.расслабься, жизнь - это хаос (с)
Название: Без имен.
Автор: Вайр и Darkholme
Бета: Darkholme
Гамма: Colibri
Пейринг: Саске\Итачи, Карин\Сакура, Наруто\Сакура, Наруто|Саске, Саске|Сакура, OMC, большое количество побочных персонажей
Рейтинг: R
Жанр: angst, AU (reality), deathfic, местами dark
Размер: макси. нехилый такой макси.
Дисклеймер: Забирай все, Киши-сан. Это твое.
Состояние: в процессе.
Саммари 1: Я был таким как ты. Я верил в человечество, газетным статьям, телесериалам, политикам и книгам по истории. Но наступил день, когда мир дал мне по морде, и у меня не осталось другого выбора, как принять его таким, какой он есть. Я был самой обычной пешкой и жил как пешка. До той самой ночи, когда в одночасье рухнула вся моя жизнь. © Fahrenheit
Саммари 2: «Даже если ты сможешь отомстить, что хорошего тебе это принесет? Все усилия, боль, деньги, кровь – ради чего? Кому от этого станет лучше? Уж точно не мертвецам, за которых мстят. Они сгниют в любом случае. И уж, конечно, не тем, кому мстят. Трупам все равно. А как же сами мстители? Они лучше спят по ночам или становятся счастливее, когда убивают врагов одного за другим, сея кровавые семена для сотни новых вендетт?..» (с) Джо Аберкромби, «Хладная месть».
Саммари 3: "Тебя ни на мгновение не покинет ощущение того, что ты что-то пропустил. Странное чувство недопонимания, легкое щекотание под кожей. Нечто похожее переживаешь, когда осознаешь, что проскочил мимо чего-то важного, мимо того, чему стоило уделить гораздо больше внимания. Тебе надо к этому привыкнуть. Однажды ты оглянешься на прожитые дни, и твоя душа наполнится именно такими эмоциями". (с) Чак Паланик "Невидимки"
Размещение: запрещено.
От автора: дебют в этом фэндоме.
в предыдущих серияхГлава 1 - Хоук
Глава 2 - Карин
Глава 3 - Сакура
Глава 4 - Наруто
Глава 5 - Итачи
Глава 6 - Шаг назад, два вперед
Глава 7 - Токсичность, часть 1
Глава 7 - Токсичность, часть 2
Глава 7 - Токсичность, часть 3
Глава 8 - Когда рушатся плотины, часть 1
Глава 8 - Когда рушатся плотины, часть 2
Глава 8 - Когда рушатся плотины, часть 3 и 4
Глава 9 - Лжец! Убийца! Демон!
Глава 9 - Лжец! Убийца! Демон! часть 2
Глава 10 - Не спасай непокорных, часть 1
Глава 10 - Не спасай непокорных, часть 2
Глава 10 - Не спасай непокорных, часть 3
примечание: в три поста с новым апдейтом - большая, зараза.
Глава 11 - СаскеГлава 11. Саске.
My home was there and then
Those meadows of heaven
Adventure-filled days
One with every smiling face
Please, no more words
Thoughts from a severed head
No more praise
Tell me once my heart goes right
Take me home!
Get away, run away, fly away
Lead me astray to dreamer's hideaway
I cannot cry 'cause the shoulder cries more
I cannot die, I, a whore for the cold world
Forgive me
I have but two faces
One for the world
One for God
Save me!
I cannot cry 'cause the shoulder cries more
I cannot die, I, a whore for the cold world
Моим домом
Были те небесные луга
В те дни, полные приключений.
И каждый день был полон улыбок.
Пожалуйста, не надо больше слов –
Таковы мысли в отрубленной голове.
Не надо восхвалений,
Скажи лишь раз, что я на пути истины.
Забери меня обратно, домой!
Скрыться отсюда, сбежать прочь, улететь…
Уведи меня прочь, в прибежище для мечтателей.
Я не могу плакать, потому что искренние слёзы не иссыхают.
Я, шлюха, не могу умереть за весь этот холодный мир.
Прости меня,
Но я двулик.
Одним лицом я обращен к миру,
А другим – к Богу.
Спаси меня!
Я не могу плакать, потому что искренние слёзы не иссыхают.
Я, шлюха, не могу умереть за весь этот холодный мир.
Nightwish – The Poet and The Pendulum
Конец?..
Мост сожжен, – тлеет черным призраком в мыслях, назад не побежишь, – не сможешь развернуться, выбор сделан, – не отступишь, заблокированы кредитки, – не просекут, телефон оставлен, – не услышат, преследователи задержаны, - и камень с сердца прочь. Все оставлено позади, и пусть там и остается мертвым бесполезным балластом.
Твой попутчик – ледяной ветер, дышащий в лицо обжигающим дыханием тысячи невидимых игл.
Ты снова свободен.
- Ваш паспорт, пожалуйста.
Молодой человек не сразу сообразил, что говорят именно с ним, - настолько ирреальным казалось происходящее вокруг. Нет, не было ничего необычного, подозрительного или фантастичного, - лишь ситуация отдавала привкусом абсурда плохо поставленного спектакля.
