.расслабься, жизнь - это хаос (с)
та-дам.
Название: Без имён
Автор: Вайр и Darkholme
Бета: Darkholme
Гамма: Штэйн
Пейринг: Саске/Итачи, Карин/Сакура + побочные и почти весь состав шиппуудена
Рейтинг: R
Жанр: angst, AU (reality), deathfic, местами dark
Размер: макси. нехилый такой макси.
Дисклеймер: Забирай все, Киши-сан. Это твое.
Состояние: в процессе
Саммари 1: Я был таким как ты. Я верил в человечество, газетным статьям, телесериалам, политикам и книгам по истории. Но наступил день, когда мир дал мне по морде, и у меня не осталось другого выбора, как принять его таким, какой он есть. Я был самой обычной пешкой и жил как пешка. До той самой ночи, когда в одночасье рухнула вся моя жизнь. © Fahrenheit
Саммари 2: «Даже если ты сможешь отомстить, что хорошего тебе это принесет? Все усилия, боль, деньги, кровь – ради чего? Кому от этого станет лучше? Уж точно не мертвецам, за которых мстят. Они сгниют в любом случае. И уж, конечно, не тем, кому мстят. Трупам все равно. А как же сами мстители? Они лучше спят по ночам или становятся счастливее, когда убивают врагов одного за другим, сея кровавые семена для сотни новых вендетт?..» (с) Джо Аберкромби, «Хладная месть».
Саммари 3: "Тебя ни на мгновение не покинет ощущение того, что ты что-то пропустил. Странное чувство недопонимания, легкое щекотание под кожей. Нечто похожее переживаешь, когда осознаешь, что проскочил мимо чего-то важного, мимо того, чему стоило уделить гораздо больше внимания. Тебе надо к этому привыкнуть. Однажды ты оглянешься на прожитые дни, и твоя душа наполнится именно такими эмоциями". (с) Чак Паланик "Невидимки"
Размещение: запрещено.
От автора: дебют в этом фэндоме.
отмотать пленку назадГлава 1 - Хоук
Глава 2 - Карин
Глава 3 - Сакура
Глава 4 - Наруто
Глава 5 - Итачи
Глава 6 - Шаг назад, два вперед
Глава 7 - Токсичность
Глава 7.2 - Токсичность
Глава 7.3 - Токсичность
Глава 8 - Когда рушатся плотины
Глава 8.2 - Когда рушатся плотины
Глава 8.3 - Когда рушатся плотины
Глава 9 - Лжец! Убийца! Демон!
Глава 9.2 - Лжец! Убийца! Демон!
Глава 10 - Не спасай непокорных
Глава 10.2 - Не спасай непокорных
Глава 10.3 - Не спасай непокорных
Глава 11 - Саске
Глава 11.2 - Саске
Глава 11.3 - Саске
Глава 12 - Плавая в дыму сожженных мостов
Глава 12.2 - Плавая в дыму сожженных мостов
глава разбита на пять постов (хрен ли, эта сволочь больше моего диплома).
Глава 13.1 - Isolated Family System Глава 13.1. Isolated Family System
What if the storm ends? At least that's nothing
Except the memory, a distant echo I won't pin down
I've walked unsettled rattle cage after cage
Until my blood boils
I wanna see you as you are now
Every single day that I am living
Painted in flames, appealing thunder
Be the lightning in me that strikes relentless
Что, если буря закончится? По крайней мере, это ничего,
Кроме воспоминания, отдаленного эха, которое я не определю.
Беспокойный, я шёл, злясь всё сильнее и сильнее,
Пока не закипела моя кровь.
Я хочу видеть тебя таким, какой ты сейчас,
Каждый день моей жизни.
Окрашенный пламенем, призывающим гром,
Будь молнией во мне, которая безжалостно поражает.
Snow Patrol – The Lightning Strike
- Как ты думаешь, можно ли управлять бурей?
Нежный звук женского голоса мягко играет эхом на стенах просторной квартиры-студии на окраине города, с окнами от пола до потолка. Стекла грязно-серые от крупных хлопьев снега, - будто невидимая рука неведомого бога набросала на них безмолвный призыв: «выходи, выходи, выходи ко мне!», или меткий снайпер стрелял в окно из белой винтовки без лазерного прицела – ледяными пулями, оседающими на стекле мутными тающими кляксами пятен.
Не так давно окна были занавешены простыми темными шторами из плотной ткани, но в единственной комнате все равно светло, - свет многочисленных свечей, дрожа, играет на стенах, оживляя мертвые рисунки, ставя свои пьесы в импровизированном театре теней. По какой-то причине, а может по прихоти, обитатель этой квартиры практически не пользовался электричеством, - ему нравилось опасное пламя; хотя истинная причина была не в этом – нужно было только внимательно вглядеться глубже, понаблюдать и подметить детали.
В пустом помещении так до конца и не обжитой за годы квартиры стоит небольшой, нарочито грубо стесанный деревянный стол и две табуретки светло-серого цвета. Изначально белые стены, лишенные краски и обоев – одна голая шпаклевка проглядывает – щедро исписаны черной краской, по консистенции похожей на смолу или мазут: она слегка влажно поблескивает, кофейно-желтое пламя свечей ослепительно бликует и тепло отражается от рисунков-контуров, - и от этого становится слегка жутковато.
Лихие виражи сказочно-сумасшедших узоров и древние иероглифы, птицы в распахнутых клетках, но с поломанными крыльями, обнаженные худощавые женщины и лукаво улыбающиеся портреты без глаз, силуэты разрушенных небоскребов, не несущие смысловой нагрузки надписи на разных языках – искать какую-то систему в этом хаосе нет смысла: стены – это палитра, стены - это черновик.
Лишь эти рисунки и подвешенные к потолку за ниточки черные бумажные журавли бесстрастно наблюдают за сидящими внизу мужчиной и женщиной.
Вопрос, заданный женщиной, - простой и нелепый, будто неловкие движения ребенка, - повисает в гулкой тишине видимого неодиночества, запутавшись в веревочных кольцах тяжелого табачного дыма. Собеседник, которому задан, казалось, риторический вопрос, усмехается, - и ухмылка его горькая и злая, - и продолжает крутить в ладони стеклянный шар со снегом, который лишен подставки. Пламя свечей играет на его руках, исколотых чернилами татуировок – и кажется, что зловещие трехглавые псы-церберы на обоих предплечьях, объятые огнем, яростно зарычат и попробуют вырваться из плена.
У собеседника манящая, наглая ухмылка капризно изогнутой бледной линии губ и потухший, будто припорошенный грязным снегом, цвет глаз, не лишенный лукавой колючести. Темные волосы до плеч наполовину прикрывают еще одну татуировку, на шее – в том районе, где бьется сонной артерией жизнь человека, - венецианскую маску домино, которая будто ненароком сорвалась с глаз.
Татуированный знакомец смотрит на красивую собеседницу, одетую слишком легко, совсем не по зимней погоде – маленькое черное платье, черные плотные гольфы и наброшенное на плечи двубортное пальто с крупными пуговицами цвета латуни. Несмотря на кажущийся легкомысленный вид, она не выглядит пошлой школьницей, а скорее стереотипной француженкой, которая не успела до конца одеться - не хватает только берета поверх крупных локонов темных волос, остриженных до уровня подбородка.
Женщина не смотрит на него в ответ – взгляд глаз, имеющих цвет виски со льдом, всегда затуманен, словно Шейд находится совершенно в других, одной ей известных, вселенных, словно она всегда под кайфом, как истощенная эйфорическим голодом наркоманка, которая дорвалась до дозы и своего настоящего мира, в котором хочет жить.
Молодой человек, изучающий ее наглым скользящим взглядом, не спешит с ответом и курит. Он осторожно, но с жадностью любуется на то, что ему никогда не достанется, - ведь Шейд скоро вернется к своему мужу-раннему-октябрю – человеку с волосами пожелтевшей листвы и глазами цвета осеннего неба. Ей не нужен он, другой, человек-поздний-ноябрь – тот, который смотрит на нее отчаянно, тоскливо и откровенно одновременно.
Их история проста до омерзения, все такую слышали не единожды: есть хороший принц, есть плохой принц, и они оба влюбились в одну принцессу. Принцесса выбрала хорошего принца, потому что принцесса – умная женщина.
А плохой принц-рыцарь остался ни с чем.
- Многие пытались, ты же знаешь, - тщательно скрывая только одному ему понятную горечь в голосе, заметил мужчина, резким движением, лишенном всякой текучей плавности, встряхивая стеклянный шар и заставляя искусственный снег кружиться вокруг макета города. Откуда у него взялся такой странный шар, не похожий на другие, не было понятно, - но бурей, бураном и штормом нельзя управлять.
Он подкидывает стекляшку вверх и ловко ловит ее. Мышцы играют на его руках; он весь, словно уличная собака, измученная, обозленная – обманчиво тонкий, гибкий и опасный. Весь его внешний вид пропитан расслабленной вальяжностью, которая, в свою очередь, скрывала его истинную натуру. Вальяжный – потому что взлохмаченная челка падает на высокий лоб и лезет в глаза, - так и хочется поправить осторожным движением; благородно-бледный, красивый, как аристократ из книжки, а одежда вся в беспорядке: от явно дорогой рубашки буквально оторваны рукава, а джинсы заношены и перепачканы в краске и угле.
Грязно-серые глаза следят за искусственными снежинками, которые скрывают макет городка под снежным бураном. Пальцы плохого принца, перепачканные в угле и туши для рисования, оставляют на стекле грязные разводы, но молодого человека это не волнует. Он поворачивает голову в сторону задавшей вопрос и сверкает ослепительной улыбкой на обескровленных губах – широкой, завораживающей, даже ласковой.
- Если только не ты сотворил эту бурю.
Шейд не спешит продолжить разговор, - ее взгляд вновь становится отсутствующим, - поэтому между ними вновь повисает тревожное, напряженное, ожидающее молчание.
Но плохой принц-рыцарь привык ждать. Он всегда ее ждет.
