.расслабься, жизнь - это хаос (с)
Название: Спокойной ночи
Автор: Вайр
Бета: Darkholme
Гамма: Штэйн
Пейринг: Саске/Итачи, Шикамару/Саске
Рейтинг: R
Жанр: angst, AU, dark, horror, фантастика, mystic, action, deathfic, ООС – в меру
Размер: миди
Статус: в процессе
Саммари: Только в своих беспокойных снах ты обретешь себя.
Дисклеймер: поиздеваюсь и брошу
Размещение: запрещено.
Предупреждения: много отсылок к играм и некоторым фильмам, попадается геймерский жаргон, кровища, монстры, боевки, шиза и виктимный Итачи. А, и автор нихрена не шарит в звукозаписи, поэтому прошу простить косяки. Размышлизмы, ничего близкого к романсу и флаффу, под конец – записки сумасшедшего. Все. Предупредил.
От автора: весь фик – поединок автора и персонажа. Кто капитулирует первым?
Глава 1 - Звуки тишины
Глава 2 - Призраки
Глава 3 - Тоска
примечание к четвертой главе: для тех, кто хочет проникнуться атмосферой и поймать ритм текста, автор перед каждым нужным куском написал названия треков для прослушивания. глава не поместилась в один пост, так что подвесок - в следующем.
приятного чтения!
UPD! Глава 4 - ВспышкаГлава 4. Вспышка
[13 октября, 01.31 АМ, квартира Саске, жилая комната]
(слушать – песня из эпиграфа)
…Саске коснулся его губ, будто истосковавшийся любовник, и первой – и самой разумной, правильной, рациональной – мыслью Шикамару было твердо оттолкнуть Учиху, отрезвить его воспалившийся, погрязший в депрессии рассудок хорошим ударом в солнечное сплетение, обругать всеми известными крепкими ругательствами и попытаться забыть все, что происходит в данный момент.
Твердо и непоколебимо убедить себя в том, что бесполезно даже пытаться завязать хоть какие-то отношения с таким незаурядным человеком, как Саске. Нара упрямо убеждал себя в этом все эти тягучие, как смола, годы – с тех самых пор, как Учиха – тогда еще совсем другой, изредка улыбающийся и даже шутящий, - смело и легко переступил порог студии, тонущей в полутьме.
Нара успешно и безжалостно давил в себе все проскальзывающие в мозгу романтические мотивы – потому что ничего из этого хорошего никогда не выходило, одна раздражающая головная боль.
Саске настойчив и сумасшедше нежен – он воспользовался минутным оцепенением Шикамару, чтобы расчетливым хищником подобраться ближе, сесть на его колени, не разрывая иссушающего поцелуя, коснуться холодными пальцами скул, очертить линию подбородка и шеи – его прикосновения почти болезненные, будто оставляющие ожоги, но за ними, как мазохисту, хотелось тянуться.
В какой-то момент Шикамару потерял весь свой непоколебимый контроль и ответил на поцелуй, едва сдержавшись от того, чтобы импульсивно подмять Саске под себя, такого легкого, жилистого и неожиданно податливого.
Вместо этого Нара откуда-то нашел в себе силы оттолкнуть Учиху, почему-то чувствуя себя при этом самым отвратительным и поганым человеком на свете. Саске выглядел растерянным и даже немного напуганным, что совершенно не вязалось с тем замкнувшимся в себе, непробиваемым шефом-Саске, которого знал Шикамару.
Он моргнул, будто предпринимая попытку избавиться от какого-то странного, пугающего его наваждения, мутной пеленой застлавшей глаза, - и посмотрел на Шикамару. Слегка удивленно. Неверяще. Почти радостно.
Полубезумное искрящееся счастье под жесткой коркой меланхолии плескалось раскрошенным льдом в его потухших глазах.
- Что не так? – тихо спросил Учиха. Севший голос - почти ласковый, с какими-то новыми, абсолютно неизвестными нотками, которые очаровывают и заставляют сердце биться гулкими тяжелыми ударами, почти причиняющими боль.
Голос - почти ласковый, но определенно с фатальным настроением безумия.
Чужой.
Это чужой Саске.
Он смотрит на Шикамару так, будто знает как самого себя и любит всю недолгую жизнь, - и почти ненормально горящие глаза даже в темноте выделяются на бледном, уставшем и осунувшемся лице. Он до сих пор очень близко, дарит свое тепло, продолжает сидеть у него на коленях, вцепился холодными пальцами в запястья Шикамару, - отчаянно, будто прося не уходить и не бросать.
Шикамару не может ответить Саске, не может сказать, что не так – слова застревают в горле, будто связанные стальной леской, любая попытка становится болью, кровотечением и пыткой. Почему-то он не может сказать, хотя бы беспомощно прошептать одеревеневшими губами, что не узнает его, что он спятил, что он сам не знает, что творит.
В какое-то мгновение Шикамару набирается смелости, но Саске его опережает, говоря то, что Нара совершенно не ожидает услышать:
- Ты не должен отталкивать меня, - говорит он, проводя большим пальцем по губам Шикамару, смотря куда-то сквозь него, немного отстраненно, но с ненормальной, невменяемой мягкостью, - Я живу только ради тебя. Ты – единственное, что держит меня в этом мире.
Последнюю фразу он шепчет в обволакивающей будто непроницаемом коконом тишине, говоря так, как говорят сокровенные секреты, наклонившись к лицу Нара и вырывает поцелуй. И Шикамару сдается. Конечно, очевидно, что у Саске или яркая галлюцинация, или в голове что-то перемкнуло и он видит совершенно не его, но…но Нара хотелось единственный раз в жизни поддаться чарующей слабости, обмануть себя и поверить в то, что Саске говорит эти слова ему.
Ему, не кому-то другому.
Ведь так хорошо жить в мире собственной иллюзии…
…где все находится на правильном месте.*
Шикамару лень было погружаться в свои вялотекущие размышления, - это нарушило бы очарование момента, его личную маленькую утопию и трагедию.
Саске болен душой, плевать, кого он видит вместо Шикамару, - почему бы не дать ему то, что он так маниакально хочет?
Это циничный расчет, но…
Во всем этом можно было потонуть. Эмоции, запертые в рациональном карцере разума, закрытые в самом глубоком подвале одной из камер сердца, выходили на свободу, разбегаясь покалывающим теплом от груди до кончиков пальцев.
«Том Йорк**, - почему-то вспомнилось Нара, - Том Йорк, когда чувствует покалывание в пальцах, бросает все и пишет песни. Только тогда, когда покалывает кончики пальцев, и выходят шедевры».
Саске заставляет задыхаться Шикамару в этих ощущениях, убеждает, что Нара в него бесповоротно влюблен.
Учиха распускает его волосы, перебирает тяжелые пряди, медленно, будто эстет, наслаждаясь прикосновениями, легко целует веки и скулы, позволяет нетерпеливо снять с себя свитер, облегающий тело второй кожей. Шикамару касается губами старых шрамов на запястьях, и Саске прерывисто выдыхает.
Он шепчет что-то неразборчивое, но в сбивчивом шепоте между поцелуями, прикосновениями, теряющими свою неспешность и становящимися жадными и порывистыми, Шикамару слышит «Я скучал». Сердце колет от этих слов тысячей китайских иголочек, и Нара в этот момент хочет стать глухим или потерять память.
Но он боится, что все равно не сможет забыть, как Саске выгибается под ним, - весь и полностью в его власти, - как дрожит от прикосновений и беспорядочных поцелуев по телу, избавляется от его рубашки, так яростно, что вырывает несколько пуговиц, - они гремят, рассыпаясь по полу маленькими бомбами, - и тянет к себе, ближе, ближе, ближе.
Кажется, Саске утягивает его за собой, во тьму, в ослепительное безумие, когда Шикамару входит в него, вырвав у Учихи низкий стон.
Саске шепчет «Итачи», наматывая волосы Шикамару на кулак – собственнически, почти яростно.
Саске шепчет «Ты вернулся», когда Нара ускоряет темп.
Саске чуть не кричит, когда кончает, он кусает ребро своей ладони, потому что губы уже искусаны в кровь.
Шикамару чувствует знакомое помутнение в голове, ему хорошо и так хреново одновременно, что хочется прострелить себе череп.
Саске прижимается к нему и в каком-то страшном полузабытьи шепчет имя «Итачи».
***
[Время действия - ??? Место действия - ???]
(слушать – The Last of Us Main Theme и тему Earth из второго Assassin’s Creed )
Он проваливался куда-то далеко вниз, в бездну и чернильную пустоту, падал бесконечно медленно и запредельно захватывающе быстро, неумолимо утопая, будто в древнем коварном болоте, переварившем в своем чреве и законсервировавшем тысячи трупов. Все сознание тошнило, перед глазами игриво плясала, издевательски кривясь и переливаясь цветами меди, глубокой лазури и нахального пурпура, бесконечная смеющаяся спираль. Он падал прямо в нее, - и не мог остановиться, - она становилась то ближе, то дальше, он забыл, как дышать, как моргать уставшими глазами, как чувствовать биение собственного сердца, как вспоминать и как думать.
Он видел только спираль. А потом все прекратилось, будто внезапным нажатием кнопки с рисунком двух параллельных линий, и по глазам ударило красно-черно-белым, заставив зажмуриться, чувствуя, как от подступивших слез мокнут ресницы.
Будто бы что-то {или кто-то, слегка дотронувшись до плеча} вытолкнуло его сюда, - туда, где он должен быть, должен быть по-настоящему.
Этот трехцветный мир…чей он?
{Ты и так все знаешь}
- Готов, Саске?
Саске не готов. Он слышит голос Наруто словно сквозь океанскую толщу воды, кажется, даже дышать больно, дыхательные пути обожгло острой нехваткой кислорода. Кажется, он даже закашлялся, пытаясь выплюнуть воду, которая застряла в измученных легких, черную болотную воду, от которой несет сладкой гнилью и пряным запахом мха.
{Вы прошли первый уровень. Желаете сохраниться?}
Зрение постепенно привыкает к смене спектра цветов, будто пробуждаясь от очень долгого сна. Саске видит, что они больше не в лесу, - они посреди какой-то степи, бесконечной белой степи, усыпанной красными цветами с черными стебельками под кроваво-красным небом с черными звездами. Тот, кто придумал этот мир, был абсолютно сумасшедшим.
{Но все это происходит в твоей голове, Саске. Ты спишь, и ты знаешь это}
(Что ж, я давно смирился с мыслью, что все закончится именно так)
Сакура осматривает его деловито и профессионально, особо заостряет внимание на глазах. Она серьезна и собранна, но Саске улавливает странную тоску в чертах ее лица. Это его заворожило и насторожило – ведь он уже видел такое выражение глаз, и, если не кривить душой, это его дьявольски испугало.
Такую тихую, запрятанную глубоко-глубоко в недра души муку он видел в глазах Итачи, перед тем как он…
Перед тем как он.
- Я готов.
И после этой фразы, сказанной на редкость уверенным и твердым голосом, все будто отбрасывается назад, словно ненужный мусор. Будто бы все – теперь – правильно. Снята иллюзорная мишура, оставлен за плечами тот ненастоящий, не реальный и неправильный мир, где Учиха Саске живет в тесной квартирке, обставленной запыленной техникой, где нет Шикамару и сессий в студии длиной в маленькие вечности. Тот мир не может быть настоящим – в нем нет Сакуры и Наруто. Они покинули его – вслед за Итачи. Они пришли сюда. Они – здесь. Там же – только пустота.
(Но я же сплю, и именно этого нет на самом деле)
(Я подумаю об этом потом. Я не хочу просыпаться)
Наруто кивает, а Сакура достает из холщовой сумки, висящей через плечо, потрепанный свернутый пергамент. Саске поначалу кажется, что это свиток с какой-то техникой, но, увидев знакомые топографические символы - (откуда я в этом разбираюсь?) – понял, что это всего-навсего карта.
{План локаций}
Сакура хмурит брови. Наруто зачем-то точит кунай, - короткий кинжал, который и так остер как бритва – Саске (почему-то) знает, что кунаи друга – как когти Лиса, смертоносные и опасные, а подкрепленные чакрой Ветра становятся опасны даже для его Кусанаги.
Правда, он не проверял, совершенно точно не проверял, так ли это.
Саске смотрит на план местности, склонившись над картой рядом с подругой. Отбрасывает отяжелевшие от воды пряди волос назад и щурит глаза, которые почему-то слегка жжет, почти щекочет.
Точка, где они находятся, судя по карте, совсем недалеко от Белого Леса – пусть он называется так – и за пустынной степью протяженностью несколько безрадостных миль в обход труднопроходимых болот маячит…
Он прочитал название, написанное черными, размазавшимися на хрустящем пергаменте чернилами, и поднял быстрый недоуменный взгляд на Сакуру.
И осекся, не сказав ни слова, пораженный увиденным. Будто бы зрение наконец-то полностью адаптировалась к спектру из трех цветов, и мир стал восприниматься немного по-другому.
Саске не мог вспомнить, какими видел друзей в другой раз – это сложно запомнить, особенно, когда не пытаешься заострять пристальное внимание, - но сейчас он увидел.