Странное чувство, тревога, граничащая с паранойей и манией преследования, - поражение сознания и психики смертоносным ядом. Чувство обдумывать каждый свой шаг, оглядываться через плечо в поисках преследователей и подозрительных личностей – ах, осторожность, старая подруга, как тебя не хватало, привет, здравствуй, добрый день.
Какое новое старое чувство, какой у него горький привкус! Сочетание того, что это тревожное ощущение вечной опасности являлось привычным для всегда настороженного Саске, и абсолютно незнакомо, дико для беззаботного Хоука – разрывало мировосприятие пополам, как лист бумаги.
Оно вызывало разлад с самим собой.
Коллапс.
Ты проваливаешься в Лимб, помнишь?
Саске чувствовал себя более чем необычно, и испытывал неведомое ему ранее чувство отчужденности. Защитная реакция психики или все же что-то другое?
Такое… странное ощущение, - промелькнуло в голове меланхоличной мыслью, - Словно ты когда-то принадлежал этому городу, этому миру, а теперь тебя отрезали от него, выбросили, как совершенно ненужный придаток. Ты - ампутированная конечность, пораженная гангреной, гниющий изнутри и снаружи кусок мяса, который со временем станет прахом.
Напряженно-нервная обстановка огромного вокзала, заключенного в четырехугольник холодно-песочного мрамора выводила из себя и нервировала. Снующие туда-сюда люди, - люди-сумки, люди-саквояжи, люди-чемоданы, люди-дипломаты, - бесцветная масса, толпа в черном и сером, - вульгарная, слепая и агрессивная, - вызывали навязчивое желание уйти отсюда как можно скорее.
Скрыться. Исчезнуть. Никто не должен видеть.
В толпе легко затеряться, в ней легко пропасть, в ней легко утонуть и потерять себя навсегда, на веки вечные, на целую секунду и бесконечность.
Нырнешь?
- Молодой человек?
Простая фраза, сказанная легким, чуть надломленным девичьим голоском, вернула Саске в реальность. Щелк! – и ты снова здесь.
Паспорт.
- Да, конечно, - бесцветно проговорил Саске, не вкладывая в голос никаких эмоций. Их и не было. Саске чувствовал себя зомби, каждое движение которого совершается на автомате, а эмоции – их будто отсекло невидимым лезвием. Только две подруги-двойняшки – тревога и подозрение, - встряхивали погружающийся в меланхолию мозг. Разум защищается, ведь у разума больше нет Хоука. Точнее, он есть, но его нет.
Бред, бред и еще раз бред.
Миловидная молодая девушка на кассе, с аккуратно постриженными иссиня-черными волосами и прямой, в стиле пятидесятых годов прошлого века, челкой, чуть смущенно улыбнулась.
- Спасибо.
Саске ее уже не слышал, и не видел, как необычно светлые глаза с лиловатым отливом (линзы?) чуть заинтересованно пробежались по его лицу. Да и если бы даже заметил, подумал бы, что она просто сверяет фотографию Хоука Коннора с оригиналом.
Хоук. Коннор. За несколько секунд придуманное имечко.
Воспоминание об этом вызвало усмешку – горькую, невеселую, но такую искреннюю и настоящую, что впору было засмеяться.
Кто он такой? На самом деле? Учиха Саске или Коннор Хоук?
Учиха Хоук. Коннор Саске.
Не пойми кто.
- Ваш билет и ваш паспорт, пожалуйста.
Саске кивнул, и тут же испытал острый приступ дежа-вю. Наверное, следует согласиться с утверждением, что все следует по кругу: шесть, нет, почти семь лет назад он так же стоял в холле вокзала, полном людей, обходящих его обтекающим живым потоком. Тогда он тоже бежал, тогда он тоже оставил позади все – семью, которой не стало, дом, Итачи, Наруто, свои мечты и воспоминания, надежды и эмоции, которые искоренялись Саске с особенной тщательностью, граничащей с щепетильностью.
Все повторяется, и история – в первую очередь. Часы отматывают новый круг, и этот круг идет против часовой стрелки.
Назад.
Все ли сжег мосты? Не следит ли кто?
Нет. Все в порядке. Сейчас, по крайней мере.
Было только единственное желание, скорее, каприз или слабость на грани любопытства и надежды – заглянуть в одно место перед тем, как исчезнуть навсегда, пропасть с радаров всего мира.
Говорят, нельзя вернуться домой дважды. Но для Саске, - такого, каким он стал, - этот раз был первым.
***
За окном, покрытым пепельными разводами кашицы снега, смешанного с реагентами, из-за бурана не было видно практически ничего.
В купе Саске ехал не один, и какое-то время женатая пара, разговаривающая на пестрой смеси французского и английского, отвлекала его внимание, не давая думать о Наруто, которого он бросил на мосту, и которого он, говоря без шуток, предал и едва не убил; об Итачи, одна мысль о котором могла вызвать сбой системы, о своей похеренной жизни и о своих сомнениях…да много о чем можно было думать, если бы не соседи по купе.