Их история – история его самого большого, и, наверно, самого болезненного проигрыша после изматывающих сокрушительных поражений во всех сферах жизни - причиняет плохому принцу мучения, потому что принцесса – умная и жестокая женщина - не бросила и не добила проигравшего. Она знает, что у плохого принца больше нет никого, кроме нее. Она следит за ним, интересуется его жизнью, рассказывает о своей. Иногда они вместе обедают, иногда вместе пьют в баре.
Это пытка. Но это милосердно с ее стороны.
Мужчина крутит шар в руке, будто стремясь унять то ли волнение, то ли раздражение. Снег кружится правильной спиралью, а безымянный город заносит снегом снова, и снова, и снова.
«Если только ты не Бог», - слышалось в подтексте его ответа.
Губы Шейд тронула улыбка, не относящаяся ни к кому и ни к чему.
- Вы так оба похожи, с твоим птенцом, - заметила она, со странным изяществом сутулясь и слегка подаваясь вперед, но не кладя локти на стол, - Он своим ответом ответил то же, что и ты, хотя не подозревал об этом, Риус.
Мужчина неприязненно нахмурился, услышав свое имя, словно у него заболел зуб. Каким-то образом отрицательные эмоции на лице сразу же выдавали его возраст – и было видно, что ему уже далеко не восемнадцать и даже не двадцать пять.
Слышать от Шейд то, что она столкнулась с его бледной, хотя чертовски талантливой и удачной копией – было невыносимо отвратительно. Какая злая судьба встретила ее и Хоука в одном поезде, в одном вагоне, в одном купе? Почему все крутится по кругу, по одной известной спирали, по одному заданному вектору? Почему Шейд – почему она интересуется Хоуком?
Риус Найт очень хотел, чтобы она перестала об этом думать. Чтобы она забыла о Хоуке раз и навсегда, и осталась с Риусом хоть чуть-чуть подольше, чем обычно.
- В конце концов, это я сделал его таким. И ничуть не жалею, - отрезал он чеканным тоном, вмиг растеряв и без того легкий налет расслабленности. – Я больше не играю в эту игру, моя дорогая. Я сам из нее выбыл.
- А пешка покинула шахматную доску, - кивнула Шейд, не спуская с него внимательного взгляда.
Впрочем, мужчина его выдержал.
- А пешка покинула шахматную доску, - откликнулся эхом Найт, явно желая прекратить разговор, - Я дал этой фигурке королевский набор и больше не хочу видеть его в своей жизни, понимаешь ты это или нет?
Его слова звучали резко и сухо, но Шейд знала – так ее дражайший друг говорил всегда, когда речь заходила о Хоуке. О Саске. О Бенджамине.
Иногда ей казалось, - а иногда она была уверена, что знала об этом всегда, - что для Риуса все эти три имени – один и тот же человек, живое воплощение совести, вины и любви, самой сильной, крепкой и честной, на которую он только способен.
Шейд передернула плечами, будто ей вдруг стало холодно. На ее губах застыла горькая улыбка.
- С чего тебе вдруг вообще интересен этот кукушонок? – Риус никак не мог унять раздражение, которое начинало кипеть внутри. Да, он всегда был излишне падок и подвержен негативным эмоциям, но до поры до времени всегда мог контролировать себя.
Намного лучше, чем кто бы то ни было. Намного лучше, чем кто-либо мог предположить.
Он же Риус Найт, черт побери… всегда пытавшийся быть лучшим. Лучшим сыном, лучшим старшим братом, лучшим другом и лидером. Может, это в конце концов его и надломило?..
- Потерянным детям всегда необходим кто-то, - сказала женщина, все-таки переводя взгляд на собеседника и посмотрев в его бесконечно уставшие глаза, - Будь то сутенер с подворотни или свой собственный Бог, Риус.
Глаза Шейд кажутся бездонными, а взгляд - тоскливым, - под веками залегли тяжелые тени, словно она не спала несколько дней. Найт знал, что если он начнет ее расспрашивать, давить на нее – не дождется ничего, кроме хлопнувшей двери. Шейд – та кошка, которая гуляет сама по себе, но всегда возвращается. И никогда не рассказывающая о своих приключениях, переживаниях и страхах.
Мужчина чуть презрительно усмехнулся, и сквозь его маски, нацепленные на лицо, было видно, что он лжет:
- Я не его сутенер. И уж точно не бог, детка.
Мало кто знал, кто он на самом деле. Вполне возможно, что и сам Риус Найт не знал ответа на этот вопрос. Может, его на самом деле не существует, и он просто галлюцинация Шейд и Саске.
В какой-то момент он даже серьезно думал, что это действительно так. Слишком много воды утекло с тех пор, как он чувствовал себя живущим полной жизнью.
Шейд подавила желание тяжело вздохнуть, услышав это отвратительное «детка». Этим словом, которое является сигналом к тому, что Найт нацепил на себя ту маску, под которой его знал весь мир, он закрылся – не от нее, но от боли в ране, которую не хочет ковырять тупым лезвием.
Именно к этой ране Шейд была не причастна. Она была причастна к другой – и, оставаясь со своим мужем, она пыталась своим присутствием в жизни Риуса хоть как-то смягчить эту боль. Но она знала, что в какой-то степени делает еще хуже.
Она видела, как после того, как он оставил Саске одного – а этого мальчика Риус любил, как родного младшего братишку, - он начал загибаться в своей глухой нескончаемой меланхолии, единственными плодами которой были сумасшедше-красивые черно-белые полотна. Он рисовал, забывая даже есть, курил сигареты блоками и пил крепкий алкоголь, и порой застать его в трезвом и адекватном виде было совершенно невозможно.
Полубезумный, одержимый, жалеющий о том, что вообще появился на свет – таким Риуса Найта знала только Шейд. Вряд ли он давал такую слабину перед Саске.
А теперь – стоит ей только упомянуть, даже не называя имени, Хоука, Саске, Бенджамина – кого угодно из этих троих! – как он едва не рычит на нее, как неприрученная собака, которую только что ударили.
…интересно, а он сам знал о том, как тяжело отпускать от себя дорогих людей? Или он понял это слишком поздно – когда отпустил всех?
Она посмотрела на него, как показалось, с затаенной печалью. Но ничего не было возможно утверждать, когда ты говоришь с Шейд, когда ты смотришь на Шейд.
Хотелось сжать руку в кулак от злости и раздавить этот чертов снежный шар, но Риус лишь спокойно вдохнул и выдохнул. Такое простое маленькое упражнение всегда ему помогало.
Но одним вдохом-выдохом от Шейд не успокоишься.
Это была единственная женщина, которая сбивала Риуса с толку, лишая способности ясно и трезво мыслить - холодно, логически, следуя инстинктам или же правилам, которые Найт ненавидел.
Напряжение в воздухе между ними граничило с притяжением, и на каждой их встрече Найту было очень тяжело держать себя в руках, чтобы не сорваться, чтобы плохой принц не превратился…в злого узурпатора.
Какие смешные детские метафоры кружатся мухами в его голове.
Он влюбился в Шейд, как мальчишка, и любил больше жизни – глупо, беззаветно, преданно, как пес. И, будучи отвергнутым, будет с благоговением принимать крупицы ее внимания. И ждать, как чертов Хатико.
Но Шейд продолжала, несмотря на его резкий ответ, и ее голос лился монотонно-убаюкивающе в этой ставшей с ее присутствием уютной пыльной тишине:
- Ты стал его джином, джином из старых восточных сказок. Ты подарил ему королевский набор, оставив наедине со своими бесами и страхами. Это было жестоко с твоей стороны, не находишь? - произнесла она, вдруг вставая и резким жестом показывая, что разговор на сегодня окончен.
Она больше не намерена задерживаться у него. Больше не могла. Хотела, но не могла.
«Скоро это все закончится», - думала она, - «Скоро».
Она прошла в коридор – каждый шаг давался с усилием, можно практически чувствовать, что неведомая сила тянет ее назад, - надела обувь и, уже взявшись за ручку двери, обернулась и вернулась к Найту, который хранил похоронное молчание без единого движения, и, кажется, вздоха.
Казалось, ее взгляд смотрел туда, где все давно уже выжжено, сломано и затоптано, - так и было, разумеется. Женщина грустно улыбнулась и потрепала Риуса, закрывшего глаза от неожиданной ласки, по щеке:
- Иногда мне кажется, что лучше бы ты был сутенером.
Когда Найт открыл глаза, в темном коридоре никого уже не было. Лишь тонкий шлейф французских духов, которые он когда-то подарил ей просто так, доказывал то, что все это ему не привиделось.
Она не вернется.
***
Снег то заканчивался, то начинался, как будто какой-то идиот тряс стеклянный шар со снегом, и это ездило по нервам привыкшего к приятному монотонному постоянству Шикамару. Даже не привыкшего – а просто его любящего. Неопределенность – вот что его раздражало с самого детства.
Казалось, мир рушился на кусочки, медленно и верно, а взбесившаяся система-матрица изо всех сил пыталась исправить фатальную ошибку, но раз за разом терпела неудачу.
Так же, как и он. Поставил все, рискнул – и проиграл. Проиграл так, что хотелось надраться, как свинья, забыть свое имя, фамилию и биографию.
Он терпит крах впервые в жизни, его корабль тонет, все крысы сдохли или разбежались, - остался только капитан и первый помощник, который далеко, очень далеко. Расстояние мерялось не в километрах, - оно исчислялось в людях, стоящих между ними.
Их работа - не казино в Вегасе, где ставка – купюры, карточки и слитки золота в виде фишечек, приятно потренькивающих в пальцах.
Тут все ошибки Нара стоили жизней его же людям.
Он никогда не проигрывал так. Не проигрывал с такими последствиями, когда в сердце – огромная дыра, в обычно холодной голове – полный бардак и развал.
Но Нара не был бы собой, не был лучшим агентом, если у него не нашлось плана «Б». Аварийного плана, который нужно пускать в ход в последнюю очередь. Нет, не тот сценарий, когда ты пускаешь капсулу металла себе в голову, и игра заканчивается. На нем все еще лежит слишком много ответственности перед своими подчиненными и перед начальством, которое, кстати говоря, молчало – и это было странно. Странно хотя бы потому, что потерян один из лучших агентов – Темари – из-за глупой ошибки Шикамару, ошибки всех многодневных изнурительных расчетов.