Трехцветье накладывало свой тяжелый отпечаток, смешивая и приглушая другие оттенки. Розовые волосы Сакуры приобрели цвет пепла, будто девушка поседела в одночасье. Мягкие при жизни черты лица заострились, словно их обвели твердым карандашом. На лице выделялись только глаза – они будто вобрали в себя весь цвет и приобрели возведенный в немыслимый максимум цвет зеленого шартрёза - кажется, они даже светились, и от этого хотелось сощурить глаза, как от вспышки.
Саске повернул голову в сторону Наруто, увлеченно жующего ярко-зеленое яблоко. Друг тоже «потерял» свои цвета: кожа мертвого пергаментного оттенка, пшеничная шевелюра цвета матовой латуни, точно такие же заострившиеся, будто нарисованные черты лица.
И жгуче-холодный цвет циана в глазах.
Странному миру – странные обитатели.
Саске даже думать не хотелось, как он сам выглядит в этой безумной движущейся картинке.
Его интересовало совершенно другое. Проклятое название, выведенное чужим почерком, вызвало глухую ноющую боль где-то в груди, вызывая плохие воспоминания. От этой боли хотелось сбежать, - только вот от себя не убежишь.
Мягкий порыв сухого, жаркого ветра, похожего на гармсиль, прошелся по степи, будто гладя невидимого кота, пригнув широкой ласковой дланью черные стебельки цветов. На мгновение все пространство, насколько хватало глаз до самого горизонта, стало похоже на шкуру исполинской зебры – белая иссушенная земля, черные штрихи, складывающиеся в беспорядочные широкие полосы. Сакура, сидевшая на корточках, вскочила, прижимая к груди карту. Гармсиль перебирал невидимыми пальцами ее волосы, на секунду сделав похожей на ожившую статую. Это смотрелось слегка жутковато, но красиво.
Завораживало.
Наруто, сидевший рядом, откинулся на землю, приминая цветы, и блаженно закрыл глаза, закинув руки за голову. На его бесцветных губах играла слабая улыбка.
Кунай, принадлежавший Намекадзе Минато, валялся рядом.
Ветер увлекал за собой принесенные откуда-то издалека нежные ноты мяты и полыни, но Саске чувствовал не это. Его разум посетило странное осознание, появившееся будто извне {будто чей-то голос нашептал беззвучно, практически не размыкая губ}, но прочно укоренившееся в разрозненных мыслях: этот ветер – не совсем ветер. Что-то другое, более…живое и осознанное. Словно чей-то осколок воспоминаний, немилосердно растертый в ступке в звездную пыль и развеянный в воздухе.
Этот ветер будто звал с собой, приглашал прогуляться до горизонта и дальше. Дул с юга и звал на север, - туда, где лежал проклятый город, туда, где была погребена вся боль.
Саске повернул голову к Сакуре.
- Почему на карте этот город?.. – задал он вопрос невпопад, нарушив безмятежную тишину, обволакивающую их в материнские объятия.
Сакура не ответила, продолжая смотреть куда-то вдаль, а Наруто хмыкнул, совсем как-то не по-своему. Послышался хруст – парень впился зубами в зеленое многострадальное яблоко, казавшееся в окружающем их пейзаже самым неестественным предметом на свете.
- Ты не помнишь, наверное, быстро отключился из-за своего шарингана, - Наруто указал пальцем на свой глаз, чуть оттягивая зачем-то нижнее веко, - Мы должны спасти Итачи. Твоего брата, хоть это не выветрилось из твоей памяти?
Ветер ласково крутился у ног Саске верной собакой, зовущей погулять и поиграть. Но Саске лишь поджал губы, прислушиваясь ко внутренней боли.
{Отторжение. Чувствуешь, как оно свинцом плавится в твоей крови?}
- Наруто, - голос вдруг сел, став тихим, как у призрака, – Итачи мертв. Я видел.
Звонкая пощечина привела его в сознание.
Глаза Сакуры горели, как у какой-нибудь средневековой ведьмы. Этим зеленым жаром можно было испепелить – столько в нем плескалось обиды и гнева.
Учиха от неожиданности отшатнулся, отчего-то вспомнив, что рука у Сакуры всегда была тяжелой.
{Прямо как у Тсунаде}
(Какая еще Тсунаде?)
Лучший друг резко вскочил на ноги, бесшумно, будто хищник, жестом призывая Сакуру успокоиться.
Но ей было больно. Почему-то Саске это знал. Чувствовал.
Ей было больно до крика, который в клочья разорвал остатки идиллистического молчания.
- Мы тоже мертвы, если ты помнишь! Ты знаешь, что это такое – быть погребенным заживо под толщей снега?!
Наруто положил руку ей на плечо и буквально оттащил от Саске, который пятился от Сакуры едва ли не в ужасе, приминая траву грифельного цвета на белой земле с алыми цветками, похожими на чьи-то слезы.
- Сакура, успокойся. Ничего не изменить, - твердо сказал Узумаки.
- Так вы…знаете? – голос Саске, и так не похожий на привычный, совсем сел от неприкрытого удивления. В горле пересохло, словно туда насыпали щедрую пригоршню песка.
Сон приобретал неожиданный и непредсказуемый поворот, идеально в него вписавшись.
- Конечно, - фыркнул Наруто, с досадой глянул на друга исподлобья. Его взгляд обжигал, - Но глупо об этом вспоминать. Ничего не изменишь, Саске. Что прошло, то прошло.
- Но иногда очень холодно становится, - жалобно пролепетала съежившаяся в его объятиях Харуно, обхватывая себя руками.
Саске почувствовал, как слезы наворачиваются на его глаза, и отвернулся.
(…
…
…
…все-таки мертвы)
Потерянные и вновь найденные друзья обняли его сзади, так по-родному, будто бы родители, которых он никогда не видел.
А потом они пошли вперед, за ветром, подгоняющим их в спину, сквозь степь к горизонту и дальше – к городу, в котором девять небоскребов, похожих друг на друга, как братья-близнецы.
Алые цветы, стоило только путникам пройти мимо, поднимали свои головки и раскрывали лепестки, смотря ослепительно-белой сердцевиной на тяжелое небо. Сотни слепых глаз, смотрящих в пустоту, обрамленных красными слезами.
Они неспешно шли, казалось бы, целую вечность, но несмотря на чудовищно иррациональное ощущение времени (будто находишься в реальности, а не во сне), Саске не чувствовал ни подкашивающей ноги усталости, ни изнурительной жажды, ни сводящего судорогой внутренности голода. Это казалось молодому человеку немного странным, но он быстро и решительно отмел эти мысли, параноидально боясь, что, начав больше думать о том, что он спит, может быстрее проснуться.
Просыпаться не хотелось. Никогда.
Наруто насвистывал от скуки какую-то мелодию, в любимом жесте закинув руки за голову, а Сакура иногда подхватывала, и этот ненавязчивый момент единения, растянувшийся на минуты – вот они просто идут куда-то вместе, как в старые добрые времена {только вот в какие именно?}, - вызывал у Саске, хранившего молчание, легкую улыбку одними уголками губ.
Мелодия казалась очень знакомой, и когда Саске задал другу волнующий его вопрос, Узумаки усмехнулся и чуть сощурил до безумия яркие глаза.
«Уж ты-то должен знать», - сказал он, и на этом ненужные разговоры закончились.
Учиха, как ни силился, не мог вспомнить, где слышал эту мелодию: ответ вертелся на языке, лежал на поверхности, но вспомнить было выше его сил. Поэтому Саске прокрутил ее в голове несколько раз, мысленно записав на аналоговую пленку, создав на всякий случай несколько копий, и убрал в архив памяти.
Ответ всплывет на поверхность, когда это будет нужно, но обычно в самый неподходящий момент.
Окружающий пейзаж не менялся миля за милей, - степь казалась бесконечной, и создавалось ощущение, что путники просто безрезультатно стоят на месте, а не монотонно идут вперед. Похоже на какую-то странную сказку, которую Саске слышал в детстве, но не помнил, от кого. Точно не от родителей. Он их не знал – слишком мал был, когда они погибли (или умерли, Саске не мог дать внятного объяснения).
- Смотрите! – вдруг негромко охнула Харуно, в один короткий момент напрягшись и застыв.
В их команде она (хилер) медик, который будет держаться позади и страховать Саске и Наруто. Видимо, у нее уже машинально выработались движения, - видя что-то подозрительное, девушка тут же принимала защитную стойку.
Казалось, даже гнавший их вперед ветер притих.
Наруто и Саске остановились, и посмотрели туда, куда указывала девушка {куноичи}. Послышался приятный тихий шепот воды – где-то совсем недалеко, надежно скрытая в траве и цветах, протекала то ли река, то ли ручей. Но примечательно было не это – а несколько одиноких пошатывающихся черных фигур метрах в ста от путников.
Учиха даже не заметил, как рука машинально легла на рукоять Кусанаги.
- Не стоит, - сухо одернул его Наруто. Его взгляд был почему-то грустным, а уголки всегда улыбающихся губ опущены. – Они нам ничего не сделают.
Саске присмотрелся: фигуры, закутанные в одинаковые пыльные черные лохмотья, напоминали людей, только вместо лиц – то ли морды, то ли грубые маски с вытянутым клювом, делающих их похожими на воронов. Какие-то фигуры спотыкались, но не падали, а шли дальше – так идут на последнем издыхании, когда мозг уже отключился, но тело продолжает идти, просто переставляя ноги, будто бездушный голем.
- Дезертиры, - коротко сказал Наруто, провожая взглядом фигуру, которая находилась ближе всего к ним, - Бежавшие стражи города, в который мы идем.
Саске приподнял бровь, выражая удивление. Но руку с Кусанаги не убрал.
- Почему они убегают?
Наруто пожал плечами, крутя в пальцах отцовский кунай:
- Не знаю. Видимо, там им совсем несладко.
- Я видела таких, - вдруг сказала Сакура, вызвав удивленный взгляд и Саске, и своего молодого мужа. Узумаки вмиг стал серьезным и строгим, и эта перемена мигом стирала с него весь подростковый налет:
- Почему ты мне не говорила? Как ты вообще на них натолкнулась?
Сакура казалась растерянной, вмиг став похожей на маленькую девочку {которую ты хладнокровно оглушил и бросил на каменной лавке} (чегооо?), словно действительно не знала, почему не сказала об этом Наруто раньше. Она нервно сглотнула, будто у нее вдруг пересохло в горле.
Она зачем-то отвела глаза. Но Саске даже рад этому – радужки были такими яркими, что казалось, их цвет может ослепить, будто плеснутая в лицо кислота. Ее речь была торопливой и сбивчивой, она слегка заикалась на начальных согласных – сильно нервничала. Неужели из-за того, что скрывала это от Наруто?
- Когда я попала сюда, первое, что помню, это то, как один из этих…вытащил или втащил меня сюда. Сложно объяснить, но, по-моему, мне казалось, что мне не хватает воздуха, будто тону. Один из этих чумных – она кивнула в сторону фигур, - фактически спас меня. Они безобидны. Не могут говорить. Но это люди, я уверена – у них маски на лицах со стеклянными вставками, за ними глаза, человеческие. Тот, который вытащил меня…тогда, просто спас меня и ушел, будто меня и не было.
- Почему ты их называешь чумными? – спросил Саске.
Сакура грустно улыбнулась, смотря вдаль, на спотыкающуюся фигурку:
- Посмотри на них сам, Саске. Вылитые чумные доктора из Средневековья.
Харуно была права - стоило присмотреться, и паззл складывался легко и просто: характерные маски с птичьим клювом, черная одежда, полностью закрывающая тело, длинный плащ – такими представали борцы с бубонной чумой, которые по большей части не лечили, а лишь калечили и убивали людей. Больше похожие на страшных птиц, чем на людей.
Одна фигура качнулась особенно сильно и упала, будто подрубленная. Послышался звонкий плеск воды. «Ворон» больше не вставал.
- По какой-то причине все, что находится за пределами их обитания, для них губительно, - закончила Сакура, - Не знаю почему.
Наруто молчал, исподлобья смотря на Сакуру.
- Так, постойте, - внезапно осенило Саске, - Разве вы с Наруто попали сюда не вместе?
Узумаки резко качнул головой. Его лицо приняло каменной выражение, а голос моментально стал серьезным:
- Нет, друг. Сакура попала сюда первой. Мы долго искали друг друга. И меня…тоже вытащил такой тип.
(Ты хотел сказать, Сакура умерла первая? Тогда сколько мучился ты?..)
Девушка едва не задохнулась от возмущения:
- Тогда какого черта ты мне ставишь в упрек, что я тебе не сказала?! На себя посмотри! – гневно шикнула она на Узумаки, явно слышащая такие признания впервые.
Наруто отвел взгляд, явно не торопясь с ответом. Сакура в злости и обиде сжимала кулаки. Кожаные перчатки скрипели от давления. Саске на всякий случай встал между ними – характер у Харуно взрывной, а им не нужны стычки между собой.
Наруто вздохнул.