Саске был благодарен им за то, что они не дают ему замкнуться в себе и начать тихо сходить с ума.
Женщине на вид можно было дать около двадцати семи, она была хороша собой и одета во все черное; темные вьющиеся волосы красиво обрамляли чуть смуглое лицо с большими темными глазами и выступающими скулами. Мужчина, наоборот, был одет во все светлое, его золотистые волосы были зализаны назад, а голубые глаза смотрели хитро и проницательно. Он был молод – ему никак нельзя было дать больше тридцати.
Саске никак не мог уловить нить их разговора, даже несмотря на то, что большую часть он понимал. Но это была какая-то нелепица, разговор двух сумасшедших, понимающих друг друга с полуслова.
Неужели все влюбленные и женатые пары такие?
Они разговаривали о поездах, о Париже, кажется, об архитектуре (Саске не до конца уловил подлинный смысл словосочетания dream building), и еще о каких-то абсолютно не личных мелочах, но Учиха чувствовал, что, несмотря на увлеченность диалогом ни один из них ни на секунду не забывал о присутствии третьего.
Все происходящее до боли напоминало…
- Саске, о чем ты задумался?
Голос матери выдернул Саске из вялого медитативного созерцания проплывающих за окном малахитовых полей, залитых плавленой бронзой солнечного света. Почти как где-нибудь в Новой Зеландии, где снимали «Властелина Колец».
О странных вещах я думал, мама. Лучше тебе не знать.
Саске испытывал слабое раздражение – они едут в отпуск на целый месяц, а он даже не успел попрощаться с Наруто, - только предупредить короткой смс-кой. Извиняться было не в правилах младшего Учихи.
- Ни о чем, мам. Просто за окном красиво.
Микото посмотрела на своего младшего сына, лукаво прищурившись, и чуть грустно улыбнулась:
- Да, сегодня чудесный закат.
- В закатах нет ничего примечательного, - буркнул Фугаку, сморенный музыкой стука колес и задремавший на плече жены, - солнце везде одно.
- Все равно красиво, - чуть улыбнувшись, мягко произносит Микото, наблюдая, как медленно-медленно краски неба начинают затухать.
Ее взгляд говорил сыну «Не слушай своего отца».
И Саске не мог с ней не согласиться.
А Итачи, самому молчаливому члену семьи, казалось, на весь мир было плевать. Удобно устроив голову на подушке, которая, в свою очередь, лежала на коленях Саске, старший сын Микото крепко спал, скрестив руки на груди и протянув длинные ноги.
«Будто я ему подушка» - беззлобно ворчал Саске, понимая, что Итачи в последнее время валится с ног и буквально спит на ходу, учась в двух университетах и одновременно работая. Нужно было ли это самому Итачи?
Одно Саске знал точно – отец всегда хотел старшего сына-гения. Больше он ничего не знал, и тем более, слабо представлял, что происходит в голове у Итачи. Наверное, он, Саске, слишком много думает о брате в последнее время, так много, что ему стало казаться, что Итачи ведет себя как-то странно по отношению к нему.
Вот как сейчас, например.
Хотя нет, это не странно. Итачи просто устал, и готов уснуть как угодно, где угодно и на ком угодно, а если его напрямую спросить, то он ответит «Мне так удобнее», словно это нечто само собой разумеющееся.
Но даже осознание такого простого факта не мешало Саске чувствовать себя очень нервно и даже неуютно. Сказать по чести, он даже боялся пошевелиться, чтобы ненароком не разбудить Итачи, который в кои-то веки не занят, не в отъезде, не учится, а просто…рядом.
И Саске будет с переменным успехом бороться со странным желанием поправить брату выбившуюся прядку волос, которая словно намеренно лезла в нос Итачи. Проявление заботы? Нечто само собой разумеющееся?..
Болезнь, переходящая в манию.
СТОП.
Саске, уйми свое подсознание и вычеркни этот флэшбек.
Итачи никогда не существовало. Так же, как и не существовало никаких непонятных чувств, никаких болезненных, иссушающих ощущений в груди, которые разрывали, если она существует, душу на части, сжигая все внутри черно-синим пламенем, которое не оставит после себя ничего, даже пепла. Только пустую оболочку. Контур на бумаге.
Нужно отмотать все немножко назад. И вернуться к отправной точке, к месту последнего сохранения, чтобы разобраться в том, что же, черт побери, с ним, Саске, происходит.
Ведь он не мог ошибиться тогда.
***
Когда поезд, наконец, набрал приличную скорость, а за окном уныло проносились многокилометровые гусеницы городских пробок, Саске почувствовал, что тяжелый свинцовый груз свалился с его шеи, и теперь можно вздохнуть чуть свободнее, чем обычно.
Но кое-что мешало.
Первой причиной была никотиновая ломка, приобретенная безалаберным Хоуком (хотя, Саске, что ты ругаешься, словно он чужой человек?), и она не давала расслабиться ни на секунду. Нервирующее, тревожащее ощущение – словно в гортани и груди поселился рой бабочек, щекочущих внутренние ткани своими легкими крылышками.
Их нужно срочно вытравить ядовитым дымом. Срочно.