У него даже не было времени оплакивать ее, Канкуро и Гаару, да и не было сил, – он должен был завершить дело, которое они начали вместе. Не было времени и места для эмоций, не было времени ни для чего.
Вот завершит, и если не сдохнет – хоть пулю в висок.
Хотя скорее он откинется от усталости и хронического недосыпа вкупе с состоянием, близким к нервному истощению.
В любой игре – даже если в ней две стороны, - говорил Шикамару отец, когда они играли в шахматы: семейная традиция, чтоб ее! - всегда есть третья. Если ты не будешь этого учитывать, вся твоя тактика развалится, как карточный домик.
Ах, папа, вдалбливал бы ты мне это каждый день!..
Ошибка Шикамару была в том, что он не учел, что эта третья сторона будет действовать так агрессивно и даже нагло. Команда Нара подобралась близко к Теруми Мэй, они уже почти окружили ее, - ловушка уже захлопывалась, нужные люди внедрились в структуру «Хэвен» аккуратно и красиво, как шелковые цветы вписываются в узор сложного покрывала, - и тут Пинки, настоящее имя которой Харуно Сакура, путает им все карты, безжалостно уничтожает каркас того, чего они добивались таким трудом.
Единственное, что осталось – это то, что Теруми Мэй ни о чем не подозревала. Или уголек надежды на это.
Шикамару не являлся дураком (хотя перед начальством иногда полезно прикинуться) и был уверен, что Тсунаде, спонсор и наставник Харуно, тут ни причем. Эта женщина расчетлива и осторожна, никогда открыто не ввязывалась в конфликт и обходила Теруми за версту, и явно не хотела рисковать своей драгоценной девочкой. Команда Шикамару не раз докладывала – Харуно и Тсунаде как мать и дочь, связь между ними очень крепкая, Тсунаде никогда не заставит ее рисковать.
Так кто же перехватил геймпад управления, кто вел куклу-Пинки в этой игре? Кто же стал невольным виновником того, что Темари убили прямо в больнице, Канкуро вышел из игры еще раньше, а их младший брат, Гаара, за которого перед Темари был в ответе сам Шикамару – найден с простреленной головой и никакая охрана ему не помогла?
Третья сторона. Кто-то, кто способен идти ва-банк, не боясь убрать с дороги ударной волной случайных игроков.
Нара был намерен докопаться до всего этого, и буквально в самом начале поисков подумал о том, что здесь могли приложить руку «Акацки» – с первого взгляда преступный синдикат, а с другого, более глубокого и внимательного - международная организация наемников, которая то появлялась, то исчезала с радаров всех силовых структур.
Шикамару ни одной гребаной секунды не верил, что организацию развалили после того, как ее покинул второй лидер – скорее они опять исчезли на время. Вернее, большинство ее участников. Были подозрения и доказательства, что некоторые вернулись к старому уголовному прошлому и окончательно переметнулись на темную дорожку, захотев больше, – к примеру, один из бывших участников «Акацки» уже много лет работал на Теруми Мэй, а другой – не менее неприятный тип – продавал информацию направо и налево, и нашим и вашим, как говорится.
У ЦРУ было досье на всех участников, и уровень Шикамару позволял получить доступ к этим данным. Сейчас молодой человек гипнотизировал тяжелым взглядом увесистую папку, файлы которой отпечатаны на старой печатной машинке – такие данные не хранят в системе, которую можно взломать, как бы она не охранялась. Только один экземпляр.
Он изучил все досье вдоль и поперек, и послужной список под каждой фотографией восхищал и ужасал. Вооруженные конфликты и политические перевороты, уничтожение преступных группировок международного уровня и неугодных правительству корпораций, вся чертова грязная работа, которая не просачивается в прессу, а если и просачивается, то выдается за «утку» – вот чем занимались Акацки.
Могли ли им поручить Мэй, напоследок? Это был хороший вопрос.
Казалось бы, в такой организации должны служить (по-другому это не назвать) – сотни людей, но, к удивлению Шикамару, участников набралось едва ли десять. Вместе с лидерами, которые получали указания сверху и стояли у руля всех операций.
Тсукури Дейдара – штамп «обезврежен» – смотрит с фотографии слегка иронично и нахально. Обладатель ангельской внешности – с длинными, как у девушки, светлыми волосами и ярко-голубыми глазами, - этот человек являлся сущим дьяволом: выполнял грязную работу в горячих точках, натравливая одну сторону на другую посредством многочисленных терактов, которые он организовывал по планам операций. Топорная, грубая охотничья тактика, которая срабатывает там, где людьми движут инстинкты и эмоции. Вместе с тем, судя по всему, Тсукури – обладатель незаурядного ума, раз смог в пятнадцать лет создать свой собственный вид взрывчатки, не имея даже полного школьного образования.
Следующий - Акасуна Сасори – вновь штамп «обезврежен». Какая чушь – подумал тогда Шикамару, ведь Акасуна живее всех живых, Акасуна-Скорпи – верный пес Мэй, кто пытается его запутать?
Фотография молодого человека с кукольной яркой внешностью, - он был киллером по особым заданиям, работником политических конфликтов. Второе лицо в организации после лидеров, многие миссии проходили под его командой. Сорвал не одни выборы в третьих странах, которые приводили на верхушку угодных людей.
Далее - Хошигаке Кисаме – «обезврежен» – тридцатипятилетний снайпер с иссиня-черными волосами, землистого цвета лицом и холодным безразличным взглядом, на счету которого более восьмисот точных попаданий, служба в регулярной армии и несколько войн – Пакистан, Афганистан и Ирак. Единственный человек в мире, кто может поразить цель с двух миль. Был вытащен из-под военного трибунала, где обвинялся в жестоком убийстве сослуживца. Подробности отвратительны, он их уже видел, хватит больше, - Шикамару скривился, быстро пролистнув фотографии.
На следующей странице - Хидан, «пропал без вести», человек без фамилии, красивый обаятельный мужчина с приятным лицом, чья стихия – религиозные конфликты. Опасный экстремист, сидел в русской тюрьме, разыскивается по линии Интерпола. Ну конечно, как же.
Далее – «пропавший» выходец из южных регионов Какудзу – который знает, как устроить дефолт и развалить практически любую финансовую систему. В нынешнее неспокойное экономическое время является одним из самых опасных людей.
Нагато, Яхико и Конан, «обезврежен», «обезврежен», «обезврежена», поддерживающая команда исполнителей-диверсантов, работающие на горячих точках, а в периоды «отпуска» занимающиеся поиском нацистских сокровищ. Нормальное такое хобби. Указывается, что Конан – красивая женщина с бумажным цветком в виде заколки, - единственный среди всех медик.
Орочимару, «отправлен в отставку», отталкивающего вида длинноволосый мужчина, информатор и связной, покинувший организацию из-за конфликта с первым лидером и, скорее всего, ради наживы. Тот самый информатор на нейтральной стороне.
На предпоследней странице, снова «отправлен в отставку», – странного вида, похожий на подростка-фрика Зецу – еще один информатор и связной, промышляющий шпионажем. Нестабильная психика и проблемы с личностной идентификацией, числится в досье.
Последний участник, «погиб на задании», - Учиха Обито, самый молодой и единственный числящийся мертвым участник организации, который не выдержал пыток, когда его схватили на одной из миссий. В первый раз фамилия Обито показалась Шикамару знакомой, но он не смог сразу вытащить из памяти нужные сведения – Нара прекрасно запоминал числа и лица, а вот с именами и фамилиями всегда было не очень.
Отдельным разделом числились лидеры организации, а за все недолгое время существования организации их было всего двое.
Это был самый интересный для Шикамару раздел. Признаться, когда он увидел их фотографии в первый раз, он закашлялся сигаретным дымом и потер глаза, испугавшись, что ему мерещится.
Он знал этих ребят. Он учился с ними в полицейской академии давным-давно. И если насчет второго можно было предположить такие таланты руководить людьми (но вряд ли – желание), то насчет первого – никогда.
Первый – «в отставке» Риус Найт – смотрит с фотографии приветливо, почти улыбается. Такой же, каким его и помнил Шикамару в день выпуска. Смазливый, сероглазый, с темными волосами почти до плеч – увидишь и не подумаешь, кто он на самом деле. Шикамару знал многих людей, но ни один из них не умел «носить маску», притворяться другим человеком так виртуозно, как это делал Найт. Никто не умел врать в лицо и при этом оставаться честным, как это делал Найт.
Риус «Я знаю, что я лучший» Найт.
Риус «Я твоя заноза в заднице» Найт.
Риус «Я знаю, что меня все хотят» Найт.
Любимец всех преподавателей и немногочисленных девушек, которые вешались на него при любом удобном случае, как многочисленные пальто на вешалку в кафе зимой. Найт этим безбожно пользовался, прекрасно зная, какое впечатление производит на всех: иногда ему стоило только легко улыбнуться, чтобы человек забыл, что хотел сказать. Какое-то сверхъестественное и поэтому отвратительное обаяние. Шикамару он всегда раздражал – смеющийся, лохматый и наглый, ему не просто сходило все с рук – у него всегда был шулерский флэш-рояль на руках.
А это его трагическое – «я всегда хотел быть художником, но пошел в полицию, потому что меня заводят девушки в форме»! Тьфу.
Риус Найт производил впечатление легкомысленного человека, который сам не знает, чего хочет. Как иначе объяснить то, что он взял в руки управление такими опасными людьми, как участники «Акацки»?
Да и зачем он вообще во все это ввязался?
Ответы Шикамару нашел дальше.
Неожиданная сторона Найта – жестокая, расчетливая и осторожная. Настоящая? Это Найт не вытащил Обито Учиху, когда того пытали в плену несколько месяцев. Это он настаивал на том, что Орочимару нужно просто убрать, когда появились подозрения о том, что он сливает информацию на сторону. Однако мнения разошлись, молодого лидера, судя по всему, не послушали, и поэтому он ушел.
«Не мог продолжать работу по семейным обстоятельствам».
«Ставил под угрозу миссии и участников организации»
«Судим за убийство матери в состоянии аффекта» – вот так поворот!
«Тяжелая психологическая травма из-за смерти брата».
Когда исключительно интересное досье старого недруга Найта закончилось, Шикамару ждал новый сюрприз в виде следующего лидера, так же похожий на Найта, как Тсукури Дейдара на Хошигаке Кисаме.