- Я убил своего чумного, родная. Я очнулся, когда этот тип хотел вырезать мне глаза моим же кунаем – вот почему я не поблагодарил его за спасение, - наконец тихо проговорил Узумаки.
Повисло молчание, нарушаемое лишь плеском воды от погружающихся в нее, как опадающие листья осенью, фигур. Только теперь молчание не было умиротворенным, оно было напряженным, как натянутая нейлоновая струна гитары.
- Прости. – наконец выдавила из себя Сакура.
Наруто пожал плечами, показывая, что тут не за что извиняться.
Гармсиль подгонял их дальше.
Они перешли реку с неожиданно прозрачными и теплыми водами, по которым лениво плыло несколько тел людей-птиц. Куда отнесет их течение – можно было только воображать. Речушка рассекала степь пополам, и извилистой змейкой тянулась вдаль, насколько хватало глаз.
Саске бросил короткий взгляд на свое отражение в воде и застыл на целую минуту, рассматривая. Неживое белое лицо с острыми чертами, - намного более резких и четких линий, чем лица Наруто и Сакуры – в обрамлении растрепанных черных волос, которые перебирал ветер. Но более всего выделялись глаза под резкой линией бровей – пылающая ализариновая красная радужка с тремя томое внутри круга-границы.
{Ты идеально подходишь этому миру, Саске}
(Так может, это мой мир?..)
Наверное, только через годы напряженного душащего молчания путники вплотную приблизились к цели их странного путешествия во сне - городу, от которого сухо веяло холодом и тяжело пахло пылью, гуляющей по улицам неспешной прогулочной походкой на манер ленивой февральской поземки.
Его силуэт, похожий на мертвую тушу огромного паука, маячил меньше чем в пяти лигах, но Саске уже мог рассмотреть очень и очень многое. Глаза приятно-неприятно щекотало и тепло покалывало от активированного шарингана, который и давал ему такую способность – видеть четче, дальше, глубже обычного человека {шиноби}.
{А взамен он требует жизненных сил, а потом – и саму жизнь}
Учиха уже перестал удивляться этим странным мыслям в сознании – в конце концов, это всего лишь сон, здесь может быть что угодно.
Другая жизнь, будто бы прошлая память, крепко спящая в его мозгу в той, жизни с Шикамару.
(Плевать, что он забирает жизнь. На все плевать.)
И он видел – огромный скелет мегаполиса миллионов на десять жителей, лабиринты и тупики, магистрали, улицы и шоссе которого были знакомы Саске с самого раннего детства, казался покинутым и заброшенным многие столетия назад: десятки зданий обрушились под терпеливым и безжалостным натиском времени, в каких-то – Саске видел даже отсюда благодаря шарингану, - зияли разбитые окна с небрежно вырванными глазными яблоками стекол, а причудливые глубокие узоры змеек-трещин разрисовывали бетонные фасады, покрывшиеся серым налетом пыли, замысловатым рисунком вен.
Лишь девять зданий были целы, будто только что отстроены, они выделялись своими белыми громадами стен на фоне черных строений; в сотнях окон с чистыми стеклами горел электрический свет, такой яркий и реальный, словно там кипела офисная жизнь.
Можно прикрыть глаза и представить, как нервно работают биржи, правительство, рекламщики и журналисты, банкиры, клерки, топ-менеджеры и секретари – безликое море людей, добровольно запертых на высоте от пяти до ста пятидесяти метров.
(Their City is an Illusion)
Девять башен-близнецов, и в одной из них находится Итачи.
{В какой башне твоя принцесса, а, Марио?}***
Он пленник или нет?
(Итачи ненавидел этот город)
Саске буквально ощущал присутствие Итачи, но может, это слишком болезненные и мучительные воспоминания играли на руку, будоража и тревожа внутренние чувства, будто одинокая скрипка на похоронах?
Но в одном {глупый маленький брат} Саске был уверен.
Он знал, к какому небоскребу пойдет.
Он знал, где будет искать брата. Может быть, Итачи прямо сейчас равнодушно и холодно наблюдает за ними, стоя на крыше, бесстрашно балансируя на карнизе.
…Ветер треплет полы его пиджака с закатанными рукавами и перебирает волосы, стянутые в низкий хвост, неистовствует, хочет столкнуть вниз…
(Как тогда)
(Почему он улыбался тогда?)
От этой воображаемой картины, проявляющейся из воспоминаний с ужасающей четкостью, отвратительно холодело внутри, так, что хотелось крепко обхватить себя руками, как Сакура недавно.
Больно. Холодно. Хочется забиться в угол и плакать.
{Как маленькому восьмилетнему мальчику, любимый брат которого убил всю его семью}
(Я схожу с ума. Что это за страшная память?..)
Степь, усыпанная цветами, заканчивалась, подходя к своей неминуемой границе, - теперь раскрошившийся от времени асфальт хрустел под ногами вместе с кусочками гравия, - и каждый шаг казался оглушительным в вакуумной тишине. Гармсиль легко толкнул путников в плечи в последний раз, обвил в своих ласковых теплых объятиях – и утих, как обрывается дыхание умирающего человека, спокойно и обреченно.
Небо начало темнеть, а звезды – светлеть.
{Ваша локация загружается, подождите пожалуйста}
(Cлушать – Michael McCann – First and Last)
Полотно над головами Саске, Наруто и Сакуры цвета амаранта выцветало на глазах, старея в считанные секунды, - потемнело сначала до фалунского красного, а потом и вовсе потеряло свои агрессивные оттенки, холодея до синего спектра берлинской лазури. Звезды – как их много! – белыми, голубыми, фиолетовыми, розовыми точками рассыпались по небу, будто оброненная крупа. Луны не было.
Воздух вокруг потяжелел, к нему прибавились странные, но пока не различимые запахи. И звуки – шорох, стрекот, клекот, шипение, - звуки радиопомех.
От тошнотворно резкой смены палитры цветов хотелось зажмуриться, закрыть глаза ладонями – казалось, что зрение вдруг отказало, перестав воспринимать цвета.
Но не только небо потеряло свои оттенки, придуманные сумасшедшим создателем.
Саске посмотрел на Сакуру – очень бледное лицо, знакомый нежный оттенок лотоса в выцветших, будто выгоревших волосах, пастельно-зеленые глаза. Темно-синяя одежда странного кроя с контуром белого круга на плаще.
{Клан Харуно}
Наруто – светло-русые взлохмаченные волосы, стального оттенка глаза, тоже темные одежды. Только плащ выделялся – на темно-синем фоне пламя Аматерасу было белым. Под воротом на спине – белая спираль.
{Клан Узумаки из Страны Водоворотов}
Никакого красного, никакого бешеного циана и шартрёза.
Синий, белый, черный. Легкие оттенки. Аккуратная задумчивая городская ночь.
Взбесившийся спектр будто решил привести сон в порядок, но безумие, пополам с грядущим хоррором поджанра survival – ощущалось здесь более пугающе явно.
- Что такое? – спросил Саске у Сакуры, увидев, что она удивленно смотрит на него.
- Ты не поменялся, - ответила девушка, - Только одежда. Ты не потерял свои цвета.
(Потому что я {еще} жив?)
- Сбой системы? – Наруто легко улыбнулся, ответив за Саске на вопрос, потому что тому было ответить нечего. – Какая разница, поменялся цвет или нет. Идем.
Саске кивнул, соглашаясь, но Харуно поджала губы, явно не согласная с этим.
Вполне возможно, что Наруто обидел ее такими словами.
(Ведь Сакура была художницей, дурья твоя голова, Узумаки. Им нельзя такое говорить)
{Сакура была шиноби-медиком, идиот!}
Дорога хрустела и будто разваливалась под ногами, создавая чувство неустойчивой поверхности, которое испытываешь на деревянном мосту над бездной, старом, с прогнившими дочерна досками. Саске обернулся – и зачем ему это было нужно? – но не увидел позади ничего. Белая степь с красным небом и слепыми цветами исчезла, будто ее никогда и не было.
Саске посмотрел вперед, вперив взгляд в макушки-лапки города.
Тысячи черных птиц, по крикам которых безошибочно угадывались вороны, кружили над шпилями бетонного паука, их небольшие тельца сливались в одну исполинскую чернильную вуаль, в живой струящийся саван над телом медленно тлеющего трупа.
Воронье карканье отражалось от всех поверхностей и порождало эхо, которое складывалось в свой ритм, свою музыку, наполняло воздух физически ощутимыми звуковыми вибрациями.
Их следующая локация окружена трехметровой стеной – как тюрьма или крепость.
Здесь есть ворота, и здесь есть привратник.
Но ни один охранник их не остановит. Они сметут любого.
{Ведь вы команда номер семь. Навевает грустные воспоминания}
Саске услышал краем уха, как Сакура сжала сюрекены, - они мелодично звякнули в ее ладони, готовые сорваться с пальцев в любую секунду; как Наруто с легким шелестом вытащил кунай отца, похожий по форме на лист клена, отлитый в металле, - и в свою негласную очередь потянул из ножен Кусанаги.
Меч этому явно обрадовался – легендарная сталь, имеющая свою душу, буквально пела, оказавшись вне плена ножен, закрепленных сзади. Саске ощутил, что ему нравится та музыка, которую поет Кусанаги только для него.
Впереди, у ворот, достойных неприступного Минас-Тирита****, их ждал привратник, - высокая фигура в черном, закутанная в плащ с ног до головы. Эта фигура встала со своего вырезанного из камня стула, больше похожего на трон, и сама пошла к ним навстречу, откидывая капюшон.
Саске почувствовал, как рука с Кусанаги бессильно опускается, а ошеломление накрывает его ледяной волной, стоило ему увидеть лицо привратника.
Ошибки быть не может, зрение его не обманывает, он просто сходит с ума окончательно – ведь на него смотрело знакомое с детства лицо их с Итачи приемного отца, Орочимару. Бледное, худое, со слегка отталкивающими змеиными чертами в обрамлении длинных темных волос, тяжелыми прядями спадающими на плечи, и горящими золотистой охрой глазами.
Человек, который кропотливо старался подарить Саске и Итачи подобие семьи, и с блеском справившийся с этой сложной задачей.
Учиха ощутил, что его спутники смотрят на него удивленно и непонимающе.
- Долго же ты шел, Саске, - проговорил Орочимару вместо приветствия, кривя тонкие губы. Эта эмоция придавала ему еще большее сходство со змеей, но уж к кому-кому, а к змеям Саске антипатии не испытывал. Голос отца был сиплым и грубоватым, какой иногда бывает у людей, которые много лет пускают в свои легкие никотиновый дым.
Младший Учиха понял, что ему сложно что-то ответить. «Да, отец, извини?».
- Что ты здесь делаешь? – почему-то голос звенел.
- Такой вопрос я могу задать тебе, но не им, - Орочимару кивнул на Наруто и Сакуру. В его ушах холодно звякнули серебряные серьги, по своей причудливой форме напоминающие цифру девять, - Ты еще жив, они – нет.
Сон становится слишком странным и похожим на какую-то искаженную реальность, чтобы быть сном. Орочимару – мертв. Наруто и Сакура – тоже. Итачи, за которым они идут – мертв.
Тогда что здесь делает Саске, если он жив?
Саске нахмурился.
- У меня нет ответа на этот вопрос.
- А я и не требую ответа, - проговорил Орочимару, улыбнувшись, - Моя задача лишь предостерегать и пропускать тех, кто хочет войти и выйти из этого города.
- Тогда вы плохой тюремщик и привратник, - заметил Наруто, скрестив руки на груди и убирая кунай.
- Я не люблю так себя называть, - Орочимару сухо усмехнулся.
- Ты не ответил на мой вопрос, - холодно напомнил Саске, сжимая рукоять Кусанаги, чтобы придать себе уверенности.
Почему отец охраняет тюрьму Итачи?
Было страшно даже думать о том, что придется убить собственного отца, даже приемного, даже во сне. Это казалось слишком жутким и противоестественным.
{А помнишь, как ты прожил полжизни, мечтая убить Итачи? И отчасти достиг своей цели}
(Что за бред?)
- Это вопрос не ко мне, - отрезал Орочимару, тяжело посмотрев на приемного сына.
- А к кому же?
- Саске, - осторожно спросила Сакура, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку и видя, что стоящим перед ними человек не опасен, - Кто этот человек? Откуда ты его знаешь?
Саске раздраженно фыркнул – и это было первое яркое проявление его негативных эмоций за все время.
- Это наш с Итачи приемный отец, Орочимару. Он умер. Давно, - бросил он.
(Почему я не рад его видеть?)
- На самом деле, это не так уж и важно, - Привратник достал откуда-то из внутренних карманов плаща три вороньи маски, как у тех, кого они видели ранее. – Я обязан отдать вам их и предупредить, что вороны внутри повсюду, и гостей не любят. Особенно тех, кто пытается забрать единственного пленника. Идите. Я открою ворота.
Когда Саске проходил мимо него, отец шепнул тихо: «Ты все поймешь в самом конце».
***
(слушать – Woodkid – The Other Side)
Как только ворота гулко и тяжело закрылись за ними, отрезав от остального мира (а был ли он, этот остальной мир?), Наруто усмехнулся – это было глухо слышно из-под вороньей маски – и положил руку на плечо Саске:
- Ну что, друг, веди.