Время – одиннадцать утра. Среднестатистический курильщик в это время находится на болезненном пределе. Признаки: тревожность, раздражительность, заторможенность внимания, повышение скорости сердечных сокращений и страстное желание закурить.
Вдох. Выдох.
Тем более, Саске нужен был повод, чтобы свалить из купе хотя бы ненадолго. Люди его сейчас раздражали, впрочем, как и весь мир в целом.
На него – слава Богу – не обращают внимания и не провожают взглядом.
И, кажется, не наблюдают. Все в порядке.
В тамбуре вагона никого нет, и Саске с удовольствием закуривает, одновременно с этим испытывая отвращение к себе. Он успокаивал свою совесть, говоря, что разберется с этой привычкой потом. Потом, когда-нибудь, не сейчас… Так же, как он обещал себе разобраться со всеми проблемами из прошлого, - потом, не сейчас.
А когда?..
Хохочущие демоны прошлого дали ему нехилый пинок под зад, а дивный новый старый мир дал ему по лицу, напоминая о своем существовании и заставляя снова бежать. Но об этом тоже лучше не думать. Ведь правда, Саске?
Сейчас слишком много навалилось. Правда, Саске?
Тупые отговорки. Немного кружится голова – как всегда, от первой сигареты.
Немного дезориентирован, правда, Саске?
- Бросаешь курить?
Она появилась так неожиданно, будто возникла из воздуха. Горько-иронично улыбалась одними губами, а в уголках ее глаз собирались редкие морщинки.
Его соседка по купе – была не такой, как всего несколько минут назад. Странно, Саске не мог объяснить почему.
- Можно и так сказать.
Саске протягивает ей открытую пачку, и она берет одну.
- Шейд.
«Тень».
- Хоук.
«Ястреб».
Правила игры приняты. Хотя сама игра давно началась – шахматная партия, где никто не называет своих настоящих имен. Это – лишь один из поединков, одна из миллионов встреч и разговоров в огромной паутине реальности.
Саске никогда не встречал таких женщин, как эта, - будто не от мира сего, - слишком ирреальная, такая же, как и его жизнь.
Она смотрит на него и горько улыбается; на ней черная одежда – брюки и блузка, а само ее изящество, красота и одновременно несовершенность, незаконченность образа напоминали…
Саске нахмурился, не отводя от женщины взгляда.
…Она напоминала ему Хоука, - мимолетную иллюзию. Вот она есть, - а в следующую секунду ее уже нет, и останется лишь легкий запах духов, заставляющий подумать о бризе, соленом морском воздухе, сладком в своей свежести. Чуть горьковатом.
Она оставит о себе воспоминание.
Так же, как и от Хоука Саске досталась эта идиотская никотиновая зависимость. Чем не воспоминание?
Но эта женщина совершенно другая. Она – иллюзия, которая почему-то воплотилась в реальность. Она - ложка. Представь, что ее нет - и ее нет. Ведь это все матрица. Но нет, - вот же она, Саске! Прямо перед тобой!
Глюк?
Нет, она настоящая.
Не сходи с ума. Держи свои расшатанные нервы под контролем.
Очнись, мальчик! Это реальность. Гребаная Вселенная просто проводит над тобой эксперимент, она издевается. Вот как сейчас.
- Ты напоминаешь мне одного человека.
Голос Шейд разрывает гул поезда, одновременно сливаясь с ним. Странное утверждение, вызывающее недоумение и подозрение.
Саске, будь начеку. Ведь так тебя учили?
Аха, и ты даже помнишь, кто.
- Хм?
Женщина, казалось, совершенно не обращала на него внимания. Ее взгляд был сосредоточен на тлеющей сигарете, она крутила ее в пальцах, смотря на нее чуть завороженно.
- У тебя такой же потерянный взгляд, как у того человека. Что, сшиб поезд реальности?
Насмешка. Шпилька. Укол.
- О чем вы?
Шейд бросила на него быстрый взгляд и чуть усмехнулась аккуратно накрашенными губами. Саске показалось, что за это короткое мгновение глаза женщины заглянули ему в душу, в разум и сердце, и нашли там все, что хотели найти. Перекопали, вынули и засунули обратно.
- Что есть реальность? – спросила она, задавая вопрос то ли Саске, то ли самой себе, то ли сигарете, - Одна большая иллюзия. Мы хотим видеть то, что мы хотим видеть, и у каждого реальность своя. Мы – архитекторы, и мы сами строим то, что вокруг нас. Но что будет, когда реальности столкнутся?
Саске пожал плечами, не совсем не понимая, на какой вывод Шейд хочет его натолкнуть.
- Взрыв?
Она, казалось, его не слушала, лишь аккуратно стряхнула пепел и затянулась, выпуская струйку призрачного дыма, который вился вокруг нее прозрачной вуалью невесты:
- Мы сами себя строим, - говорила она, и ее голос был приятным, с акцентом, присущим французам, мягким и обволакивающим, - И никакой обман и иллюзия не могут быть вечными, если ты только сам этого не захочешь. Если ты хочешь – ты победитель, ты Бог, ты всесилен. И тогда волчок никогда не перестанет крутиться, и ложки будут гнуться одной силой мысли. Но во всем есть свое «но».