Второй лидер буквально из того же выпуска полицейской академии – смотрит с фотографии на Шикамару скучающим взглядом уставших глаз – лишенный лицензии детектив, загремевший в тюрьму по ложному обвинению в убийстве родителей (забавная деталь, подметил Шикамару, у обоих лидеров с семьей не очень) – Учиха Итачи. «В отставке».
Тот самый мрачный парень, которого чуть ли не с благоговейным придыханием окрестили гением, что очень бесило Риуса Найта, - это Нара помнил еще по учебе.
Итачи «Мне плевать на вас всех» Учиха.
Итачи «Даже не думай, ты мне не интересна» Учиха.
Итачи «Мне не о чем с тобой говорить» Учиха.
Только вот Учиха Итачи, в отличие от осторожного Риуса, судя по всему, умел и любил рисковать. Несколько сухих страниц посвящены операциям под его командованием – рисковые, сумасшедшие планы, которые приводили «Акацки» к успеху. В отличие от Найта, Учиха, приходящийся погибшему Обито сводным кузеном, сам любил выходить на сцену, нарушая главную тенденцию – лидер «Акацки» только отдает приказы и контролирует операцию, но не участвует в ней.
Как итог - ни одной проваленной миссии, как бы сложна она ни была и какой бы ранг ни носила, ни одного потерянного участника. За исключением одного случая, когда операция пошла не по плану из-за спешки Тсукури, в результате которой Дейдара и Итачи получили серьезные ранения.
Итачи вылетел из игры на несколько месяцев – видимо, ранение было очень серьезным, и временным лидером стал Акасуна.
В досье отмечается, что Тсукури и Учиха «поддерживали дружеские отношения». Для «Акацки» совсем нехарактерно, а в особенности для «неуправляемого» (подчеркнуто) Тсукури. Возможно, это связано с тем, думал Шикамару, что Тсукури уж очень не любил предыдущего лидера, а спокойный как танк Итачи ему пришелся по вкусу.
Но Итачи ушел из «Акацки» еще до того, как организация «развалилась».
Тут все встало на свои места. Увидел бы Шикамару эти досье раньше!.. месяц, а не пару дней назад!
Вот именно его – Учиху Итачи, – не учел Шикамару. Он видел его во время тех боев, он видел, что он появился на поле игры, но почему-то не придал тому значения, потому что на все запросы вверх ему выдавали лаконичное: «Акацки» в этой операции не участвуют, так как организация прекратила свое существование».
Так значит, экс-лидер решил созвать друзей на последнюю игру? Или ведет свою, в одиночку? Но зачем ему это? Личные счеты?
Предположение об игре в одиночку было быстро опровергнуто - не так давно в городе появился Тсукури, который нигде не появляется просто так. Это уже знак. Вот только он не выходил на связь ни с кем, или просто хорошо шифруется. Он это умеет, да они все это умеют.
Но участвуют ли в этом Акасуна и Орочимару?.. Другие участники пока замечены не были.
Да и за Тсукури нужен глаз да глаз. Он редко где гостит тихо и без помпы.
Однако единственная ниточка, которая могла дать хоть какие-то ответы на терзающие агента ЦРУ вопросы – это Харуно Сакура, маленькая, наглая и чертовски удачливая пешка в большой игре.
Круг мыслей Шикамару замкнулся, выведя его к отправной точке.
Девушка с двумя жизнями, - последняя, с кем общался Гаара. Шикамару тогда был с ним, в больнице, но Харуно его не заметила, не обратила внимания – младший Собаку отбил все восприятие на себя, и это, к счастью, было на руку, как бы цинично это ни звучало.
Итак, Учиха заключил с ней какой-то договор, обойдя Тсунаде? Но как он это сделал, и как девчонка, молодая и неопытная, гораздо менее опытная, чем Темари и Канкуро, в два счета пробилась в окружение Мэй? Кто еще приложил к этому руку? Может ли это быть Акасуна, в досье которого стояло «своевольный»?
Вот и узнаем, - подумал Шикамару, убирая папку в сейф.
Он бы не отказался пообедать. И проспать всю оставшуюся жизнь, а проснувшись, понять, что последние месяцы – лишь дурной сон, навеянный переутомлением и дурным детективом на ночь.
Но сначала нужно проехаться и сделать пару проверочных звонков.
***
Узумаки Наруто казалось, что между тем моментом, когда он в ярости выставил лучшего друга за дверь, предварительно с чувством наорав на него, и моментом, когда удалось стряхнуть с себя почти нервное оцепенение, прошли целые годы, - как минимум, два. А на деле – всего-то несколько минут. Это странное ощущение «замороженного времени» обескуражило Узумаки: настоящий момент отдавал сухим привкусом нереальности, когда хочется похлопать себя по щекам, ущипнуть за руку до боли и закричать: "Проснись, идиот!"
Иногда так бывает – вот тебя поглощает одиночество, телефон горделиво молчит целыми днями и некому спросить, как дела, что нового и к чему все движется, в тартарары или все же к лучшему – весь этот бесполезный набор холостых, грохочущих в пустоте слов, который служит аперитивом любого привычного банального разговора. В голове крутится - "Ты никому не нужен", - и ты испытываешь от этого легкое облегчение и чуточку – горечь, потому что все вспоминают о твоем существовании лишь в некоторых случаях: когда нужно одолжить денег; поменяться сменой; излить душу; выпить. И ничего не поделаешь, - в этом самый большой минус дружбы. Проблемы твоих друзей – твои проблемы.
И тащи этот крест с гордостью.
Ты – верное плечо. Ты – бесплатный психолог. Ты – жилетка.
Ты – любимая детская игрушка, которой можно выговориться, и она никого не осудит. В некоторых случаях.
Это Наруто понимал, как никто другой, но когда твоим лучшим другом является Учиха Саске – жди неожиданного подвоха. То ли фамилия такая у Саске неудачная, то ли кармический долг превышает все лимиты – не известно.
Но одно было ясно наверняка - сегодня наступил тот момент, когда глухое сонное затишье закончилось. Это Наруто понял не тогда, когда Саске ушел, оставив друга в обескураженном состоянии, заразив своим хаосом, спутавшем мысли в клубок колючих шерстяных ниток, а тогда, когда телефон внезапно радостно ожил, переливаясь панк-роковской трелью очень известной американской группы.
Наруто мимолетом вспомнил, что пару лет назад из-за чертового Кибы так и не смог попасть на концерт этой группы. Даже Саске, - нет, Хоука, - хотел позвать, в слабой надежде освежить воспоминания друга.
Но не получилось.
И вот - Наруто уже целую минуту непонимающим, немигающим взглядом сверлит тусклый экран телефона, на котором высветилось новое сообщение, будто набранное в спешке или сильной усталости – без смайлов и знаков препинания, написанное строчными буквами:
«встретимся через час в парке у фонтана в двух кварталах от твоего дома»
И – через минуту:
«ничего страшного если ты не придешь»
Наруто хмурит светлые брови, не понимая, что же вызывает в нем неясную тревогу, слегка леденящую внутренности, будто слишком холодная кока-кола.
Может, все еще похмелье?
Голова гудит, Наруто чувствует себя слегка дезориентированным в пространстве, но уже меньше – старый добрый аспирин с грехом пополам помогал справиться с похмельем. Но чувство тревоги он не убирал.
Определитель – чудо двадцать первого века - не мог врать, смс-ки набраны с номера Сакуры, от которой не было ни слуху, ни духу в последнюю неделю, - впрочем, как и от Саске, который появился так же внезапно, как и эти сообщения Сакуры. Активизировались будто по взаимной договоренности – строго после хлопнувшей за Учихой двери.
«Я приду=)» - на автомате набирает Наруто, ставя смайл в конце.
Он всегда ставил смайлы. Просто потому, что он Узумаки. Ему не положено грустить, и он слишком давно таскает этот поношенный актерский костюм, чтобы его снимать.
Странная тревога, которая могла быть интуицией, особым внутренним чутьем, подсказывала, что этим поступком – таким простым и ничего не значащим, - он собственноручно вплавливает себя в цепь, из которой выбраться будет невозможно. Если Итачи не врал (в чем Наруто сильно сомневался, Итачи, по его мнению, был слишком прямолинейным для этого), Сакуру бы никто просто так не отпустил погулять на свежий морозный воздух. Возможно, за ней следят. Возможно, она по уши в неприятностях. Возможно и то, и другое.
Но ведь для этого существуют друзья – чтобы вытаскивать из этих неприятностей и скрашивать жизнь. И это заставляло улыбнуться.
Какая кому разница, что он делает? Он давным-давно сам по себе, зависящий только от своих прихотей и желаний. Он слишком рано стал самостоятельным (спасибо, Саске!), хотя хотел оттянуть момент взросления на как можно более долгий срок.
Не получилось. Да и Наруто никто не спрашивал.
Парень прошел вглубь кухни и глянул в окно. За стеклом давно смеркалось, и темень была, как глубоким вечером, хотя часы показывали всего каких-то пять часов после полудня. Метель унеслась на другой конец города, но радио нарочито бодрым голосом Рока Ли предупреждало, что это на время.
Зима толком и не началась, а уже очень хочется, чтобы она закончилась. Невыносимый снегопад уже стоит в печенках.
«До Рождества две недели, - спонтанно и ворчливо подумалось Узумаки, - Опять придется подарки в общей толпе желающих покупать, толкаясь в очередях».
Разрозненные мысли никак не хотели собираться. Лишь одно Наруто знал точно – через полчаса он будет стоять около занесенного снежной пылью фонтана, чуть не подпрыгивая от холода и пряча нос в шарфе, ожидая странную, слегка эксцентричную девушку, которая, как и Саске, любила возникать из ниоткуда.
Название: Без имён
Автор: Вайр и Darkholme
Бета: Darkholme
Гамма: Штэйн
Пейринг: Саске/Итачи, Карин/Сакура + побочные и почти весь состав шиппуудена
Рейтинг: R
Жанр: angst, AU (reality), deathfic, местами dark
Размер: макси. нехилый такой макси.
Дисклеймер: Забирай все, Киши-сан. Это твое.
