучникам».
Фарлонг нервно теребила в пальцах эмблему Черного Лучника – слезу под сломанной черной стрелой. Но что-то ей подсказывало, что ее бог ей здесь не поможет. Самое большое – правильно направит руку Ганна.
Тэйская волшебница готова сказать последнюю формулу заклинания привязки, чтобы Пожиратель не вырвался и не перекинулся на кого-то другого. Она чувствует сильнейшую боль и горечь, такие, что ей хочется плакать. Сафия не совсем понимает эти эмоции, но списывает все на то, что она слишком привязалась к Линдетт. Но это уже не Линдетт, это проклятие, воплощающееся в какое-то чудовище.
Когда все пошло не так? Что они недоглядели?..
Каэлин заканчивает читать молитву. В ее коротких стриженых белых волосах запутались хлопья снега, которые кажутся серыми, как пепел.
Секунда как один вздох и удар сердца. Оперение стрелы касается края губ, тетива натянута до предела.
Возможно, это была лишь неудачная попытка пойти против устройства вселенной.
здесь пока остальной алфавитЕ
Если бы
Ж
Жестокость
З
Зависть
И
Издевка
К
Кошмар
Л
Люру
М
Мгновение до смерти
О
Отражение
П
Прятки
Р
Роскошь
С
Солнце
Т
Тень
У
Угасание
Ф
Фривольность
Х
ХэппиЭнд
Ц
Циник
Ч
Черный лучник
Ш
Шевараш
Щ
Щенок
Э
Эшенвуд
Ю
Южанка
Я
Ясность
@темы: графоманство-с, невер
-
-
22.01.2013 в 00:55Чооорд! Как же ты это так со мной... ЫЫЫЫ!
-
-
22.01.2013 в 00:58я очень рад, что тебе понравилось!
-
-
22.01.2013 в 02:36Чудесные драбблы
-
-
22.01.2013 в 07:45Какой Ганн!
-
-
22.01.2013 в 11:29спасибо Патрику Вольфу за это, у него такая ганновская музыка
спасибо, я рад, что оно в характере)
Батори,
ребят, вы меня вдохновляете)
-
-
22.01.2013 в 16:06-
-
22.01.2013 в 16:11-
-
22.01.2013 в 16:38-
-
02.02.2013 в 14:40- Только, умоляю тебя, сделай это с улыбкой.
Это действительно великолепно