Саске вздохнул, почувствовав, как от пробудившегося волнения легким током статического электричества начинает покалывать кончики пальцев.
Они двинулись вглубь улиц перевернутым треугольником - Сакура шла немного позади, прикрывая им спины, Саске и Наруто – по правую и левую сторону соответственно. Тоскливая тишина заброшенной цивилизации, наполненная естественными звуками, накрыла необычных странников, принимая их в свои нежные холодные объятия после сладостного дыхания гармсиля. Вокруг них не было ни одной живой души – такое ощущение, будто город вымер в одно мгновение: брошенные машины, припаркованные у пешеходного тротуара, не казались разграбленными – лишь покрытые толстым слоем пыли и кое-где – ржавчиной; из витрин магазинов на путников бесстрастно смотрели слепые манекены, рекламные плакаты с лживыми обещаниями лучшей жизни и неприветливо закрытые стеклянные двери с грустными надписями “closed”.
Они шли прямо по середине шоссе, покрытого ровным слоем пыли так, что не было видно разметки, окаймленного целой аллеей разномастных машин; вороны-тюремщики то кружили высоко в бесконечном звездном небе, глубокий цвет которого практически не было видно из-за звезд, то садились на многочисленные линии электропередач, которые причудливо опутали город клубком изолированной проволоки.
За ними наблюдали со всех сторон – с настороженным любопытством, кажется, пока принимая за своих – Орочимару сказал, что настоящий облик «чумных» вороны принимают только при случае, когда нужно защитить тюрьму или когда они уходят из города. Но почему охранники покидают этот город, обрекая себя на смерть в степи и последнее плавание по реке мордой-лицом вниз – он не смог объяснить.
Да и было ли это важно?
- Наблюдают, как стервятники, - буркнул себе под нос Наруто, - перебить бы их всех.
- Держи себя в руках, - тихо одернул его Саске, тем не менее, держа руку на рукояти Кусанаги под плащом, - Иначе не выберемся.
- Тогда идем быстрее. Быстрее пойдем – скорее выберемся отсюда.
И Саске вел их – запутанными узкими коридорами переулков, срезая путь и минуя темные тупики, вдоль шоссе с растрескавшимся, будто от землетрясения, асфальтом и ярко освещаемых магистралей, мимо опустевших веранд кафе с завядшими цветами в вазочках на столиках с витиеватыми ножками и диких парков, в которых не работали каменные скульптурные фонтаны.
Саске был готов сорваться на бег, в такт гулко стучащему сердцу – но прожигающие красные взгляды воронов не давали ему ускорить шаг, чтобы привлечь внимание.
Здесь их пока принимают за своих, но если тюремщики почувствуют, что что-то не так, - то команде номер семь придется прорываться с боем, а это не совсем разумно.
{Скорее, это тактика Узумаки – идти лоб в лоб, минуя даже азы стратегии}
Пыль, кажется, покрывала все в городе – она чувствовалась даже в воздухе, который изредка приходил в движение, а в маске дышать было еще тяжелее.
Но это все такая мелочь, такая несусветная мелочь и жалоба, что хотелось смеяться, но Саске боялся, что если он засмеется, то просто закашляется от пыли.
…а смех перерастет в истерику. С его-то нестабильной психикой.
Тем более, он с трудом мог вспомнить, когда в последний раз смеялся.
Они шли к шестому небоскребу, сияющему подобно маяку в каменном море городской ночи – шестому, потому что он был построен именно в таком порядке, - одни-одинешеньки по пустой магистрали, когда один ворон слетел с проводов и спикировал вниз, будто пытаясь преградить им дорогу. Саске остановился и жестом руки приказал сделать Наруто и Сакуре то же самое. Птица приземлилась на асфальт, расправив огромные черные крылья, и громко каркнула.
Ворон, кажется, задумчиво смотрел на них своими странными, такими же странными, как шаринган Саске, глазами, а потом начал менять облик. Со стороны это выглядело завораживающе и красиво – будто все тени стекались к птице, обволакивая ее небольшое тельце в черный кокон, вытягивая его, лепя фигуру высокую, похожую на человеческую, в такой же маске, как у Наруто, Сакуры и Саске. В кисти, закованной в перчатку, откуда-то материализовался длинный кинжал, похожий то ли на стилет, то ли на мечелом, - невозможно было понять.
- Раскусили? – шепнула Сакура рядом.
Саске дернул плечом.
- Да хоть бы и так! – фыркнул Наруто, - меня достала эта маска. Ненавижу прятаться!
- Не вздумай. – преградил ему путь рукой с Кусанаги Учиха, - пока он не напал, мы можем идти дальше.
Ворон-чумной испытующе смотрел на них из-под стекол маски, сверля спутников глазами с томое-шаринганом.
Откуда у него шаринган? Саске не нравилось то, что у потенциального врага такое же преимущество, что и у него.
Может быть, именно поэтому он и пошел к нему навстречу. Медленные осторожные шаги были бесшумными, будто пыль, ровным слоем покрывшая асфальт, поглощала все звуки.
Фигура напротив него даже не шелохнулась, терпеливо ожидая, когда Саске подойдет поближе, на расстояние удара.
А потом вдруг заговорила, но так тихо, что Саске не был уверен, что Наруто и Сакура слышали.
- Нельзя…дальше. – тяжелый, свистяще-хрипящий шепот, «чумному» невероятно сложно говорить, будто он одновременно хочет пить, у него ангина и сорваны голосовые связки, – Нельзя.
- Ты думаешь, меня это остановит? – твердым шепотом ответил Учиха, - прочь с дороги.
Несколько других ворон тоже спикировали вниз, принимая человеческий облик. А потом еще несколько, и еще десяток.
- Ну теперь-то можно я сниму эту чертову маску? – с предвкушением спросил Наруто. Кунай Минато Намекадзе пылал мягким голубым светом – чакра ветра была тому виной.
Но Саске его будто не слышал. Окруженный тюремщиками Итачи, он будто бы был оглушен обволакивающим шепотом, льющимся со всех сторон: «Нельзя…дальше…поворачивай, уходи отсюда…»
Наконец он легко улыбнулся.
- Можно, Узумаки. – и сорвал свою маску.
{Функция сохранения отключена на время боя}
…ему мерещится, или он слышит музыку?
(слушать – End Fight (AC2), Street Fight (AC Revelаtions), Florence Escape (AC2), The Brotherhood Escapes (AC Brotherhood)
(Нет времени заострять на этом внимание. Игра – так игра)
Саске не знал, да и не особо горел желанием узнавать сейчас, откуда он знает все эти движения и техники – сам он никогда в жизни не дрался. Он неуловимым отточенным движением кисти, невербальной техникой пропускает Чидори через Кусанаги и резко вонзает меч в грудь ворона напротив, заставив того врасплох, и выхватывает из его расслабляющейся руки мечелом – все-таки это оказался именно он, - и перерезает лезвием горло соседнему ворону, который дернулся в его сторону с тонким длинным клинком, похожим на рапиру.
Медленно. Даже брызги крови летят, будто в съемке сверхчувствительной камерой, будто на замедленной перемотке пленки.
Маска со стуком упала на асфальт.
Наруто был рядом – появлялся и исчезал быстрой вспышкой молнии {все-таки выучил технику Намекадзе, ну наконец-то!}, так быстро, будто к его сандалиям были привязаны крылья наподобие греческого Гермеса; несколько его клонов вступили в рукопашный бой, еще двое – разнесли Расенганом одного ворона буквально до кровавых лохмотьев.
Саске усмехнулся, легко уворачиваясь от удара в голову, Кусанаги блеснул перед глазами, обагрившись кровью, - и голова в вороньей маске мячиком катится по асфальту, собирая пыль. Обезглавленное тело стоит перед ним еще пару секунду и падает, конечности ворона конвульсивно подергиваются.
Слишком медленно. Его глаза успевают следить и предугадывать за всеми их движениями.
{То, что у вас шаринган, еще не значит, что вы умеете им пользоваться}
Черные птицы пикируют вниз сотнями черных стрел, оглушительно и яростно каркая, обращаясь в людей, но Саске успевает оглушить многих еще в полете с помощью Чидори, обращенной в сенбоны, а сюрикены Сакуры довершают то, что не успевает Саске.
Учиха чувствует себя заново родившимся, когда слышит пение клинка в руке, и методично прорубает себе дорогу вперед. Вороны и не думают о какой-то тактике или банальном отступлении – намереваются задавить их числом. Сколько их – сложно сказать. Целое море уже перекрыло всю магистраль впереди, тут и там видно вспышки Расенгана, слышно вой, шепот и рычание, шипение и музыку, - не померещилось тогда.
«Назад, назад, дальше нельзя», - шепчет ему каждый ворон.
Но Саске идет вперед.
Он увернулся от удара в живот, крутанулся на месте и нанес тяжелый удар с двух рук едва не задевшему его владельцу рапиры, рассекая тело от ключиц до тазовых костей. Клинок вгрызается в плоть, режет ее, словно нож подтаявшее сливочное масло, Чидори парализует нервную систему и сжигает ткани, - чувствуется тяжелый запах паленого мяса и кожи.
Земля под ногами дрожит – это Сакура по левую сторону дороги вспоминает, что она все-таки ученица Тсунаде.
Светлая шевелюра Узумаки мелькнула справа. Огромный Расенган, собранный клонами, превращает правую сторону магистрали в самую настоящую мясорубку. Не изящно, но эффективно.
Вороны кружат над ними, их число не уменьшается, на месте трупов в черных плащах появляются новые «чумные» с оружием в руках – море тонких рапир, которые Кусанаги рубит, как сухой тростник, оставляя лишь бесполезные рукояти с огрызком стали.
«Они живые. Возможно, Сакура права, они все-таки люди», - думает Учиха, когда его кисть, обвитая молниями техники, легко прогрызается сквозь грудную клетку противника и сжимает сердце ворона. Секунда, легкое сжатие – и еще один труп у ног.
Наруто мелькает то справа, то слева, за ним легко уследить с помощью шарингана, - и кричит, перекрывая волну шепота и карканья:
- Их слишком много! Мы надолго здесь застрянем! Иди вперед, мы с Сакурой догоним!
- Наруто прав, - Сакура едва не врезается в Саске, слегка запыхавшаяся и раскрасневшаяся. Ее руки объяты мягким светом медицинской техники, которая может не только лечить, но и убивать. – Они берут нас в кольцо, это вопрос времени.
- А ценного пленника могут убить, чтобы он не достался никому, - закончил мысль девушки Саске. – Встретимся наверху.
- Вали уже! – фыркает Наруто и исчезает, мгновенно появляясь на другом конце поля боя.
Сакура вновь концентрирует чакру в кулаке и рушит асфальт позади них, заманивая замешкавшихся тюремщиков в ловушку из бетона и земли.
- Удачи, - говорит она и отходит к поредевшим рядам противников, прикрывая спину Саске.
Учиха кивает и бросается вперед – туда, где не видно мельканий Наруто, в самую гущу. Самый простор для высших техник Катона, - но кто-то из воронов успевает броситься врассыпную, поняв, что дело начинает действительно пахнуть жареным, какие-то просто обращаются обратно в птиц и взмывают вверх, если сенбоны из чакры молнии не успевают пришпилить их, как бабочек в коллекции.
Саске бежит вперед, прочь от магистрали, он расчистил себе путь и смял окружение, буквально сжег его, и теперь задача Наруто и Сакуры – разобраться с остатками охранников, пока он будет пробиваться на самый верх здания номер шесть.
Музыка прекратила играть, как только он вошел через стеклянные двери в ярко освещенный и пустынный холл.
{Теперь вы можете сохраниться и повысить свой уровень}
Тишина ударила по ушам.
Автор: Вайр
Бета: Darkholme
Гамма: Штэйн
Пейринг: Саске/Итачи, Шикамару/Саске
Рейтинг: R
Жанр: angst, AU, dark, horror, фантастика, mystic, action, deathfic, ООС – в меру
Размер: миди
Статус: в процессе
Саммари: Только в своих беспокойных снах ты обретешь себя.
Дисклеймер: поиздеваюсь и брошу
Размещение: запрещено.
Предупреждения: много отсылок к играм и некоторым фильмам, попадается геймерский жаргон, кровища, монстры, боевки, шиза и виктимный Итачи. А, и автор нихрена не шарит в звукозаписи, поэтому прошу простить косяки. Размышлизмы, ничего близкого к романсу и флаффу, под конец – записки сумасшедшего. Все. Предупредил.
От автора: весь фик – поединок автора и персонажа. Кто капитулирует первым?
Глава 1 - Звуки тишины
Глава 2 - Призраки
Глава 3 - Тоска
примечание к четвертой главе: для тех, кто хочет проникнуться атмосферой и поймать ритм текста, автор перед каждым нужным куском написал названия треков для прослушивания. глава не поместилась в один пост, так что подвесок - в следующем.
приятного чтения!
UPD! Глава 4 - ВспышкаГлава 4. Вспышка
Can you hide who you are?