Состояние: в процессе
Саммари 1: Я был таким как ты. Я верил в человечество, газетным статьям, телесериалам, политикам и книгам по истории. Но наступил день, когда мир дал мне по морде, и у меня не осталось другого выбора, как принять его таким, какой он есть. Я был самой обычной пешкой и жил как пешка. До той самой ночи, когда в одночасье рухнула вся моя жизнь. © Fahrenheit
Саммари 2: «Даже если ты сможешь отомстить, что хорошего тебе это принесет? Все усилия, боль, деньги, кровь – ради чего? Кому от этого станет лучше? Уж точно не мертвецам, за которых мстят. Они сгниют в любом случае. И уж, конечно, не тем, кому мстят. Трупам все равно. А как же сами мстители? Они лучше спят по ночам или становятся счастливее, когда убивают врагов одного за другим, сея кровавые семена для сотни новых вендетт?..» (с) Джо Аберкромби, «Хладная месть».
Саммари 3: "Тебя ни на мгновение не покинет ощущение того, что ты что-то пропустил. Странное чувство недопонимания, легкое щекотание под кожей. Нечто похожее переживаешь, когда осознаешь, что проскочил мимо чего-то важного, мимо того, чему стоило уделить гораздо больше внимания. Тебе надо к этому привыкнуть. Однажды ты оглянешься на прожитые дни, и твоя душа наполнится именно такими эмоциями". (с) Чак Паланик "Невидимки"
Размещение: запрещено.
От автора: дебют в этом фэндоме.
отмотать пленку назадГлава 1 - Хоук
Глава 2 - Карин
Глава 3 - Сакура
Глава 4 - Наруто
Глава 5 - Итачи
Глава 6 - Шаг назад, два вперед
Глава 7 - Токсичность
Глава 7.2 - Токсичность
Глава 7.3 - Токсичность
Глава 8 - Когда рушатся плотины
Глава 8.2 - Когда рушатся плотины
Глава 8.3 - Когда рушатся плотины
Глава 9 - Лжец! Убийца! Демон!
Глава 9.2 - Лжец! Убийца! Демон!
Глава 10 - Не спасай непокорных
Глава 10.2 - Не спасай непокорных
Глава 10.3 - Не спасай непокорных
Глава 11 - Саске
Глава 11.2 - Саске
Глава 11.3 - Саске
Глава 12 - Плавая в дыму сожженных мостов
Глава 12.2 - Плавая в дыму сожженных мостов
глава разбита на пять постов (хрен ли, эта сволочь больше моего диплома).
Глава 13.1 - Isolated Family System Глава 13.1. Isolated Family System
There's a fragile game you play
With the ghosts of yesterday
If we can't let go, we'll never say goodbye
No trace of what remains
No stones to mark the graves
Only memories we thought we could deny
Ты ведешь слабую игру
Вместе с призраками прошлого.
Если мы не сможем отпустить друг друга, то никогда не расстанемся.
Нет ни следов того, что осталось,
Ни надгробий на могилах,
Только воспоминания, от которых мы пытались отречься.
Linkin Park – Mark the Graves
With the ghosts of yesterday
If we can't let go, we'll never say goodbye
No trace of what remains
No stones to mark the graves
Only memories we thought we could deny
Ты ведешь слабую игру
Вместе с призраками прошлого.
Если мы не сможем отпустить друг друга, то никогда не расстанемся.
Нет ни следов того, что осталось,
Ни надгробий на могилах,
Только воспоминания, от которых мы пытались отречься.
Linkin Park – Mark the Graves
What if the storm ends? At least that's nothing
Except the memory, a distant echo I won't pin down
I've walked unsettled rattle cage after cage
Until my blood boils
I wanna see you as you are now
Every single day that I am living
Painted in flames, appealing thunder
Be the lightning in me that strikes relentless
Что, если буря закончится? По крайней мере, это ничего,
Кроме воспоминания, отдаленного эха, которое я не определю.
Беспокойный, я шёл, злясь всё сильнее и сильнее,
Пока не закипела моя кровь.
Я хочу видеть тебя таким, какой ты сейчас,
Каждый день моей жизни.
Окрашенный пламенем, призывающим гром,
Будь молнией во мне, которая безжалостно поражает.
Snow Patrol – The Lightning Strike
- Как ты думаешь, можно ли управлять бурей?
Нежный звук женского голоса мягко играет эхом на стенах просторной квартиры-студии на окраине города, с окнами от пола до потолка. Стекла грязно-серые от крупных хлопьев снега, - будто невидимая рука неведомого бога набросала на них безмолвный призыв: «выходи, выходи, выходи ко мне!», или меткий снайпер стрелял в окно из белой винтовки без лазерного прицела – ледяными пулями, оседающими на стекле мутными тающими кляксами пятен.
Не так давно окна были занавешены простыми темными шторами из плотной ткани, но в единственной комнате все равно светло, - свет многочисленных свечей, дрожа, играет на стенах, оживляя мертвые рисунки, ставя свои пьесы в импровизированном театре теней. По какой-то причине, а может по прихоти, обитатель этой квартиры практически не пользовался электричеством, - ему нравилось опасное пламя; хотя истинная причина была не в этом – нужно было только внимательно вглядеться глубже, понаблюдать и подметить детали.
В пустом помещении так до конца и не обжитой за годы квартиры стоит небольшой, нарочито грубо стесанный деревянный стол и две табуретки светло-серого цвета. Изначально белые стены, лишенные краски и обоев – одна голая шпаклевка проглядывает – щедро исписаны черной краской, по консистенции похожей на смолу или мазут: она слегка влажно поблескивает, кофейно-желтое пламя свечей ослепительно бликует и тепло отражается от рисунков-контуров, - и от этого становится слегка жутковато.
Лихие виражи сказочно-сумасшедших узоров и древние иероглифы, птицы в распахнутых клетках, но с поломанными крыльями, обнаженные худощавые женщины и лукаво улыбающиеся портреты без глаз, силуэты разрушенных небоскребов, не несущие смысловой нагрузки надписи на разных языках – искать какую-то систему в этом хаосе нет смысла: стены – это палитра, стены - это черновик.
Лишь эти рисунки и подвешенные к потолку за ниточки черные бумажные журавли бесстрастно наблюдают за сидящими внизу мужчиной и женщиной.
Вопрос, заданный женщиной, - простой и нелепый, будто неловкие движения ребенка, - повисает в гулкой тишине видимого неодиночества, запутавшись в веревочных кольцах тяжелого табачного дыма. Собеседник, которому задан, казалось, риторический вопрос, усмехается, - и ухмылка его горькая и злая, - и продолжает крутить в ладони стеклянный шар со снегом, который лишен подставки. Пламя свечей играет на его руках, исколотых чернилами татуировок – и кажется, что зловещие трехглавые псы-церберы на обоих предплечьях, объятые огнем, яростно зарычат и попробуют вырваться из плена.
У собеседника манящая, наглая ухмылка капризно изогнутой бледной линии губ и потухший, будто припорошенный грязным снегом, цвет глаз, не лишенный лукавой колючести. Темные волосы до плеч наполовину прикрывают еще одну татуировку, на шее – в том районе, где бьется сонной артерией жизнь человека, - венецианскую маску домино, которая будто ненароком сорвалась с глаз.
Татуированный знакомец смотрит на красивую собеседницу, одетую слишком легко, совсем не по зимней погоде – маленькое черное платье, черные плотные гольфы и наброшенное на плечи двубортное пальто с крупными пуговицами цвета латуни. Несмотря на кажущийся легкомысленный вид, она не выглядит пошлой школьницей, а скорее стереотипной француженкой, которая не успела до конца одеться - не хватает только берета поверх крупных локонов темных волос, остриженных до уровня подбородка.
Женщина не смотрит на него в ответ – взгляд глаз, имеющих цвет виски со льдом, всегда затуманен, словно Шейд находится совершенно в других, одной ей известных, вселенных, словно она всегда под кайфом, как истощенная эйфорическим голодом наркоманка, которая дорвалась до дозы и своего настоящего мира, в котором хочет жить.
Молодой человек, изучающий ее наглым скользящим взглядом, не спешит с ответом и курит. Он осторожно, но с жадностью любуется на то, что ему никогда не достанется, - ведь Шейд скоро вернется к своему мужу-раннему-октябрю – человеку с волосами пожелтевшей листвы и глазами цвета осеннего неба. Ей не нужен он, другой, человек-поздний-ноябрь – тот, который смотрит на нее отчаянно, тоскливо и откровенно одновременно.
Их история проста до омерзения, все такую слышали не единожды: есть хороший принц, есть плохой принц, и они оба влюбились в одну принцессу. Принцесса выбрала хорошего принца, потому что принцесса – умная женщина.
А плохой принц-рыцарь остался ни с чем.
- Многие пытались, ты же знаешь, - тщательно скрывая только одному ему понятную горечь в голосе, заметил мужчина, резким движением, лишенном всякой текучей плавности, встряхивая стеклянный шар и заставляя искусственный снег кружиться вокруг макета города. Откуда у него взялся такой странный шар, не похожий на другие, не было понятно, - но бурей, бураном и штормом нельзя управлять.
Он подкидывает стекляшку вверх и ловко ловит ее. Мышцы играют на его руках; он весь, словно уличная собака, измученная, обозленная – обманчиво тонкий, гибкий и опасный. Весь его внешний вид пропитан расслабленной вальяжностью, которая, в свою очередь, скрывала его истинную натуру. Вальяжный – потому что взлохмаченная челка падает на высокий лоб и лезет в глаза, - так и хочется поправить осторожным движением; благородно-бледный, красивый, как аристократ из книжки, а одежда вся в беспорядке: от явно дорогой рубашки буквально оторваны рукава, а джинсы заношены и перепачканы в краске и угле.
Грязно-серые глаза следят за искусственными снежинками, которые скрывают макет городка под снежным бураном. Пальцы плохого принца, перепачканные в угле и туши для рисования, оставляют на стекле грязные разводы, но молодого человека это не волнует. Он поворачивает голову в сторону задавшей вопрос и сверкает ослепительной улыбкой на обескровленных губах – широкой, завораживающей, даже ласковой.
- Если только не ты сотворил эту бурю.