Она подняла взгляд от сигареты и посмотрела Саске прямо в глаза. У нее был тяжелый, пронизывающий взгляд – такой бывает у людей, которые пытались свести счеты с жизнью.
- Реальности это не понравится, - проговорила она, понизив голос едва не до шепота, - Мы все ждем поезда, поезда, который увезет нас далеко. Дождался ли ты своего?
Саске затушил сигарету и скрестил руки на груди.
- Даже если и дождался, - голос был сиплым, - то что с того?
Женщина улыбнулась одними губами и пожала плечами.
- Тебе решать, садиться на него или нет. Ты же не знаешь, куда он тебя отвезет.
Она развернулась и собиралась покинуть тамбур, но Саске ее остановил.
- Постойте, - сказал он, - А кто был тот человек, о котором вы говорили?
Она обернулась, и в ее глазах, - бездонных и холодных, - Учиха увидел десятки, сотни прожитых человеческих лет, в счастье, отчаянии, горе и здравии. Он не мог этого объяснить, - но Шейд не принадлежала этому миру, однако, не была сумасшедшей.
Она чуть усмехнулась и ответила:
- Я.
И, выдержав паузу, добавила, чуть опустив глаза:
- Ты поймешь, когда придет время. Надеюсь, не будет слишком поздно.
Сказав это, Шейд вышла, оставив Саске обдумывать ее слова. Пока все казалось бредом, но чувство тревоги стало сильнее, будто его подсознание знает, что вскоре может случиться что-то непоправимое, что-то, что он разрушит своими руками.
Но у меня ничего нет.
Раньше у Саске было все, что он мог оценить, лишь потеряв – мать и отец, любимый старший брат, лучший друг, который перегрыз бы другому глотку за него, а Саске – свернул бы шею человеку, обидевшему Наруто. У Саске был талант и мечты, у него были теплые улыбки, которые он дарил любимым людям. У него был дом.
У Хоука было все, что он хотел. У него была независимость и свобода, он понемногу прожигал жизнь и уничтожал себя, не намереваясь жить долго, или, на крайний случай, умереть зловредным старикашкой с бутылкой рома в руке, в окружении армии поклонников. У него не было семьи и дома, своих друзей он считал знакомыми, а вместо искренней улыбки у него был целый арсенал театральных масок.
Хоуку был противен Саске. А Саске презирал Хоука.
Так получилось, что они оказались одним человеком. Одна память накладывалась на другую, порождая смятение, знакомую головную боль, которую не устранить до конца ни одним обезболивающим.
Хоук должен был сыграть вспомогательную роль, он не должен был стать таким сильным, он не должен был стать паразитом, пустившим свои лапы глубоко в разум и сознание! Он не должен был бороться с Саске, он просто должен был исчезнуть, ведь его образ не настоящий, все его привычки, жесты, все эти усмешки, прищуры и ухмылки, отрепетированные перед зеркалом, выдуманное мировоззрение, вкусы и биография, распланированная жизнь на годы вперед…все это иллюзия. Всего этого не могло существовать в реальности, потому что Саске – настоящий Саске – не такой.
И в итоге он заработал себе головную боль. И строптивого соперника в лице самого себя.
Кажется, вот-вот, и тебя переклинит, и ты нервно засмеешься, закажешь в вагоне-ресторане двойной виски со льдом и будешь флиртовать с симпатичной пассажиркой. Она обязательно будет старше тебя, она обязательно будет высокая, бледненькая, с темными волосами и глазами.
Ха-ха-ха, Саске. Все это вытащено из твоего разума, из архивов твоей информации, записанной на подкорке мозга.
Почему-то именно на таких женщин тянуло Хоука. Ты знаешь, почему?
Может, догадываешься?
Может, ты ответишь, почему Хоука необъяснимо тянуло к Итачи-Майлзу?
Вот и молчи.
Саске зло закурил, прикусывая фильтр.
Никотиновая зависимость – это победа Коннора, лицемерного неудачника с замашками пижона и интеллектуала, которого Саске хотел втоптать в грязь, врезать, стереть, уничтожить…
И эта ненависть была ответной. Хоук стал настолько самостоятельной личностью, что не просто возненавидел Саске, отбирающего у него его прекрасную жизнь – он над ним смеялся.
Зануда! Нерд! - хохотал он, - Убирайся из моей головы! Это моя жизнь, это больше не твоя, ты умер под колесами той машины, ты погребен под безымянной могилой, ты лишь сгусток подозрений и воспоминаний! Ты попытался мной воспользоваться, чтобы зализать свои раны, страдалец ты наш! Да ты просто никто!
Ты – призрак!..
Саске не собирался просто так отступать. Он хотел быть самим собой, он просто хотел быть полноценным. Но что делать, если этой самой полноценности слишком много, что делать, если в твоей голове – две противоборствующие стороны?
Что делать, если в твоей голове – холодная война?
Это не просто внутренний голос. Это напоминает болезнь.