Take a look at yourself
Can you stop what will be?
You think running will help?
Can't give up on the past
When the past never ends
Now the dead that you raised
Live in me
Можешь ли ты скрыть, кто ты есть?
Взгляни на себя
Можешь ли ты остановить то, что грядет?
Думаешь, бегство поможет?
Не в силах наплевать на прошлое,
Когда прошлое не проходит
И то мертвое, что ты воскресил,
Живет во мне
Akira Yamaoka and Mary Elizabeth McGlynn – Shot Down In Flames
Take a look at yourself
Can you stop what will be?
You think running will help?
Can't give up on the past
When the past never ends
Now the dead that you raised
Live in me
Можешь ли ты скрыть, кто ты есть?
Взгляни на себя
Можешь ли ты остановить то, что грядет?
Думаешь, бегство поможет?
Не в силах наплевать на прошлое,
Когда прошлое не проходит
И то мертвое, что ты воскресил,
Живет во мне
Akira Yamaoka and Mary Elizabeth McGlynn – Shot Down In Flames
[13 октября, 01.31 АМ, квартира Саске, жилая комната]
(слушать – песня из эпиграфа)
…Саске коснулся его губ, будто истосковавшийся любовник, и первой – и самой разумной, правильной, рациональной – мыслью Шикамару было твердо оттолкнуть Учиху, отрезвить его воспалившийся, погрязший в депрессии рассудок хорошим ударом в солнечное сплетение, обругать всеми известными крепкими ругательствами и попытаться забыть все, что происходит в данный момент.
Твердо и непоколебимо убедить себя в том, что бесполезно даже пытаться завязать хоть какие-то отношения с таким незаурядным человеком, как Саске. Нара упрямо убеждал себя в этом все эти тягучие, как смола, годы – с тех самых пор, как Учиха – тогда еще совсем другой, изредка улыбающийся и даже шутящий, - смело и легко переступил порог студии, тонущей в полутьме.
Нара успешно и безжалостно давил в себе все проскальзывающие в мозгу романтические мотивы – потому что ничего из этого хорошего никогда не выходило, одна раздражающая головная боль.
Саске настойчив и сумасшедше нежен – он воспользовался минутным оцепенением Шикамару, чтобы расчетливым хищником подобраться ближе, сесть на его колени, не разрывая иссушающего поцелуя, коснуться холодными пальцами скул, очертить линию подбородка и шеи – его прикосновения почти болезненные, будто оставляющие ожоги, но за ними, как мазохисту, хотелось тянуться.
В какой-то момент Шикамару потерял весь свой непоколебимый контроль и ответил на поцелуй, едва сдержавшись от того, чтобы импульсивно подмять Саске под себя, такого легкого, жилистого и неожиданно податливого.
Вместо этого Нара откуда-то нашел в себе силы оттолкнуть Учиху, почему-то чувствуя себя при этом самым отвратительным и поганым человеком на свете. Саске выглядел растерянным и даже немного напуганным, что совершенно не вязалось с тем замкнувшимся в себе, непробиваемым шефом-Саске, которого знал Шикамару.
Он моргнул, будто предпринимая попытку избавиться от какого-то странного, пугающего его наваждения, мутной пеленой застлавшей глаза, - и посмотрел на Шикамару. Слегка удивленно. Неверяще. Почти радостно.
Полубезумное искрящееся счастье под жесткой коркой меланхолии плескалось раскрошенным льдом в его потухших глазах.
- Что не так? – тихо спросил Учиха. Севший голос - почти ласковый, с какими-то новыми, абсолютно неизвестными нотками, которые очаровывают и заставляют сердце биться гулкими тяжелыми ударами, почти причиняющими боль.
Голос - почти ласковый, но определенно с фатальным настроением безумия.
Чужой.
Это чужой Саске.
Он смотрит на Шикамару так, будто знает как самого себя и любит всю недолгую жизнь, - и почти ненормально горящие глаза даже в темноте выделяются на бледном, уставшем и осунувшемся лице. Он до сих пор очень близко, дарит свое тепло, продолжает сидеть у него на коленях, вцепился холодными пальцами в запястья Шикамару, - отчаянно, будто прося не уходить и не бросать.
Шикамару не может ответить Саске, не может сказать, что не так – слова застревают в горле, будто связанные стальной леской, любая попытка становится болью, кровотечением и пыткой. Почему-то он не может сказать, хотя бы беспомощно прошептать одеревеневшими губами, что не узнает его, что он спятил, что он сам не знает, что творит.
В какое-то мгновение Шикамару набирается смелости, но Саске его опережает, говоря то, что Нара совершенно не ожидает услышать:
- Ты не должен отталкивать меня, - говорит он, проводя большим пальцем по губам Шикамару, смотря куда-то сквозь него, немного отстраненно, но с ненормальной, невменяемой мягкостью, - Я живу только ради тебя. Ты – единственное, что держит меня в этом мире.
Последнюю фразу он шепчет в обволакивающей будто непроницаемом коконом тишине, говоря так, как говорят сокровенные секреты, наклонившись к лицу Нара и вырывает поцелуй. И Шикамару сдается. Конечно, очевидно, что у Саске или яркая галлюцинация, или в голове что-то перемкнуло и он видит совершенно не его, но…но Нара хотелось единственный раз в жизни поддаться чарующей слабости, обмануть себя и поверить в то, что Саске говорит эти слова ему.
Ему, не кому-то другому.
Ведь так хорошо жить в мире собственной иллюзии…
…где все находится на правильном месте.*
Шикамару лень было погружаться в свои вялотекущие размышления, - это нарушило бы очарование момента, его личную маленькую утопию и трагедию.
Саске болен душой, плевать, кого он видит вместо Шикамару, - почему бы не дать ему то, что он так маниакально хочет?
Это циничный расчет, но…
Во всем этом можно было потонуть. Эмоции, запертые в рациональном карцере разума, закрытые в самом глубоком подвале одной из камер сердца, выходили на свободу, разбегаясь покалывающим теплом от груди до кончиков пальцев.
«Том Йорк**, - почему-то вспомнилось Нара, - Том Йорк, когда чувствует покалывание в пальцах, бросает все и пишет песни. Только тогда, когда покалывает кончики пальцев, и выходят шедевры».
Саске заставляет задыхаться Шикамару в этих ощущениях, убеждает, что Нара в него бесповоротно влюблен.
Учиха распускает его волосы, перебирает тяжелые пряди, медленно, будто эстет, наслаждаясь прикосновениями, легко целует веки и скулы, позволяет нетерпеливо снять с себя свитер, облегающий тело второй кожей. Шикамару касается губами старых шрамов на запястьях, и Саске прерывисто выдыхает.
Он шепчет что-то неразборчивое, но в сбивчивом шепоте между поцелуями, прикосновениями, теряющими свою неспешность и становящимися жадными и порывистыми, Шикамару слышит «Я скучал». Сердце колет от этих слов тысячей китайских иголочек, и Нара в этот момент хочет стать глухим или потерять память.
Но он боится, что все равно не сможет забыть, как Саске выгибается под ним, - весь и полностью в его власти, - как дрожит от прикосновений и беспорядочных поцелуев по телу, избавляется от его рубашки, так яростно, что вырывает несколько пуговиц, - они гремят, рассыпаясь по полу маленькими бомбами, - и тянет к себе, ближе, ближе, ближе.
Кажется, Саске утягивает его за собой, во тьму, в ослепительное безумие, когда Шикамару входит в него, вырвав у Учихи низкий стон.
Саске шепчет «Итачи», наматывая волосы Шикамару на кулак – собственнически, почти яростно.
Саске шепчет «Ты вернулся», когда Нара ускоряет темп.
Саске чуть не кричит, когда кончает, он кусает ребро своей ладони, потому что губы уже искусаны в кровь.
Шикамару чувствует знакомое помутнение в голове, ему хорошо и так хреново одновременно, что хочется прострелить себе череп.
Саске прижимается к нему и в каком-то страшном полузабытьи шепчет имя «Итачи».
***
[Время действия - ??? Место действия - ???]
(слушать – The Last of Us Main Theme и тему Earth из второго Assassin’s Creed )
Он проваливался куда-то далеко вниз, в бездну и чернильную пустоту, падал бесконечно медленно и запредельно захватывающе быстро, неумолимо утопая, будто в древнем коварном болоте, переварившем в своем чреве и законсервировавшем тысячи трупов. Все сознание тошнило, перед глазами игриво плясала, издевательски кривясь и переливаясь цветами меди, глубокой лазури и нахального пурпура, бесконечная смеющаяся спираль. Он падал прямо в нее, - и не мог остановиться, - она становилась то ближе, то дальше, он забыл, как дышать, как моргать уставшими глазами, как чувствовать биение собственного сердца, как вспоминать и как думать.
Он видел только спираль. А потом все прекратилось, будто внезапным нажатием кнопки с рисунком двух параллельных линий, и по глазам ударило красно-черно-белым, заставив зажмуриться, чувствуя, как от подступивших слез мокнут ресницы.
Будто бы что-то {или кто-то, слегка дотронувшись до плеча} вытолкнуло его сюда, - туда, где он должен быть, должен быть по-настоящему.
Этот трехцветный мир…чей он?
{Ты и так все знаешь}
- Готов, Саске?
Саске не готов. Он слышит голос Наруто словно сквозь океанскую толщу воды, кажется, даже дышать больно, дыхательные пути обожгло острой нехваткой кислорода. Кажется, он даже закашлялся, пытаясь выплюнуть воду, которая застряла в измученных легких, черную болотную воду, от которой несет сладкой гнилью и пряным запахом мха.
{Вы прошли первый уровень. Желаете сохраниться?}
Зрение постепенно привыкает к смене спектра цветов, будто пробуждаясь от очень долгого сна. Саске видит, что они больше не в лесу, - они посреди какой-то степи, бесконечной белой степи, усыпанной красными цветами с черными стебельками под кроваво-красным небом с черными звездами. Тот, кто придумал этот мир, был абсолютно сумасшедшим.
{Но все это происходит в твоей голове, Саске. Ты спишь, и ты знаешь это}
(Что ж, я давно смирился с мыслью, что все закончится именно так)
Сакура осматривает его деловито и профессионально, особо заостряет внимание на глазах. Она серьезна и собранна, но Саске улавливает странную тоску в чертах ее лица. Это его заворожило и насторожило – ведь он уже видел такое выражение глаз, и, если не кривить душой, это его дьявольски испугало.
Такую тихую, запрятанную глубоко-глубоко в недра души муку он видел в глазах Итачи, перед тем как он…
Перед тем как он.
- Я готов.
И после этой фразы, сказанной на редкость уверенным и твердым голосом, все будто отбрасывается назад, словно ненужный мусор. Будто бы все – теперь – правильно. Снята иллюзорная мишура, оставлен за плечами тот ненастоящий, не реальный и неправильный мир, где Учиха Саске живет в тесной квартирке, обставленной запыленной техникой, где нет Шикамару и сессий в студии длиной в маленькие вечности. Тот мир не может быть настоящим – в нем нет Сакуры и Наруто. Они покинули его – вслед за Итачи. Они пришли сюда. Они – здесь. Там же – только пустота.
(Но я же сплю, и именно этого нет на самом деле)
(Я подумаю об этом потом. Я не хочу просыпаться)
Наруто кивает, а Сакура достает из холщовой сумки, висящей через плечо, потрепанный свернутый пергамент. Саске поначалу кажется, что это свиток с какой-то техникой, но, увидев знакомые топографические символы - (откуда я в этом разбираюсь?) – понял, что это всего-навсего карта.
{План локаций}
Сакура хмурит брови. Наруто зачем-то точит кунай, - короткий кинжал, который и так остер как бритва – Саске (почему-то) знает, что кунаи друга – как когти Лиса, смертоносные и опасные, а подкрепленные чакрой Ветра становятся опасны даже для его Кусанаги.
Правда, он не проверял, совершенно точно не проверял, так ли это.
Саске смотрит на план местности, склонившись над картой рядом с подругой. Отбрасывает отяжелевшие от воды пряди волос назад и щурит глаза, которые почему-то слегка жжет, почти щекочет.
Точка, где они находятся, судя по карте, совсем недалеко от Белого Леса – пусть он называется так – и за пустынной степью протяженностью несколько безрадостных миль в обход труднопроходимых болот маячит…
Он прочитал название, написанное черными, размазавшимися на хрустящем пергаменте чернилами, и поднял быстрый недоуменный взгляд на Сакуру.
И осекся, не сказав ни слова, пораженный увиденным. Будто бы зрение наконец-то полностью адаптировалась к спектру из трех цветов, и мир стал восприниматься немного по-другому.
Саске не мог вспомнить, какими видел друзей в другой раз – это сложно запомнить, особенно, когда не пытаешься заострять пристальное внимание, - но сейчас он увидел.
Трехцветье накладывало свой тяжелый отпечаток, смешивая и приглушая другие оттенки. Розовые волосы Сакуры приобрели цвет пепла, будто девушка поседела в одночасье. Мягкие при жизни черты лица заострились, словно их обвели твердым карандашом. На лице выделялись только глаза – они будто вобрали в себя весь цвет и приобрели возведенный в немыслимый максимум цвет зеленого шартрёза - кажется, они даже светились, и от этого хотелось сощурить глаза, как от вспышки.