Шейд не спешит продолжить разговор, - ее взгляд вновь становится отсутствующим, - поэтому между ними вновь повисает тревожное, напряженное, ожидающее молчание.
Но плохой принц-рыцарь привык ждать. Он всегда ее ждет.
Их история – история его самого большого, и, наверно, самого болезненного проигрыша после изматывающих сокрушительных поражений во всех сферах жизни - причиняет плохому принцу мучения, потому что принцесса – умная и жестокая женщина - не бросила и не добила проигравшего. Она знает, что у плохого принца больше нет никого, кроме нее. Она следит за ним, интересуется его жизнью, рассказывает о своей. Иногда они вместе обедают, иногда вместе пьют в баре.
Это пытка. Но это милосердно с ее стороны.
Мужчина крутит шар в руке, будто стремясь унять то ли волнение, то ли раздражение. Снег кружится правильной спиралью, а безымянный город заносит снегом снова, и снова, и снова.
«Если только ты не Бог», - слышалось в подтексте его ответа.
Губы Шейд тронула улыбка, не относящаяся ни к кому и ни к чему.
- Вы так оба похожи, с твоим птенцом, - заметила она, со странным изяществом сутулясь и слегка подаваясь вперед, но не кладя локти на стол, - Он своим ответом ответил то же, что и ты, хотя не подозревал об этом, Риус.
Мужчина неприязненно нахмурился, услышав свое имя, словно у него заболел зуб. Каким-то образом отрицательные эмоции на лице сразу же выдавали его возраст – и было видно, что ему уже далеко не восемнадцать и даже не двадцать пять.
Слышать от Шейд то, что она столкнулась с его бледной, хотя чертовски талантливой и удачной копией – было невыносимо отвратительно. Какая злая судьба встретила ее и Хоука в одном поезде, в одном вагоне, в одном купе? Почему все крутится по кругу, по одной известной спирали, по одному заданному вектору? Почему Шейд – почему она интересуется Хоуком?
Риус Найт очень хотел, чтобы она перестала об этом думать. Чтобы она забыла о Хоуке раз и навсегда, и осталась с Риусом хоть чуть-чуть подольше, чем обычно.
- В конце концов, это я сделал его таким. И ничуть не жалею, - отрезал он чеканным тоном, вмиг растеряв и без того легкий налет расслабленности. – Я больше не играю в эту игру, моя дорогая. Я сам из нее выбыл.
- А пешка покинула шахматную доску, - кивнула Шейд, не спуская с него внимательного взгляда.
Впрочем, мужчина его выдержал.
- А пешка покинула шахматную доску, - откликнулся эхом Найт, явно желая прекратить разговор, - Я дал этой фигурке королевский набор и больше не хочу видеть его в своей жизни, понимаешь ты это или нет?
Его слова звучали резко и сухо, но Шейд знала – так ее дражайший друг говорил всегда, когда речь заходила о Хоуке. О Саске. О Бенджамине.
Иногда ей казалось, - а иногда она была уверена, что знала об этом всегда, - что для Риуса все эти три имени – один и тот же человек, живое воплощение совести, вины и любви, самой сильной, крепкой и честной, на которую он только способен.
Шейд передернула плечами, будто ей вдруг стало холодно. На ее губах застыла горькая улыбка.
- С чего тебе вдруг вообще интересен этот кукушонок? – Риус никак не мог унять раздражение, которое начинало кипеть внутри. Да, он всегда был излишне падок и подвержен негативным эмоциям, но до поры до времени всегда мог контролировать себя.
Намного лучше, чем кто бы то ни было. Намного лучше, чем кто-либо мог предположить.
Он же Риус Найт, черт побери… всегда пытавшийся быть лучшим. Лучшим сыном, лучшим старшим братом, лучшим другом и лидером. Может, это в конце концов его и надломило?..
- Потерянным детям всегда необходим кто-то, - сказала женщина, все-таки переводя взгляд на собеседника и посмотрев в его бесконечно уставшие глаза, - Будь то сутенер с подворотни или свой собственный Бог, Риус.
Глаза Шейд кажутся бездонными, а взгляд - тоскливым, - под веками залегли тяжелые тени, словно она не спала несколько дней. Найт знал, что если он начнет ее расспрашивать, давить на нее – не дождется ничего, кроме хлопнувшей двери. Шейд – та кошка, которая гуляет сама по себе, но всегда возвращается. И никогда не рассказывающая о своих приключениях, переживаниях и страхах.
Мужчина чуть презрительно усмехнулся, и сквозь его маски, нацепленные на лицо, было видно, что он лжет:
- Я не его сутенер. И уж точно не бог, детка.
Мало кто знал, кто он на самом деле. Вполне возможно, что и сам Риус Найт не знал ответа на этот вопрос. Может, его на самом деле не существует, и он просто галлюцинация Шейд и Саске.
В какой-то момент он даже серьезно думал, что это действительно так. Слишком много воды утекло с тех пор, как он чувствовал себя живущим полной жизнью.
Шейд подавила желание тяжело вздохнуть, услышав это отвратительное «детка». Этим словом, которое является сигналом к тому, что Найт нацепил на себя ту маску, под которой его знал весь мир, он закрылся – не от нее, но от боли в ране, которую не хочет ковырять тупым лезвием.
Именно к этой ране Шейд была не причастна. Она была причастна к другой – и, оставаясь со своим мужем, она пыталась своим присутствием в жизни Риуса хоть как-то смягчить эту боль. Но она знала, что в какой-то степени делает еще хуже.
Она видела, как после того, как он оставил Саске одного – а этого мальчика Риус любил, как родного младшего братишку, - он начал загибаться в своей глухой нескончаемой меланхолии, единственными плодами которой были сумасшедше-красивые черно-белые полотна. Он рисовал, забывая даже есть, курил сигареты блоками и пил крепкий алкоголь, и порой застать его в трезвом и адекватном виде было совершенно невозможно.
Полубезумный, одержимый, жалеющий о том, что вообще появился на свет – таким Риуса Найта знала только Шейд. Вряд ли он давал такую слабину перед Саске.
А теперь – стоит ей только упомянуть, даже не называя имени, Хоука, Саске, Бенджамина – кого угодно из этих троих! – как он едва не рычит на нее, как неприрученная собака, которую только что ударили.
…интересно, а он сам знал о том, как тяжело отпускать от себя дорогих людей? Или он понял это слишком поздно – когда отпустил всех?
Она посмотрела на него, как показалось, с затаенной печалью. Но ничего не было возможно утверждать, когда ты говоришь с Шейд, когда ты смотришь на Шейд.
Хотелось сжать руку в кулак от злости и раздавить этот чертов снежный шар, но Риус лишь спокойно вдохнул и выдохнул. Такое простое маленькое упражнение всегда ему помогало.
Но одним вдохом-выдохом от Шейд не успокоишься.
Это была единственная женщина, которая сбивала Риуса с толку, лишая способности ясно и трезво мыслить - холодно, логически, следуя инстинктам или же правилам, которые Найт ненавидел.
Напряжение в воздухе между ними граничило с притяжением, и на каждой их встрече Найту было очень тяжело держать себя в руках, чтобы не сорваться, чтобы плохой принц не превратился…в злого узурпатора.
Какие смешные детские метафоры кружатся мухами в его голове.
Он влюбился в Шейд, как мальчишка, и любил больше жизни – глупо, беззаветно, преданно, как пес. И, будучи отвергнутым, будет с благоговением принимать крупицы ее внимания. И ждать, как чертов Хатико.
Но Шейд продолжала, несмотря на его резкий ответ, и ее голос лился монотонно-убаюкивающе в этой ставшей с ее присутствием уютной пыльной тишине:
- Ты стал его джином, джином из старых восточных сказок. Ты подарил ему королевский набор, оставив наедине со своими бесами и страхами. Это было жестоко с твоей стороны, не находишь? - произнесла она, вдруг вставая и резким жестом показывая, что разговор на сегодня окончен.
Она больше не намерена задерживаться у него. Больше не могла. Хотела, но не могла.
«Скоро это все закончится», - думала она, - «Скоро».
Она прошла в коридор – каждый шаг давался с усилием, можно практически чувствовать, что неведомая сила тянет ее назад, - надела обувь и, уже взявшись за ручку двери, обернулась и вернулась к Найту, который хранил похоронное молчание без единого движения, и, кажется, вздоха.
Казалось, ее взгляд смотрел туда, где все давно уже выжжено, сломано и затоптано, - так и было, разумеется. Женщина грустно улыбнулась и потрепала Риуса, закрывшего глаза от неожиданной ласки, по щеке:
- Иногда мне кажется, что лучше бы ты был сутенером.
Когда Найт открыл глаза, в темном коридоре никого уже не было. Лишь тонкий шлейф французских духов, которые он когда-то подарил ей просто так, доказывал то, что все это ему не привиделось.
Она не вернется.
***
Снег то заканчивался, то начинался, как будто какой-то идиот тряс стеклянный шар со снегом, и это ездило по нервам привыкшего к приятному монотонному постоянству Шикамару. Даже не привыкшего – а просто его любящего. Неопределенность – вот что его раздражало с самого детства.
Казалось, мир рушился на кусочки, медленно и верно, а взбесившаяся система-матрица изо всех сил пыталась исправить фатальную ошибку, но раз за разом терпела неудачу.
Так же, как и он. Поставил все, рискнул – и проиграл. Проиграл так, что хотелось надраться, как свинья, забыть свое имя, фамилию и биографию.
Он терпит крах впервые в жизни, его корабль тонет, все крысы сдохли или разбежались, - остался только капитан и первый помощник, который далеко, очень далеко. Расстояние мерялось не в километрах, - оно исчислялось в людях, стоящих между ними.
Их работа - не казино в Вегасе, где ставка – купюры, карточки и слитки золота в виде фишечек, приятно потренькивающих в пальцах.
Тут все ошибки Нара стоили жизней его же людям.
Он никогда не проигрывал так. Не проигрывал с такими последствиями, когда в сердце – огромная дыра, в обычно холодной голове – полный бардак и развал.