Учиха не намеревался сдаваться в этой странной борьбе с самим собой. Но он проигрывал. Пока.
Ведь ты слажал по полной, Саске, такого провала с Итачи ты не предусмотрел – ты вышел из-под своего собственного контроля, ты дал себе слабину, ты чувствовал себя победителем.
А ведь только проигравшие бегут с поля боя. И ты, а не Итачи, едешь сейчас в поезде.
Итачи должен был умереть.
Ты ничего не понимаешь, в твоем разуме и мыслях такой хаос, что лабиринт Минотавра покажется простой детской головоломкой.
У тебя есть проблема.
Ты не знаешь, кто ты.
И поезд реальности не просто тебя сшиб, - он стер тебя в пыль.
Автор: Вайр и Darkholme
Бета: Darkholme
Гамма: Colibri
Пейринг: Саске\Итачи, Карин\Сакура, Наруто\Сакура, Наруто|Саске, Саске|Сакура, OMC, большое количество побочных персонажей
Рейтинг: R
Жанр: angst, AU (reality), deathfic, местами dark
Размер: макси. нехилый такой макси.
Дисклеймер: Забирай все, Киши-сан. Это твое.
Состояние: в процессе.
Саммари 1: Я был таким как ты. Я верил в человечество, газетным статьям, телесериалам, политикам и книгам по истории. Но наступил день, когда мир дал мне по морде, и у меня не осталось другого выбора, как принять его таким, какой он есть. Я был самой обычной пешкой и жил как пешка. До той самой ночи, когда в одночасье рухнула вся моя жизнь. © Fahrenheit
Саммари 2: «Даже если ты сможешь отомстить, что хорошего тебе это принесет? Все усилия, боль, деньги, кровь – ради чего? Кому от этого станет лучше? Уж точно не мертвецам, за которых мстят. Они сгниют в любом случае. И уж, конечно, не тем, кому мстят. Трупам все равно. А как же сами мстители? Они лучше спят по ночам или становятся счастливее, когда убивают врагов одного за другим, сея кровавые семена для сотни новых вендетт?..» (с) Джо Аберкромби, «Хладная месть».
Саммари 3: "Тебя ни на мгновение не покинет ощущение того, что ты что-то пропустил. Странное чувство недопонимания, легкое щекотание под кожей. Нечто похожее переживаешь, когда осознаешь, что проскочил мимо чего-то важного, мимо того, чему стоило уделить гораздо больше внимания. Тебе надо к этому привыкнуть. Однажды ты оглянешься на прожитые дни, и твоя душа наполнится именно такими эмоциями". (с) Чак Паланик "Невидимки"
Размещение: запрещено.
От автора: дебют в этом фэндоме.
в предыдущих серияхГлава 1 - Хоук
Глава 2 - Карин
Глава 3 - Сакура
Глава 4 - Наруто
Глава 5 - Итачи
Глава 6 - Шаг назад, два вперед
Глава 7 - Токсичность, часть 1
Глава 7 - Токсичность, часть 2
Глава 7 - Токсичность, часть 3
Глава 8 - Когда рушатся плотины, часть 1
Глава 8 - Когда рушатся плотины, часть 2
Глава 8 - Когда рушатся плотины, часть 3 и 4
Глава 9 - Лжец! Убийца! Демон!
Глава 9 - Лжец! Убийца! Демон! часть 2
Глава 10 - Не спасай непокорных, часть 1
Глава 10 - Не спасай непокорных, часть 2
Глава 10 - Не спасай непокорных, часть 3
примечание: в три поста с новым апдейтом - большая, зараза.
Глава 11 - СаскеГлава 11. Саске.
My home was there and then
Those meadows of heaven
Adventure-filled days
One with every smiling face
Please, no more words
Thoughts from a severed head
No more praise
Tell me once my heart goes right
Take me home!
Get away, run away, fly away
Lead me astray to dreamer's hideaway
I cannot cry 'cause the shoulder cries more
I cannot die, I, a whore for the cold world
Forgive me
I have but two faces
One for the world
One for God
Save me!
I cannot cry 'cause the shoulder cries more
I cannot die, I, a whore for the cold world
Моим домом
Были те небесные луга
В те дни, полные приключений.
И каждый день был полон улыбок.
Пожалуйста, не надо больше слов –
Таковы мысли в отрубленной голове.
Не надо восхвалений,
Скажи лишь раз, что я на пути истины.
Забери меня обратно, домой!
Скрыться отсюда, сбежать прочь, улететь…
Уведи меня прочь, в прибежище для мечтателей.
Я не могу плакать, потому что искренние слёзы не иссыхают.
Я, шлюха, не могу умереть за весь этот холодный мир.
Прости меня,
Но я двулик.
Одним лицом я обращен к миру,
А другим – к Богу.
Спаси меня!
Я не могу плакать, потому что искренние слёзы не иссыхают.
Я, шлюха, не могу умереть за весь этот холодный мир.
Nightwish – The Poet and The Pendulum
Конец?..