Саске повернул голову в сторону Наруто, увлеченно жующего ярко-зеленое яблоко. Друг тоже «потерял» свои цвета: кожа мертвого пергаментного оттенка, пшеничная шевелюра цвета матовой латуни, точно такие же заострившиеся, будто нарисованные черты лица.
И жгуче-холодный цвет циана в глазах.
Странному миру – странные обитатели.
Саске даже думать не хотелось, как он сам выглядит в этой безумной движущейся картинке.
Его интересовало совершенно другое. Проклятое название, выведенное чужим почерком, вызвало глухую ноющую боль где-то в груди, вызывая плохие воспоминания. От этой боли хотелось сбежать, - только вот от себя не убежишь.
Мягкий порыв сухого, жаркого ветра, похожего на гармсиль, прошелся по степи, будто гладя невидимого кота, пригнув широкой ласковой дланью черные стебельки цветов. На мгновение все пространство, насколько хватало глаз до самого горизонта, стало похоже на шкуру исполинской зебры – белая иссушенная земля, черные штрихи, складывающиеся в беспорядочные широкие полосы. Сакура, сидевшая на корточках, вскочила, прижимая к груди карту. Гармсиль перебирал невидимыми пальцами ее волосы, на секунду сделав похожей на ожившую статую. Это смотрелось слегка жутковато, но красиво.
Завораживало.
Наруто, сидевший рядом, откинулся на землю, приминая цветы, и блаженно закрыл глаза, закинув руки за голову. На его бесцветных губах играла слабая улыбка.
Кунай, принадлежавший Намекадзе Минато, валялся рядом.
Ветер увлекал за собой принесенные откуда-то издалека нежные ноты мяты и полыни, но Саске чувствовал не это. Его разум посетило странное осознание, появившееся будто извне {будто чей-то голос нашептал беззвучно, практически не размыкая губ}, но прочно укоренившееся в разрозненных мыслях: этот ветер – не совсем ветер. Что-то другое, более…живое и осознанное. Словно чей-то осколок воспоминаний, немилосердно растертый в ступке в звездную пыль и развеянный в воздухе.
Этот ветер будто звал с собой, приглашал прогуляться до горизонта и дальше. Дул с юга и звал на север, - туда, где лежал проклятый город, туда, где была погребена вся боль.
Саске повернул голову к Сакуре.
- Почему на карте этот город?.. – задал он вопрос невпопад, нарушив безмятежную тишину, обволакивающую их в материнские объятия.
Сакура не ответила, продолжая смотреть куда-то вдаль, а Наруто хмыкнул, совсем как-то не по-своему. Послышался хруст – парень впился зубами в зеленое многострадальное яблоко, казавшееся в окружающем их пейзаже самым неестественным предметом на свете.
- Ты не помнишь, наверное, быстро отключился из-за своего шарингана, - Наруто указал пальцем на свой глаз, чуть оттягивая зачем-то нижнее веко, - Мы должны спасти Итачи. Твоего брата, хоть это не выветрилось из твоей памяти?
Ветер ласково крутился у ног Саске верной собакой, зовущей погулять и поиграть. Но Саске лишь поджал губы, прислушиваясь ко внутренней боли.
{Отторжение. Чувствуешь, как оно свинцом плавится в твоей крови?}
- Наруто, - голос вдруг сел, став тихим, как у призрака, – Итачи мертв. Я видел.
Звонкая пощечина привела его в сознание.
Глаза Сакуры горели, как у какой-нибудь средневековой ведьмы. Этим зеленым жаром можно было испепелить – столько в нем плескалось обиды и гнева.
Учиха от неожиданности отшатнулся, отчего-то вспомнив, что рука у Сакуры всегда была тяжелой.
{Прямо как у Тсунаде}
(Какая еще Тсунаде?)
Лучший друг резко вскочил на ноги, бесшумно, будто хищник, жестом призывая Сакуру успокоиться.
Но ей было больно. Почему-то Саске это знал. Чувствовал.
Ей было больно до крика, который в клочья разорвал остатки идиллистического молчания.
- Мы тоже мертвы, если ты помнишь! Ты знаешь, что это такое – быть погребенным заживо под толщей снега?!
Наруто положил руку ей на плечо и буквально оттащил от Саске, который пятился от Сакуры едва ли не в ужасе, приминая траву грифельного цвета на белой земле с алыми цветками, похожими на чьи-то слезы.
- Сакура, успокойся. Ничего не изменить, - твердо сказал Узумаки.
- Так вы…знаете? – голос Саске, и так не похожий на привычный, совсем сел от неприкрытого удивления. В горле пересохло, словно туда насыпали щедрую пригоршню песка.
Сон приобретал неожиданный и непредсказуемый поворот, идеально в него вписавшись.
- Конечно, - фыркнул Наруто, с досадой глянул на друга исподлобья. Его взгляд обжигал, - Но глупо об этом вспоминать. Ничего не изменишь, Саске. Что прошло, то прошло.
- Но иногда очень холодно становится, - жалобно пролепетала съежившаяся в его объятиях Харуно, обхватывая себя руками.
Саске почувствовал, как слезы наворачиваются на его глаза, и отвернулся.
(…
…
…
…все-таки мертвы)
Потерянные и вновь найденные друзья обняли его сзади, так по-родному, будто бы родители, которых он никогда не видел.
А потом они пошли вперед, за ветром, подгоняющим их в спину, сквозь степь к горизонту и дальше – к городу, в котором девять небоскребов, похожих друг на друга, как братья-близнецы.
Алые цветы, стоило только путникам пройти мимо, поднимали свои головки и раскрывали лепестки, смотря ослепительно-белой сердцевиной на тяжелое небо. Сотни слепых глаз, смотрящих в пустоту, обрамленных красными слезами.
Они неспешно шли, казалось бы, целую вечность, но несмотря на чудовищно иррациональное ощущение времени (будто находишься в реальности, а не во сне), Саске не чувствовал ни подкашивающей ноги усталости, ни изнурительной жажды, ни сводящего судорогой внутренности голода. Это казалось молодому человеку немного странным, но он быстро и решительно отмел эти мысли, параноидально боясь, что, начав больше думать о том, что он спит, может быстрее проснуться.
Просыпаться не хотелось. Никогда.
Наруто насвистывал от скуки какую-то мелодию, в любимом жесте закинув руки за голову, а Сакура иногда подхватывала, и этот ненавязчивый момент единения, растянувшийся на минуты – вот они просто идут куда-то вместе, как в старые добрые времена {только вот в какие именно?}, - вызывал у Саске, хранившего молчание, легкую улыбку одними уголками губ.
Мелодия казалась очень знакомой, и когда Саске задал другу волнующий его вопрос, Узумаки усмехнулся и чуть сощурил до безумия яркие глаза.
«Уж ты-то должен знать», - сказал он, и на этом ненужные разговоры закончились.
Учиха, как ни силился, не мог вспомнить, где слышал эту мелодию: ответ вертелся на языке, лежал на поверхности, но вспомнить было выше его сил. Поэтому Саске прокрутил ее в голове несколько раз, мысленно записав на аналоговую пленку, создав на всякий случай несколько копий, и убрал в архив памяти.
Ответ всплывет на поверхность, когда это будет нужно, но обычно в самый неподходящий момент.
Окружающий пейзаж не менялся миля за милей, - степь казалась бесконечной, и создавалось ощущение, что путники просто безрезультатно стоят на месте, а не монотонно идут вперед. Похоже на какую-то странную сказку, которую Саске слышал в детстве, но не помнил, от кого. Точно не от родителей. Он их не знал – слишком мал был, когда они погибли (или умерли, Саске не мог дать внятного объяснения).
- Смотрите! – вдруг негромко охнула Харуно, в один короткий момент напрягшись и застыв.
В их команде она (хилер) медик, который будет держаться позади и страховать Саске и Наруто. Видимо, у нее уже машинально выработались движения, - видя что-то подозрительное, девушка тут же принимала защитную стойку.
Казалось, даже гнавший их вперед ветер притих.
Наруто и Саске остановились, и посмотрели туда, куда указывала девушка {куноичи}. Послышался приятный тихий шепот воды – где-то совсем недалеко, надежно скрытая в траве и цветах, протекала то ли река, то ли ручей. Но примечательно было не это – а несколько одиноких пошатывающихся черных фигур метрах в ста от путников.
Учиха даже не заметил, как рука машинально легла на рукоять Кусанаги.
- Не стоит, - сухо одернул его Наруто. Его взгляд был почему-то грустным, а уголки всегда улыбающихся губ опущены. – Они нам ничего не сделают.
Саске присмотрелся: фигуры, закутанные в одинаковые пыльные черные лохмотья, напоминали людей, только вместо лиц – то ли морды, то ли грубые маски с вытянутым клювом, делающих их похожими на воронов. Какие-то фигуры спотыкались, но не падали, а шли дальше – так идут на последнем издыхании, когда мозг уже отключился, но тело продолжает идти, просто переставляя ноги, будто бездушный голем.
- Дезертиры, - коротко сказал Наруто, провожая взглядом фигуру, которая находилась ближе всего к ним, - Бежавшие стражи города, в который мы идем.
Саске приподнял бровь, выражая удивление. Но руку с Кусанаги не убрал.
- Почему они убегают?
Наруто пожал плечами, крутя в пальцах отцовский кунай:
- Не знаю. Видимо, там им совсем несладко.
- Я видела таких, - вдруг сказала Сакура, вызвав удивленный взгляд и Саске, и своего молодого мужа. Узумаки вмиг стал серьезным и строгим, и эта перемена мигом стирала с него весь подростковый налет:
- Почему ты мне не говорила? Как ты вообще на них натолкнулась?
Сакура казалась растерянной, вмиг став похожей на маленькую девочку {которую ты хладнокровно оглушил и бросил на каменной лавке} (чегооо?), словно действительно не знала, почему не сказала об этом Наруто раньше. Она нервно сглотнула, будто у нее вдруг пересохло в горле.
Она зачем-то отвела глаза. Но Саске даже рад этому – радужки были такими яркими, что казалось, их цвет может ослепить, будто плеснутая в лицо кислота. Ее речь была торопливой и сбивчивой, она слегка заикалась на начальных согласных – сильно нервничала. Неужели из-за того, что скрывала это от Наруто?
- Когда я попала сюда, первое, что помню, это то, как один из этих…вытащил или втащил меня сюда. Сложно объяснить, но, по-моему, мне казалось, что мне не хватает воздуха, будто тону. Один из этих чумных – она кивнула в сторону фигур, - фактически спас меня. Они безобидны. Не могут говорить. Но это люди, я уверена – у них маски на лицах со стеклянными вставками, за ними глаза, человеческие. Тот, который вытащил меня…тогда, просто спас меня и ушел, будто меня и не было.
- Почему ты их называешь чумными? – спросил Саске.
Сакура грустно улыбнулась, смотря вдаль, на спотыкающуюся фигурку:
- Посмотри на них сам, Саске. Вылитые чумные доктора из Средневековья.
Харуно была права - стоило присмотреться, и паззл складывался легко и просто: характерные маски с птичьим клювом, черная одежда, полностью закрывающая тело, длинный плащ – такими представали борцы с бубонной чумой, которые по большей части не лечили, а лишь калечили и убивали людей. Больше похожие на страшных птиц, чем на людей.
Одна фигура качнулась особенно сильно и упала, будто подрубленная. Послышался звонкий плеск воды. «Ворон» больше не вставал.
- По какой-то причине все, что находится за пределами их обитания, для них губительно, - закончила Сакура, - Не знаю почему.
Наруто молчал, исподлобья смотря на Сакуру.
- Так, постойте, - внезапно осенило Саске, - Разве вы с Наруто попали сюда не вместе?
Узумаки резко качнул головой. Его лицо приняло каменной выражение, а голос моментально стал серьезным:
- Нет, друг. Сакура попала сюда первой. Мы долго искали друг друга. И меня…тоже вытащил такой тип.
(Ты хотел сказать, Сакура умерла первая? Тогда сколько мучился ты?..)
Девушка едва не задохнулась от возмущения:
- Тогда какого черта ты мне ставишь в упрек, что я тебе не сказала?! На себя посмотри! – гневно шикнула она на Узумаки, явно слышащая такие признания впервые.
Наруто отвел взгляд, явно не торопясь с ответом. Сакура в злости и обиде сжимала кулаки. Кожаные перчатки скрипели от давления. Саске на всякий случай встал между ними – характер у Харуно взрывной, а им не нужны стычки между собой.
Наруто вздохнул.
- Я убил своего чумного, родная. Я очнулся, когда этот тип хотел вырезать мне глаза моим же кунаем – вот почему я не поблагодарил его за спасение, - наконец тихо проговорил Узумаки.
Повисло молчание, нарушаемое лишь плеском воды от погружающихся в нее, как опадающие листья осенью, фигур. Только теперь молчание не было умиротворенным, оно было напряженным, как натянутая нейлоновая струна гитары.