Но Нара не был бы собой, не был лучшим агентом, если у него не нашлось плана «Б». Аварийного плана, который нужно пускать в ход в последнюю очередь. Нет, не тот сценарий, когда ты пускаешь капсулу металла себе в голову, и игра заканчивается. На нем все еще лежит слишком много ответственности перед своими подчиненными и перед начальством, которое, кстати говоря, молчало – и это было странно. Странно хотя бы потому, что потерян один из лучших агентов – Темари – из-за глупой ошибки Шикамару, ошибки всех многодневных изнурительных расчетов.
У него даже не было времени оплакивать ее, Канкуро и Гаару, да и не было сил, – он должен был завершить дело, которое они начали вместе. Не было времени и места для эмоций, не было времени ни для чего.
Вот завершит, и если не сдохнет – хоть пулю в висок.
Хотя скорее он откинется от усталости и хронического недосыпа вкупе с состоянием, близким к нервному истощению.
В любой игре – даже если в ней две стороны, - говорил Шикамару отец, когда они играли в шахматы: семейная традиция, чтоб ее! - всегда есть третья. Если ты не будешь этого учитывать, вся твоя тактика развалится, как карточный домик.
Ах, папа, вдалбливал бы ты мне это каждый день!..
Ошибка Шикамару была в том, что он не учел, что эта третья сторона будет действовать так агрессивно и даже нагло. Команда Нара подобралась близко к Теруми Мэй, они уже почти окружили ее, - ловушка уже захлопывалась, нужные люди внедрились в структуру «Хэвен» аккуратно и красиво, как шелковые цветы вписываются в узор сложного покрывала, - и тут Пинки, настоящее имя которой Харуно Сакура, путает им все карты, безжалостно уничтожает каркас того, чего они добивались таким трудом.
Единственное, что осталось – это то, что Теруми Мэй ни о чем не подозревала. Или уголек надежды на это.
Шикамару не являлся дураком (хотя перед начальством иногда полезно прикинуться) и был уверен, что Тсунаде, спонсор и наставник Харуно, тут ни причем. Эта женщина расчетлива и осторожна, никогда открыто не ввязывалась в конфликт и обходила Теруми за версту, и явно не хотела рисковать своей драгоценной девочкой. Команда Шикамару не раз докладывала – Харуно и Тсунаде как мать и дочь, связь между ними очень крепкая, Тсунаде никогда не заставит ее рисковать.
Так кто же перехватил геймпад управления, кто вел куклу-Пинки в этой игре? Кто же стал невольным виновником того, что Темари убили прямо в больнице, Канкуро вышел из игры еще раньше, а их младший брат, Гаара, за которого перед Темари был в ответе сам Шикамару – найден с простреленной головой и никакая охрана ему не помогла?
Третья сторона. Кто-то, кто способен идти ва-банк, не боясь убрать с дороги ударной волной случайных игроков.
Нара был намерен докопаться до всего этого, и буквально в самом начале поисков подумал о том, что здесь могли приложить руку «Акацки» – с первого взгляда преступный синдикат, а с другого, более глубокого и внимательного - международная организация наемников, которая то появлялась, то исчезала с радаров всех силовых структур.
Шикамару ни одной гребаной секунды не верил, что организацию развалили после того, как ее покинул второй лидер – скорее они опять исчезли на время. Вернее, большинство ее участников. Были подозрения и доказательства, что некоторые вернулись к старому уголовному прошлому и окончательно переметнулись на темную дорожку, захотев больше, – к примеру, один из бывших участников «Акацки» уже много лет работал на Теруми Мэй, а другой – не менее неприятный тип – продавал информацию направо и налево, и нашим и вашим, как говорится.
У ЦРУ было досье на всех участников, и уровень Шикамару позволял получить доступ к этим данным. Сейчас молодой человек гипнотизировал тяжелым взглядом увесистую папку, файлы которой отпечатаны на старой печатной машинке – такие данные не хранят в системе, которую можно взломать, как бы она не охранялась. Только один экземпляр.
Он изучил все досье вдоль и поперек, и послужной список под каждой фотографией восхищал и ужасал. Вооруженные конфликты и политические перевороты, уничтожение преступных группировок международного уровня и неугодных правительству корпораций, вся чертова грязная работа, которая не просачивается в прессу, а если и просачивается, то выдается за «утку» – вот чем занимались Акацки.
Могли ли им поручить Мэй, напоследок? Это был хороший вопрос.
Казалось бы, в такой организации должны служить (по-другому это не назвать) – сотни людей, но, к удивлению Шикамару, участников набралось едва ли десять. Вместе с лидерами, которые получали указания сверху и стояли у руля всех операций.
Тсукури Дейдара – штамп «обезврежен» – смотрит с фотографии слегка иронично и нахально. Обладатель ангельской внешности – с длинными, как у девушки, светлыми волосами и ярко-голубыми глазами, - этот человек являлся сущим дьяволом: выполнял грязную работу в горячих точках, натравливая одну сторону на другую посредством многочисленных терактов, которые он организовывал по планам операций. Топорная, грубая охотничья тактика, которая срабатывает там, где людьми движут инстинкты и эмоции. Вместе с тем, судя по всему, Тсукури – обладатель незаурядного ума, раз смог в пятнадцать лет создать свой собственный вид взрывчатки, не имея даже полного школьного образования.
Следующий - Акасуна Сасори – вновь штамп «обезврежен». Какая чушь – подумал тогда Шикамару, ведь Акасуна живее всех живых, Акасуна-Скорпи – верный пес Мэй, кто пытается его запутать?
Фотография молодого человека с кукольной яркой внешностью, - он был киллером по особым заданиям, работником политических конфликтов. Второе лицо в организации после лидеров, многие миссии проходили под его командой. Сорвал не одни выборы в третьих странах, которые приводили на верхушку угодных людей.
Далее - Хошигаке Кисаме – «обезврежен» – тридцатипятилетний снайпер с иссиня-черными волосами, землистого цвета лицом и холодным безразличным взглядом, на счету которого более восьмисот точных попаданий, служба в регулярной армии и несколько войн – Пакистан, Афганистан и Ирак. Единственный человек в мире, кто может поразить цель с двух миль. Был вытащен из-под военного трибунала, где обвинялся в жестоком убийстве сослуживца. Подробности отвратительны, он их уже видел, хватит больше, - Шикамару скривился, быстро пролистнув фотографии.
На следующей странице - Хидан, «пропал без вести», человек без фамилии, красивый обаятельный мужчина с приятным лицом, чья стихия – религиозные конфликты. Опасный экстремист, сидел в русской тюрьме, разыскивается по линии Интерпола. Ну конечно, как же.
Далее – «пропавший» выходец из южных регионов Какудзу – который знает, как устроить дефолт и развалить практически любую финансовую систему. В нынешнее неспокойное экономическое время является одним из самых опасных людей.
Нагато, Яхико и Конан, «обезврежен», «обезврежен», «обезврежена», поддерживающая команда исполнителей-диверсантов, работающие на горячих точках, а в периоды «отпуска» занимающиеся поиском нацистских сокровищ. Нормальное такое хобби. Указывается, что Конан – красивая женщина с бумажным цветком в виде заколки, - единственный среди всех медик.
Орочимару, «отправлен в отставку», отталкивающего вида длинноволосый мужчина, информатор и связной, покинувший организацию из-за конфликта с первым лидером и, скорее всего, ради наживы. Тот самый информатор на нейтральной стороне.
На предпоследней странице, снова «отправлен в отставку», – странного вида, похожий на подростка-фрика Зецу – еще один информатор и связной, промышляющий шпионажем. Нестабильная психика и проблемы с личностной идентификацией, числится в досье.
Последний участник, «погиб на задании», - Учиха Обито, самый молодой и единственный числящийся мертвым участник организации, который не выдержал пыток, когда его схватили на одной из миссий. В первый раз фамилия Обито показалась Шикамару знакомой, но он не смог сразу вытащить из памяти нужные сведения – Нара прекрасно запоминал числа и лица, а вот с именами и фамилиями всегда было не очень.
Отдельным разделом числились лидеры организации, а за все недолгое время существования организации их было всего двое.
Это был самый интересный для Шикамару раздел. Признаться, когда он увидел их фотографии в первый раз, он закашлялся сигаретным дымом и потер глаза, испугавшись, что ему мерещится.
Он знал этих ребят. Он учился с ними в полицейской академии давным-давно. И если насчет второго можно было предположить такие таланты руководить людьми (но вряд ли – желание), то насчет первого – никогда.
Первый – «в отставке» Риус Найт – смотрит с фотографии приветливо, почти улыбается. Такой же, каким его и помнил Шикамару в день выпуска. Смазливый, сероглазый, с темными волосами почти до плеч – увидишь и не подумаешь, кто он на самом деле. Шикамару знал многих людей, но ни один из них не умел «носить маску», притворяться другим человеком так виртуозно, как это делал Найт. Никто не умел врать в лицо и при этом оставаться честным, как это делал Найт.
Риус «Я знаю, что я лучший» Найт.
Риус «Я твоя заноза в заднице» Найт.
Риус «Я знаю, что меня все хотят» Найт.
Любимец всех преподавателей и немногочисленных девушек, которые вешались на него при любом удобном случае, как многочисленные пальто на вешалку в кафе зимой. Найт этим безбожно пользовался, прекрасно зная, какое впечатление производит на всех: иногда ему стоило только легко улыбнуться, чтобы человек забыл, что хотел сказать. Какое-то сверхъестественное и поэтому отвратительное обаяние. Шикамару он всегда раздражал – смеющийся, лохматый и наглый, ему не просто сходило все с рук – у него всегда был шулерский флэш-рояль на руках.
А это его трагическое – «я всегда хотел быть художником, но пошел в полицию, потому что меня заводят девушки в форме»! Тьфу.
Риус Найт производил впечатление легкомысленного человека, который сам не знает, чего хочет. Как иначе объяснить то, что он взял в руки управление такими опасными людьми, как участники «Акацки»?
Да и зачем он вообще во все это ввязался?
Ответы Шикамару нашел дальше.
Неожиданная сторона Найта – жестокая, расчетливая и осторожная. Настоящая? Это Найт не вытащил Обито Учиху, когда того пытали в плену несколько месяцев. Это он настаивал на том, что Орочимару нужно просто убрать, когда появились подозрения о том, что он сливает информацию на сторону. Однако мнения разошлись, молодого лидера, судя по всему, не послушали, и поэтому он ушел.