Мост сожжен, – тлеет черным призраком в мыслях, назад не побежишь, – не сможешь развернуться, выбор сделан, – не отступишь, заблокированы кредитки, – не просекут, телефон оставлен, – не услышат, преследователи задержаны, - и камень с сердца прочь. Все оставлено позади, и пусть там и остается мертвым бесполезным балластом.
Твой попутчик – ледяной ветер, дышащий в лицо обжигающим дыханием тысячи невидимых игл.
Ты снова свободен.
- Ваш паспорт, пожалуйста.
Молодой человек не сразу сообразил, что говорят именно с ним, - настолько ирреальным казалось происходящее вокруг. Нет, не было ничего необычного, подозрительного или фантастичного, - лишь ситуация отдавала привкусом абсурда плохо поставленного спектакля.
Странное чувство, тревога, граничащая с паранойей и манией преследования, - поражение сознания и психики смертоносным ядом. Чувство обдумывать каждый свой шаг, оглядываться через плечо в поисках преследователей и подозрительных личностей – ах, осторожность, старая подруга, как тебя не хватало, привет, здравствуй, добрый день.
Какое новое старое чувство, какой у него горький привкус! Сочетание того, что это тревожное ощущение вечной опасности являлось привычным для всегда настороженного Саске, и абсолютно незнакомо, дико для беззаботного Хоука – разрывало мировосприятие пополам, как лист бумаги.
Оно вызывало разлад с самим собой.
Коллапс.
Ты проваливаешься в Лимб, помнишь?
Саске чувствовал себя более чем необычно, и испытывал неведомое ему ранее чувство отчужденности. Защитная реакция психики или все же что-то другое?
Такое… странное ощущение, - промелькнуло в голове меланхоличной мыслью, - Словно ты когда-то принадлежал этому городу, этому миру, а теперь тебя отрезали от него, выбросили, как совершенно ненужный придаток. Ты - ампутированная конечность, пораженная гангреной, гниющий изнутри и снаружи кусок мяса, который со временем станет прахом.
Напряженно-нервная обстановка огромного вокзала, заключенного в четырехугольник холодно-песочного мрамора выводила из себя и нервировала. Снующие туда-сюда люди, - люди-сумки, люди-саквояжи, люди-чемоданы, люди-дипломаты, - бесцветная масса, толпа в черном и сером, - вульгарная, слепая и агрессивная, - вызывали навязчивое желание уйти отсюда как можно скорее.
Скрыться. Исчезнуть. Никто не должен видеть.
В толпе легко затеряться, в ней легко пропасть, в ней легко утонуть и потерять себя навсегда, на веки вечные, на целую секунду и бесконечность.
Нырнешь?
- Молодой человек?
Простая фраза, сказанная легким, чуть надломленным девичьим голоском, вернула Саске в реальность. Щелк! – и ты снова здесь.
Паспорт.
- Да, конечно, - бесцветно проговорил Саске, не вкладывая в голос никаких эмоций. Их и не было. Саске чувствовал себя зомби, каждое движение которого совершается на автомате, а эмоции – их будто отсекло невидимым лезвием. Только две подруги-двойняшки – тревога и подозрение, - встряхивали погружающийся в меланхолию мозг. Разум защищается, ведь у разума больше нет Хоука. Точнее, он есть, но его нет.
Бред, бред и еще раз бред.
Миловидная молодая девушка на кассе, с аккуратно постриженными иссиня-черными волосами и прямой, в стиле пятидесятых годов прошлого века, челкой, чуть смущенно улыбнулась.
- Спасибо.
Саске ее уже не слышал, и не видел, как необычно светлые глаза с лиловатым отливом (линзы?) чуть заинтересованно пробежались по его лицу. Да и если бы даже заметил, подумал бы, что она просто сверяет фотографию Хоука Коннора с оригиналом.
Хоук. Коннор. За несколько секунд придуманное имечко.
Воспоминание об этом вызвало усмешку – горькую, невеселую, но такую искреннюю и настоящую, что впору было засмеяться.
Кто он такой? На самом деле? Учиха Саске или Коннор Хоук?
Учиха Хоук. Коннор Саске.
Не пойми кто.
- Ваш билет и ваш паспорт, пожалуйста.
Саске кивнул, и тут же испытал острый приступ дежа-вю. Наверное, следует согласиться с утверждением, что все следует по кругу: шесть, нет, почти семь лет назад он так же стоял в холле вокзала, полном людей, обходящих его обтекающим живым потоком. Тогда он тоже бежал, тогда он тоже оставил позади все – семью, которой не стало, дом, Итачи, Наруто, свои мечты и воспоминания, надежды и эмоции, которые искоренялись Саске с особенной тщательностью, граничащей с щепетильностью.
Все повторяется, и история – в первую очередь. Часы отматывают новый круг, и этот круг идет против часовой стрелки.
Назад.
Все ли сжег мосты? Не следит ли кто?
Нет. Все в порядке. Сейчас, по крайней мере.
Было только единственное желание, скорее, каприз или слабость на грани любопытства и надежды – заглянуть в одно место перед тем, как исчезнуть навсегда, пропасть с радаров всего мира.
Говорят, нельзя вернуться домой дважды. Но для Саске, - такого, каким он стал, - этот раз был первым.