- Прости. – наконец выдавила из себя Сакура.
Наруто пожал плечами, показывая, что тут не за что извиняться.
Гармсиль подгонял их дальше.
Они перешли реку с неожиданно прозрачными и теплыми водами, по которым лениво плыло несколько тел людей-птиц. Куда отнесет их течение – можно было только воображать. Речушка рассекала степь пополам, и извилистой змейкой тянулась вдаль, насколько хватало глаз.
Саске бросил короткий взгляд на свое отражение в воде и застыл на целую минуту, рассматривая. Неживое белое лицо с острыми чертами, - намного более резких и четких линий, чем лица Наруто и Сакуры – в обрамлении растрепанных черных волос, которые перебирал ветер. Но более всего выделялись глаза под резкой линией бровей – пылающая ализариновая красная радужка с тремя томое внутри круга-границы.
{Ты идеально подходишь этому миру, Саске}
(Так может, это мой мир?..)
Наверное, только через годы напряженного душащего молчания путники вплотную приблизились к цели их странного путешествия во сне - городу, от которого сухо веяло холодом и тяжело пахло пылью, гуляющей по улицам неспешной прогулочной походкой на манер ленивой февральской поземки.
Его силуэт, похожий на мертвую тушу огромного паука, маячил меньше чем в пяти лигах, но Саске уже мог рассмотреть очень и очень многое. Глаза приятно-неприятно щекотало и тепло покалывало от активированного шарингана, который и давал ему такую способность – видеть четче, дальше, глубже обычного человека {шиноби}.
{А взамен он требует жизненных сил, а потом – и саму жизнь}
Учиха уже перестал удивляться этим странным мыслям в сознании – в конце концов, это всего лишь сон, здесь может быть что угодно.
Другая жизнь, будто бы прошлая память, крепко спящая в его мозгу в той, жизни с Шикамару.
(Плевать, что он забирает жизнь. На все плевать.)
И он видел – огромный скелет мегаполиса миллионов на десять жителей, лабиринты и тупики, магистрали, улицы и шоссе которого были знакомы Саске с самого раннего детства, казался покинутым и заброшенным многие столетия назад: десятки зданий обрушились под терпеливым и безжалостным натиском времени, в каких-то – Саске видел даже отсюда благодаря шарингану, - зияли разбитые окна с небрежно вырванными глазными яблоками стекол, а причудливые глубокие узоры змеек-трещин разрисовывали бетонные фасады, покрывшиеся серым налетом пыли, замысловатым рисунком вен.
Лишь девять зданий были целы, будто только что отстроены, они выделялись своими белыми громадами стен на фоне черных строений; в сотнях окон с чистыми стеклами горел электрический свет, такой яркий и реальный, словно там кипела офисная жизнь.
Можно прикрыть глаза и представить, как нервно работают биржи, правительство, рекламщики и журналисты, банкиры, клерки, топ-менеджеры и секретари – безликое море людей, добровольно запертых на высоте от пяти до ста пятидесяти метров.
(Their City is an Illusion)
Девять башен-близнецов, и в одной из них находится Итачи.
{В какой башне твоя принцесса, а, Марио?}***
Он пленник или нет?
(Итачи ненавидел этот город)
Саске буквально ощущал присутствие Итачи, но может, это слишком болезненные и мучительные воспоминания играли на руку, будоража и тревожа внутренние чувства, будто одинокая скрипка на похоронах?
Но в одном {глупый маленький брат} Саске был уверен.
Он знал, к какому небоскребу пойдет.
Он знал, где будет искать брата. Может быть, Итачи прямо сейчас равнодушно и холодно наблюдает за ними, стоя на крыше, бесстрашно балансируя на карнизе.
…Ветер треплет полы его пиджака с закатанными рукавами и перебирает волосы, стянутые в низкий хвост, неистовствует, хочет столкнуть вниз…
(Как тогда)
(Почему он улыбался тогда?)
От этой воображаемой картины, проявляющейся из воспоминаний с ужасающей четкостью, отвратительно холодело внутри, так, что хотелось крепко обхватить себя руками, как Сакура недавно.
Больно. Холодно. Хочется забиться в угол и плакать.
{Как маленькому восьмилетнему мальчику, любимый брат которого убил всю его семью}
(Я схожу с ума. Что это за страшная память?..)
Степь, усыпанная цветами, заканчивалась, подходя к своей неминуемой границе, - теперь раскрошившийся от времени асфальт хрустел под ногами вместе с кусочками гравия, - и каждый шаг казался оглушительным в вакуумной тишине. Гармсиль легко толкнул путников в плечи в последний раз, обвил в своих ласковых теплых объятиях – и утих, как обрывается дыхание умирающего человека, спокойно и обреченно.
Небо начало темнеть, а звезды – светлеть.
{Ваша локация загружается, подождите пожалуйста}
(Cлушать – Michael McCann – First and Last)
Полотно над головами Саске, Наруто и Сакуры цвета амаранта выцветало на глазах, старея в считанные секунды, - потемнело сначала до фалунского красного, а потом и вовсе потеряло свои агрессивные оттенки, холодея до синего спектра берлинской лазури. Звезды – как их много! – белыми, голубыми, фиолетовыми, розовыми точками рассыпались по небу, будто оброненная крупа. Луны не было.
Воздух вокруг потяжелел, к нему прибавились странные, но пока не различимые запахи. И звуки – шорох, стрекот, клекот, шипение, - звуки радиопомех.
От тошнотворно резкой смены палитры цветов хотелось зажмуриться, закрыть глаза ладонями – казалось, что зрение вдруг отказало, перестав воспринимать цвета.
Но не только небо потеряло свои оттенки, придуманные сумасшедшим создателем.
Саске посмотрел на Сакуру – очень бледное лицо, знакомый нежный оттенок лотоса в выцветших, будто выгоревших волосах, пастельно-зеленые глаза. Темно-синяя одежда странного кроя с контуром белого круга на плаще.
{Клан Харуно}
Наруто – светло-русые взлохмаченные волосы, стального оттенка глаза, тоже темные одежды. Только плащ выделялся – на темно-синем фоне пламя Аматерасу было белым. Под воротом на спине – белая спираль.
{Клан Узумаки из Страны Водоворотов}
Никакого красного, никакого бешеного циана и шартрёза.
Синий, белый, черный. Легкие оттенки. Аккуратная задумчивая городская ночь.
Взбесившийся спектр будто решил привести сон в порядок, но безумие, пополам с грядущим хоррором поджанра survival – ощущалось здесь более пугающе явно.
- Что такое? – спросил Саске у Сакуры, увидев, что она удивленно смотрит на него.
- Ты не поменялся, - ответила девушка, - Только одежда. Ты не потерял свои цвета.
(Потому что я {еще} жив?)
- Сбой системы? – Наруто легко улыбнулся, ответив за Саске на вопрос, потому что тому было ответить нечего. – Какая разница, поменялся цвет или нет. Идем.
Саске кивнул, соглашаясь, но Харуно поджала губы, явно не согласная с этим.
Вполне возможно, что Наруто обидел ее такими словами.
(Ведь Сакура была художницей, дурья твоя голова, Узумаки. Им нельзя такое говорить)
{Сакура была шиноби-медиком, идиот!}
Дорога хрустела и будто разваливалась под ногами, создавая чувство неустойчивой поверхности, которое испытываешь на деревянном мосту над бездной, старом, с прогнившими дочерна досками. Саске обернулся – и зачем ему это было нужно? – но не увидел позади ничего. Белая степь с красным небом и слепыми цветами исчезла, будто ее никогда и не было.
Саске посмотрел вперед, вперив взгляд в макушки-лапки города.
Тысячи черных птиц, по крикам которых безошибочно угадывались вороны, кружили над шпилями бетонного паука, их небольшие тельца сливались в одну исполинскую чернильную вуаль, в живой струящийся саван над телом медленно тлеющего трупа.
Воронье карканье отражалось от всех поверхностей и порождало эхо, которое складывалось в свой ритм, свою музыку, наполняло воздух физически ощутимыми звуковыми вибрациями.
Их следующая локация окружена трехметровой стеной – как тюрьма или крепость.
Здесь есть ворота, и здесь есть привратник.
Но ни один охранник их не остановит. Они сметут любого.
{Ведь вы команда номер семь. Навевает грустные воспоминания}
Саске услышал краем уха, как Сакура сжала сюрекены, - они мелодично звякнули в ее ладони, готовые сорваться с пальцев в любую секунду; как Наруто с легким шелестом вытащил кунай отца, похожий по форме на лист клена, отлитый в металле, - и в свою негласную очередь потянул из ножен Кусанаги.
Меч этому явно обрадовался – легендарная сталь, имеющая свою душу, буквально пела, оказавшись вне плена ножен, закрепленных сзади. Саске ощутил, что ему нравится та музыка, которую поет Кусанаги только для него.
Впереди, у ворот, достойных неприступного Минас-Тирита****, их ждал привратник, - высокая фигура в черном, закутанная в плащ с ног до головы. Эта фигура встала со своего вырезанного из камня стула, больше похожего на трон, и сама пошла к ним навстречу, откидывая капюшон.
Саске почувствовал, как рука с Кусанаги бессильно опускается, а ошеломление накрывает его ледяной волной, стоило ему увидеть лицо привратника.
Ошибки быть не может, зрение его не обманывает, он просто сходит с ума окончательно – ведь на него смотрело знакомое с детства лицо их с Итачи приемного отца, Орочимару. Бледное, худое, со слегка отталкивающими змеиными чертами в обрамлении длинных темных волос, тяжелыми прядями спадающими на плечи, и горящими золотистой охрой глазами.
Человек, который кропотливо старался подарить Саске и Итачи подобие семьи, и с блеском справившийся с этой сложной задачей.
Учиха ощутил, что его спутники смотрят на него удивленно и непонимающе.
- Долго же ты шел, Саске, - проговорил Орочимару вместо приветствия, кривя тонкие губы. Эта эмоция придавала ему еще большее сходство со змеей, но уж к кому-кому, а к змеям Саске антипатии не испытывал. Голос отца был сиплым и грубоватым, какой иногда бывает у людей, которые много лет пускают в свои легкие никотиновый дым.
Младший Учиха понял, что ему сложно что-то ответить. «Да, отец, извини?».
- Что ты здесь делаешь? – почему-то голос звенел.
- Такой вопрос я могу задать тебе, но не им, - Орочимару кивнул на Наруто и Сакуру. В его ушах холодно звякнули серебряные серьги, по своей причудливой форме напоминающие цифру девять, - Ты еще жив, они – нет.
Сон становится слишком странным и похожим на какую-то искаженную реальность, чтобы быть сном. Орочимару – мертв. Наруто и Сакура – тоже. Итачи, за которым они идут – мертв.
Тогда что здесь делает Саске, если он жив?
Саске нахмурился.
- У меня нет ответа на этот вопрос.
- А я и не требую ответа, - проговорил Орочимару, улыбнувшись, - Моя задача лишь предостерегать и пропускать тех, кто хочет войти и выйти из этого города.
- Тогда вы плохой тюремщик и привратник, - заметил Наруто, скрестив руки на груди и убирая кунай.
- Я не люблю так себя называть, - Орочимару сухо усмехнулся.
- Ты не ответил на мой вопрос, - холодно напомнил Саске, сжимая рукоять Кусанаги, чтобы придать себе уверенности.
Почему отец охраняет тюрьму Итачи?
Было страшно даже думать о том, что придется убить собственного отца, даже приемного, даже во сне. Это казалось слишком жутким и противоестественным.
{А помнишь, как ты прожил полжизни, мечтая убить Итачи? И отчасти достиг своей цели}
(Что за бред?)
- Это вопрос не ко мне, - отрезал Орочимару, тяжело посмотрев на приемного сына.
- А к кому же?
- Саске, - осторожно спросила Сакура, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку и видя, что стоящим перед ними человек не опасен, - Кто этот человек? Откуда ты его знаешь?
Саске раздраженно фыркнул – и это было первое яркое проявление его негативных эмоций за все время.
- Это наш с Итачи приемный отец, Орочимару. Он умер. Давно, - бросил он.
(Почему я не рад его видеть?)
- На самом деле, это не так уж и важно, - Привратник достал откуда-то из внутренних карманов плаща три вороньи маски, как у тех, кого они видели ранее. – Я обязан отдать вам их и предупредить, что вороны внутри повсюду, и гостей не любят. Особенно тех, кто пытается забрать единственного пленника. Идите. Я открою ворота.
Когда Саске проходил мимо него, отец шепнул тихо: «Ты все поймешь в самом конце».
***
(слушать – Woodkid – The Other Side)
Как только ворота гулко и тяжело закрылись за ними, отрезав от остального мира (а был ли он, этот остальной мир?), Наруто усмехнулся – это было глухо слышно из-под вороньей маски – и положил руку на плечо Саске:
- Ну что, друг, веди.
Саске вздохнул, почувствовав, как от пробудившегося волнения легким током статического электричества начинает покалывать кончики пальцев.