«Не мог продолжать работу по семейным обстоятельствам».
«Ставил под угрозу миссии и участников организации»
«Судим за убийство матери в состоянии аффекта» – вот так поворот!
«Тяжелая психологическая травма из-за смерти брата».
Когда исключительно интересное досье старого недруга Найта закончилось, Шикамару ждал новый сюрприз в виде следующего лидера, так же похожий на Найта, как Тсукури Дейдара на Хошигаке Кисаме.
Второй лидер буквально из того же выпуска полицейской академии – смотрит с фотографии на Шикамару скучающим взглядом уставших глаз – лишенный лицензии детектив, загремевший в тюрьму по ложному обвинению в убийстве родителей (забавная деталь, подметил Шикамару, у обоих лидеров с семьей не очень) – Учиха Итачи. «В отставке».
Тот самый мрачный парень, которого чуть ли не с благоговейным придыханием окрестили гением, что очень бесило Риуса Найта, - это Нара помнил еще по учебе.
Итачи «Мне плевать на вас всех» Учиха.
Итачи «Даже не думай, ты мне не интересна» Учиха.
Итачи «Мне не о чем с тобой говорить» Учиха.
Только вот Учиха Итачи, в отличие от осторожного Риуса, судя по всему, умел и любил рисковать. Несколько сухих страниц посвящены операциям под его командованием – рисковые, сумасшедшие планы, которые приводили «Акацки» к успеху. В отличие от Найта, Учиха, приходящийся погибшему Обито сводным кузеном, сам любил выходить на сцену, нарушая главную тенденцию – лидер «Акацки» только отдает приказы и контролирует операцию, но не участвует в ней.
Как итог - ни одной проваленной миссии, как бы сложна она ни была и какой бы ранг ни носила, ни одного потерянного участника. За исключением одного случая, когда операция пошла не по плану из-за спешки Тсукури, в результате которой Дейдара и Итачи получили серьезные ранения.
Итачи вылетел из игры на несколько месяцев – видимо, ранение было очень серьезным, и временным лидером стал Акасуна.
В досье отмечается, что Тсукури и Учиха «поддерживали дружеские отношения». Для «Акацки» совсем нехарактерно, а в особенности для «неуправляемого» (подчеркнуто) Тсукури. Возможно, это связано с тем, думал Шикамару, что Тсукури уж очень не любил предыдущего лидера, а спокойный как танк Итачи ему пришелся по вкусу.
Но Итачи ушел из «Акацки» еще до того, как организация «развалилась».
Тут все встало на свои места. Увидел бы Шикамару эти досье раньше!.. месяц, а не пару дней назад!
Вот именно его – Учиху Итачи, – не учел Шикамару. Он видел его во время тех боев, он видел, что он появился на поле игры, но почему-то не придал тому значения, потому что на все запросы вверх ему выдавали лаконичное: «Акацки» в этой операции не участвуют, так как организация прекратила свое существование».
Так значит, экс-лидер решил созвать друзей на последнюю игру? Или ведет свою, в одиночку? Но зачем ему это? Личные счеты?
Предположение об игре в одиночку было быстро опровергнуто - не так давно в городе появился Тсукури, который нигде не появляется просто так. Это уже знак. Вот только он не выходил на связь ни с кем, или просто хорошо шифруется. Он это умеет, да они все это умеют.
Но участвуют ли в этом Акасуна и Орочимару?.. Другие участники пока замечены не были.
Да и за Тсукури нужен глаз да глаз. Он редко где гостит тихо и без помпы.
Однако единственная ниточка, которая могла дать хоть какие-то ответы на терзающие агента ЦРУ вопросы – это Харуно Сакура, маленькая, наглая и чертовски удачливая пешка в большой игре.
Круг мыслей Шикамару замкнулся, выведя его к отправной точке.
Девушка с двумя жизнями, - последняя, с кем общался Гаара. Шикамару тогда был с ним, в больнице, но Харуно его не заметила, не обратила внимания – младший Собаку отбил все восприятие на себя, и это, к счастью, было на руку, как бы цинично это ни звучало.
Итак, Учиха заключил с ней какой-то договор, обойдя Тсунаде? Но как он это сделал, и как девчонка, молодая и неопытная, гораздо менее опытная, чем Темари и Канкуро, в два счета пробилась в окружение Мэй? Кто еще приложил к этому руку? Может ли это быть Акасуна, в досье которого стояло «своевольный»?
Вот и узнаем, - подумал Шикамару, убирая папку в сейф.
Он бы не отказался пообедать. И проспать всю оставшуюся жизнь, а проснувшись, понять, что последние месяцы – лишь дурной сон, навеянный переутомлением и дурным детективом на ночь.
Но сначала нужно проехаться и сделать пару проверочных звонков.
***
Узумаки Наруто казалось, что между тем моментом, когда он в ярости выставил лучшего друга за дверь, предварительно с чувством наорав на него, и моментом, когда удалось стряхнуть с себя почти нервное оцепенение, прошли целые годы, - как минимум, два. А на деле – всего-то несколько минут. Это странное ощущение «замороженного времени» обескуражило Узумаки: настоящий момент отдавал сухим привкусом нереальности, когда хочется похлопать себя по щекам, ущипнуть за руку до боли и закричать: "Проснись, идиот!"
Иногда так бывает – вот тебя поглощает одиночество, телефон горделиво молчит целыми днями и некому спросить, как дела, что нового и к чему все движется, в тартарары или все же к лучшему – весь этот бесполезный набор холостых, грохочущих в пустоте слов, который служит аперитивом любого привычного банального разговора. В голове крутится - "Ты никому не нужен", - и ты испытываешь от этого легкое облегчение и чуточку – горечь, потому что все вспоминают о твоем существовании лишь в некоторых случаях: когда нужно одолжить денег; поменяться сменой; излить душу; выпить. И ничего не поделаешь, - в этом самый большой минус дружбы. Проблемы твоих друзей – твои проблемы.
И тащи этот крест с гордостью.
Ты – верное плечо. Ты – бесплатный психолог. Ты – жилетка.
Ты – любимая детская игрушка, которой можно выговориться, и она никого не осудит. В некоторых случаях.
Это Наруто понимал, как никто другой, но когда твоим лучшим другом является Учиха Саске – жди неожиданного подвоха. То ли фамилия такая у Саске неудачная, то ли кармический долг превышает все лимиты – не известно.
Но одно было ясно наверняка - сегодня наступил тот момент, когда глухое сонное затишье закончилось. Это Наруто понял не тогда, когда Саске ушел, оставив друга в обескураженном состоянии, заразив своим хаосом, спутавшем мысли в клубок колючих шерстяных ниток, а тогда, когда телефон внезапно радостно ожил, переливаясь панк-роковской трелью очень известной американской группы.
Наруто мимолетом вспомнил, что пару лет назад из-за чертового Кибы так и не смог попасть на концерт этой группы. Даже Саске, - нет, Хоука, - хотел позвать, в слабой надежде освежить воспоминания друга.
Но не получилось.
И вот - Наруто уже целую минуту непонимающим, немигающим взглядом сверлит тусклый экран телефона, на котором высветилось новое сообщение, будто набранное в спешке или сильной усталости – без смайлов и знаков препинания, написанное строчными буквами:
«встретимся через час в парке у фонтана в двух кварталах от твоего дома»
И – через минуту:
«ничего страшного если ты не придешь»
Наруто хмурит светлые брови, не понимая, что же вызывает в нем неясную тревогу, слегка леденящую внутренности, будто слишком холодная кока-кола.
Может, все еще похмелье?
Голова гудит, Наруто чувствует себя слегка дезориентированным в пространстве, но уже меньше – старый добрый аспирин с грехом пополам помогал справиться с похмельем. Но чувство тревоги он не убирал.
Определитель – чудо двадцать первого века - не мог врать, смс-ки набраны с номера Сакуры, от которой не было ни слуху, ни духу в последнюю неделю, - впрочем, как и от Саске, который появился так же внезапно, как и эти сообщения Сакуры. Активизировались будто по взаимной договоренности – строго после хлопнувшей за Учихой двери.
«Я приду=)» - на автомате набирает Наруто, ставя смайл в конце.
Он всегда ставил смайлы. Просто потому, что он Узумаки. Ему не положено грустить, и он слишком давно таскает этот поношенный актерский костюм, чтобы его снимать.
Странная тревога, которая могла быть интуицией, особым внутренним чутьем, подсказывала, что этим поступком – таким простым и ничего не значащим, - он собственноручно вплавливает себя в цепь, из которой выбраться будет невозможно. Если Итачи не врал (в чем Наруто сильно сомневался, Итачи, по его мнению, был слишком прямолинейным для этого), Сакуру бы никто просто так не отпустил погулять на свежий морозный воздух. Возможно, за ней следят. Возможно, она по уши в неприятностях. Возможно и то, и другое.
Но ведь для этого существуют друзья – чтобы вытаскивать из этих неприятностей и скрашивать жизнь. И это заставляло улыбнуться.
Какая кому разница, что он делает? Он давным-давно сам по себе, зависящий только от своих прихотей и желаний. Он слишком рано стал самостоятельным (спасибо, Саске!), хотя хотел оттянуть момент взросления на как можно более долгий срок.
Не получилось. Да и Наруто никто не спрашивал.
Парень прошел вглубь кухни и глянул в окно. За стеклом давно смеркалось, и темень была, как глубоким вечером, хотя часы показывали всего каких-то пять часов после полудня. Метель унеслась на другой конец города, но радио нарочито бодрым голосом Рока Ли предупреждало, что это на время.
Зима толком и не началась, а уже очень хочется, чтобы она закончилась. Невыносимый снегопад уже стоит в печенках.
«До Рождества две недели, - спонтанно и ворчливо подумалось Узумаки, - Опять придется подарки в общей толпе желающих покупать, толкаясь в очередях».
Разрозненные мысли никак не хотели собираться. Лишь одно Наруто знал точно – через полчаса он будет стоять около занесенного снежной пылью фонтана, чуть не подпрыгивая от холода и пряча нос в шарфе, ожидая странную, слегка эксцентричную девушку, которая, как и Саске, любила возникать из ниоткуда.
@темы: Восьмой, графоманство-с, without names