Они двинулись вглубь улиц перевернутым треугольником - Сакура шла немного позади, прикрывая им спины, Саске и Наруто – по правую и левую сторону соответственно. Тоскливая тишина заброшенной цивилизации, наполненная естественными звуками, накрыла необычных странников, принимая их в свои нежные холодные объятия после сладостного дыхания гармсиля. Вокруг них не было ни одной живой души – такое ощущение, будто город вымер в одно мгновение: брошенные машины, припаркованные у пешеходного тротуара, не казались разграбленными – лишь покрытые толстым слоем пыли и кое-где – ржавчиной; из витрин магазинов на путников бесстрастно смотрели слепые манекены, рекламные плакаты с лживыми обещаниями лучшей жизни и неприветливо закрытые стеклянные двери с грустными надписями “closed”.
Они шли прямо по середине шоссе, покрытого ровным слоем пыли так, что не было видно разметки, окаймленного целой аллеей разномастных машин; вороны-тюремщики то кружили высоко в бесконечном звездном небе, глубокий цвет которого практически не было видно из-за звезд, то садились на многочисленные линии электропередач, которые причудливо опутали город клубком изолированной проволоки.
За ними наблюдали со всех сторон – с настороженным любопытством, кажется, пока принимая за своих – Орочимару сказал, что настоящий облик «чумных» вороны принимают только при случае, когда нужно защитить тюрьму или когда они уходят из города. Но почему охранники покидают этот город, обрекая себя на смерть в степи и последнее плавание по реке мордой-лицом вниз – он не смог объяснить.
Да и было ли это важно?
- Наблюдают, как стервятники, - буркнул себе под нос Наруто, - перебить бы их всех.
- Держи себя в руках, - тихо одернул его Саске, тем не менее, держа руку на рукояти Кусанаги под плащом, - Иначе не выберемся.
- Тогда идем быстрее. Быстрее пойдем – скорее выберемся отсюда.
И Саске вел их – запутанными узкими коридорами переулков, срезая путь и минуя темные тупики, вдоль шоссе с растрескавшимся, будто от землетрясения, асфальтом и ярко освещаемых магистралей, мимо опустевших веранд кафе с завядшими цветами в вазочках на столиках с витиеватыми ножками и диких парков, в которых не работали каменные скульптурные фонтаны.
Саске был готов сорваться на бег, в такт гулко стучащему сердцу – но прожигающие красные взгляды воронов не давали ему ускорить шаг, чтобы привлечь внимание.
Здесь их пока принимают за своих, но если тюремщики почувствуют, что что-то не так, - то команде номер семь придется прорываться с боем, а это не совсем разумно.
{Скорее, это тактика Узумаки – идти лоб в лоб, минуя даже азы стратегии}
Пыль, кажется, покрывала все в городе – она чувствовалась даже в воздухе, который изредка приходил в движение, а в маске дышать было еще тяжелее.
Но это все такая мелочь, такая несусветная мелочь и жалоба, что хотелось смеяться, но Саске боялся, что если он засмеется, то просто закашляется от пыли.
…а смех перерастет в истерику. С его-то нестабильной психикой.
Тем более, он с трудом мог вспомнить, когда в последний раз смеялся.
Они шли к шестому небоскребу, сияющему подобно маяку в каменном море городской ночи – шестому, потому что он был построен именно в таком порядке, - одни-одинешеньки по пустой магистрали, когда один ворон слетел с проводов и спикировал вниз, будто пытаясь преградить им дорогу. Саске остановился и жестом руки приказал сделать Наруто и Сакуре то же самое. Птица приземлилась на асфальт, расправив огромные черные крылья, и громко каркнула.
Ворон, кажется, задумчиво смотрел на них своими странными, такими же странными, как шаринган Саске, глазами, а потом начал менять облик. Со стороны это выглядело завораживающе и красиво – будто все тени стекались к птице, обволакивая ее небольшое тельце в черный кокон, вытягивая его, лепя фигуру высокую, похожую на человеческую, в такой же маске, как у Наруто, Сакуры и Саске. В кисти, закованной в перчатку, откуда-то материализовался длинный кинжал, похожий то ли на стилет, то ли на мечелом, - невозможно было понять.
- Раскусили? – шепнула Сакура рядом.
Саске дернул плечом.
- Да хоть бы и так! – фыркнул Наруто, - меня достала эта маска. Ненавижу прятаться!
- Не вздумай. – преградил ему путь рукой с Кусанаги Учиха, - пока он не напал, мы можем идти дальше.
Ворон-чумной испытующе смотрел на них из-под стекол маски, сверля спутников глазами с томое-шаринганом.
Откуда у него шаринган? Саске не нравилось то, что у потенциального врага такое же преимущество, что и у него.
Может быть, именно поэтому он и пошел к нему навстречу. Медленные осторожные шаги были бесшумными, будто пыль, ровным слоем покрывшая асфальт, поглощала все звуки.
Фигура напротив него даже не шелохнулась, терпеливо ожидая, когда Саске подойдет поближе, на расстояние удара.
А потом вдруг заговорила, но так тихо, что Саске не был уверен, что Наруто и Сакура слышали.
- Нельзя…дальше. – тяжелый, свистяще-хрипящий шепот, «чумному» невероятно сложно говорить, будто он одновременно хочет пить, у него ангина и сорваны голосовые связки, – Нельзя.
- Ты думаешь, меня это остановит? – твердым шепотом ответил Учиха, - прочь с дороги.
Несколько других ворон тоже спикировали вниз, принимая человеческий облик. А потом еще несколько, и еще десяток.
- Ну теперь-то можно я сниму эту чертову маску? – с предвкушением спросил Наруто. Кунай Минато Намекадзе пылал мягким голубым светом – чакра ветра была тому виной.
Но Саске его будто не слышал. Окруженный тюремщиками Итачи, он будто бы был оглушен обволакивающим шепотом, льющимся со всех сторон: «Нельзя…дальше…поворачивай, уходи отсюда…»
Наконец он легко улыбнулся.
- Можно, Узумаки. – и сорвал свою маску.
{Функция сохранения отключена на время боя}
…ему мерещится, или он слышит музыку?
(слушать – End Fight (AC2), Street Fight (AC Revelаtions), Florence Escape (AC2), The Brotherhood Escapes (AC Brotherhood)
(Нет времени заострять на этом внимание. Игра – так игра)
Саске не знал, да и не особо горел желанием узнавать сейчас, откуда он знает все эти движения и техники – сам он никогда в жизни не дрался. Он неуловимым отточенным движением кисти, невербальной техникой пропускает Чидори через Кусанаги и резко вонзает меч в грудь ворона напротив, заставив того врасплох, и выхватывает из его расслабляющейся руки мечелом – все-таки это оказался именно он, - и перерезает лезвием горло соседнему ворону, который дернулся в его сторону с тонким длинным клинком, похожим на рапиру.
Медленно. Даже брызги крови летят, будто в съемке сверхчувствительной камерой, будто на замедленной перемотке пленки.
Маска со стуком упала на асфальт.
Наруто был рядом – появлялся и исчезал быстрой вспышкой молнии {все-таки выучил технику Намекадзе, ну наконец-то!}, так быстро, будто к его сандалиям были привязаны крылья наподобие греческого Гермеса; несколько его клонов вступили в рукопашный бой, еще двое – разнесли Расенганом одного ворона буквально до кровавых лохмотьев.
Саске усмехнулся, легко уворачиваясь от удара в голову, Кусанаги блеснул перед глазами, обагрившись кровью, - и голова в вороньей маске мячиком катится по асфальту, собирая пыль. Обезглавленное тело стоит перед ним еще пару секунду и падает, конечности ворона конвульсивно подергиваются.
Слишком медленно. Его глаза успевают следить и предугадывать за всеми их движениями.
{То, что у вас шаринган, еще не значит, что вы умеете им пользоваться}
Черные птицы пикируют вниз сотнями черных стрел, оглушительно и яростно каркая, обращаясь в людей, но Саске успевает оглушить многих еще в полете с помощью Чидори, обращенной в сенбоны, а сюрикены Сакуры довершают то, что не успевает Саске.
Учиха чувствует себя заново родившимся, когда слышит пение клинка в руке, и методично прорубает себе дорогу вперед. Вороны и не думают о какой-то тактике или банальном отступлении – намереваются задавить их числом. Сколько их – сложно сказать. Целое море уже перекрыло всю магистраль впереди, тут и там видно вспышки Расенгана, слышно вой, шепот и рычание, шипение и музыку, - не померещилось тогда.
«Назад, назад, дальше нельзя», - шепчет ему каждый ворон.
Но Саске идет вперед.
Он увернулся от удара в живот, крутанулся на месте и нанес тяжелый удар с двух рук едва не задевшему его владельцу рапиры, рассекая тело от ключиц до тазовых костей. Клинок вгрызается в плоть, режет ее, словно нож подтаявшее сливочное масло, Чидори парализует нервную систему и сжигает ткани, - чувствуется тяжелый запах паленого мяса и кожи.
Земля под ногами дрожит – это Сакура по левую сторону дороги вспоминает, что она все-таки ученица Тсунаде.
Светлая шевелюра Узумаки мелькнула справа. Огромный Расенган, собранный клонами, превращает правую сторону магистрали в самую настоящую мясорубку. Не изящно, но эффективно.
Вороны кружат над ними, их число не уменьшается, на месте трупов в черных плащах появляются новые «чумные» с оружием в руках – море тонких рапир, которые Кусанаги рубит, как сухой тростник, оставляя лишь бесполезные рукояти с огрызком стали.
«Они живые. Возможно, Сакура права, они все-таки люди», - думает Учиха, когда его кисть, обвитая молниями техники, легко прогрызается сквозь грудную клетку противника и сжимает сердце ворона. Секунда, легкое сжатие – и еще один труп у ног.
Наруто мелькает то справа, то слева, за ним легко уследить с помощью шарингана, - и кричит, перекрывая волну шепота и карканья:
- Их слишком много! Мы надолго здесь застрянем! Иди вперед, мы с Сакурой догоним!
- Наруто прав, - Сакура едва не врезается в Саске, слегка запыхавшаяся и раскрасневшаяся. Ее руки объяты мягким светом медицинской техники, которая может не только лечить, но и убивать. – Они берут нас в кольцо, это вопрос времени.
- А ценного пленника могут убить, чтобы он не достался никому, - закончил мысль девушки Саске. – Встретимся наверху.
- Вали уже! – фыркает Наруто и исчезает, мгновенно появляясь на другом конце поля боя.
Сакура вновь концентрирует чакру в кулаке и рушит асфальт позади них, заманивая замешкавшихся тюремщиков в ловушку из бетона и земли.
- Удачи, - говорит она и отходит к поредевшим рядам противников, прикрывая спину Саске.
Учиха кивает и бросается вперед – туда, где не видно мельканий Наруто, в самую гущу. Самый простор для высших техник Катона, - но кто-то из воронов успевает броситься врассыпную, поняв, что дело начинает действительно пахнуть жареным, какие-то просто обращаются обратно в птиц и взмывают вверх, если сенбоны из чакры молнии не успевают пришпилить их, как бабочек в коллекции.
Саске бежит вперед, прочь от магистрали, он расчистил себе путь и смял окружение, буквально сжег его, и теперь задача Наруто и Сакуры – разобраться с остатками охранников, пока он будет пробиваться на самый верх здания номер шесть.
Музыка прекратила играть, как только он вошел через стеклянные двери в ярко освещенный и пустынный холл.
{Теперь вы можете сохраниться и повысить свой уровень}
Тишина ударила по ушам.
@темы: графоманство-с, СН
-
-
24.10.2013 в 17:15За что люблю это произведение,так это за возможность,при правильном прочтение,погружения в атмосферу происходящего.На этот раз еще до начала чтения у меня под рукой ,как по волшебству оказалось кофе,пара яблок и где-то на заднем плане играли саундтреки к данной работе,что тоже сыграли немало важную роль.
После прочтения могу сказать,что ЧЕРТ ПОБЕРИ это стоило того,чтоб столько ждать!Ощущение,что все это время я видела только верхушку айсберга,а теперь будучи на глубине вижу само основание!Столько всего открылось и удивило.Я никак не ожидала пейринга в начале ,никак не ожидала ,что с Саске все НАСТОЛЬКО плохо,никак не ожидала такой интерпретации другого мира и эта фраза:
Я почти физически ощутила всю тоску Саске.
Вот теперь сижу с ускоренным сердцебиением и пытаюсь отойти,ибо уже давно какая-либо работа не вселяла в меня столько настоящей жизни.Огромное спасибо тебе за ЭТО!
P.S. Как приятно осознавать,что серьезно увлекшись и мирами Silent Hilla,и музыкой,и Radiohead,и видео-играми я стала куда лучше понимать твои работы :3
-
-
27.10.2013 в 19:16СН - очень жестокое и очень красивое детище, поэтому в каком-то смысле и любимое. но писать его тяжело - слишком больно за персонажа, - можно будет понять, когда увидишь концовку.
вообще, мечтаю дописать его - всего 8 глав, и когда все будет закончено, это будет здорово. потому что СН нужно читать одним залпом под все саундтреки, не отвлекаясь. и тогда накроет, тогда иллюзия станет реальной))