***
За окном, покрытым пепельными разводами кашицы снега, смешанного с реагентами, из-за бурана не было видно практически ничего.
В купе Саске ехал не один, и какое-то время женатая пара, разговаривающая на пестрой смеси французского и английского, отвлекала его внимание, не давая думать о Наруто, которого он бросил на мосту, и которого он, говоря без шуток, предал и едва не убил; об Итачи, одна мысль о котором могла вызвать сбой системы, о своей похеренной жизни и о своих сомнениях…да много о чем можно было думать, если бы не соседи по купе.
Саске был благодарен им за то, что они не дают ему замкнуться в себе и начать тихо сходить с ума.
Женщине на вид можно было дать около двадцати семи, она была хороша собой и одета во все черное; темные вьющиеся волосы красиво обрамляли чуть смуглое лицо с большими темными глазами и выступающими скулами. Мужчина, наоборот, был одет во все светлое, его золотистые волосы были зализаны назад, а голубые глаза смотрели хитро и проницательно. Он был молод – ему никак нельзя было дать больше тридцати.
Саске никак не мог уловить нить их разговора, даже несмотря на то, что большую часть он понимал. Но это была какая-то нелепица, разговор двух сумасшедших, понимающих друг друга с полуслова.
Неужели все влюбленные и женатые пары такие?
Они разговаривали о поездах, о Париже, кажется, об архитектуре (Саске не до конца уловил подлинный смысл словосочетания dream building), и еще о каких-то абсолютно не личных мелочах, но Учиха чувствовал, что, несмотря на увлеченность диалогом ни один из них ни на секунду не забывал о присутствии третьего.
Все происходящее до боли напоминало…
- Саске, о чем ты задумался?
Голос матери выдернул Саске из вялого медитативного созерцания проплывающих за окном малахитовых полей, залитых плавленой бронзой солнечного света. Почти как где-нибудь в Новой Зеландии, где снимали «Властелина Колец».
О странных вещах я думал, мама. Лучше тебе не знать.
Саске испытывал слабое раздражение – они едут в отпуск на целый месяц, а он даже не успел попрощаться с Наруто, - только предупредить короткой смс-кой. Извиняться было не в правилах младшего Учихи.
- Ни о чем, мам. Просто за окном красиво.
Микото посмотрела на своего младшего сына, лукаво прищурившись, и чуть грустно улыбнулась:
- Да, сегодня чудесный закат.
- В закатах нет ничего примечательного, - буркнул Фугаку, сморенный музыкой стука колес и задремавший на плече жены, - солнце везде одно.
- Все равно красиво, - чуть улыбнувшись, мягко произносит Микото, наблюдая, как медленно-медленно краски неба начинают затухать.
Ее взгляд говорил сыну «Не слушай своего отца».
И Саске не мог с ней не согласиться.
А Итачи, самому молчаливому члену семьи, казалось, на весь мир было плевать. Удобно устроив голову на подушке, которая, в свою очередь, лежала на коленях Саске, старший сын Микото крепко спал, скрестив руки на груди и протянув длинные ноги.
«Будто я ему подушка» - беззлобно ворчал Саске, понимая, что Итачи в последнее время валится с ног и буквально спит на ходу, учась в двух университетах и одновременно работая. Нужно было ли это самому Итачи?
Одно Саске знал точно – отец всегда хотел старшего сына-гения. Больше он ничего не знал, и тем более, слабо представлял, что происходит в голове у Итачи. Наверное, он, Саске, слишком много думает о брате в последнее время, так много, что ему стало казаться, что Итачи ведет себя как-то странно по отношению к нему.
Вот как сейчас, например.
Хотя нет, это не странно. Итачи просто устал, и готов уснуть как угодно, где угодно и на ком угодно, а если его напрямую спросить, то он ответит «Мне так удобнее», словно это нечто само собой разумеющееся.
Но даже осознание такого простого факта не мешало Саске чувствовать себя очень нервно и даже неуютно. Сказать по чести, он даже боялся пошевелиться, чтобы ненароком не разбудить Итачи, который в кои-то веки не занят, не в отъезде, не учится, а просто…рядом.
И Саске будет с переменным успехом бороться со странным желанием поправить брату выбившуюся прядку волос, которая словно намеренно лезла в нос Итачи. Проявление заботы? Нечто само собой разумеющееся?..
Болезнь, переходящая в манию.
СТОП.
Саске, уйми свое подсознание и вычеркни этот флэшбек.
Итачи никогда не существовало. Так же, как и не существовало никаких непонятных чувств, никаких болезненных, иссушающих ощущений в груди, которые разрывали, если она существует, душу на части, сжигая все внутри черно-синим пламенем, которое не оставит после себя ничего, даже пепла. Только пустую оболочку. Контур на бумаге.
Нужно отмотать все немножко назад. И вернуться к отправной точке, к месту последнего сохранения, чтобы разобраться в том, что же, черт побери, с ним, Саске, происходит.
Ведь он не мог ошибиться тогда.
***
Когда поезд, наконец, набрал приличную скорость, а за окном уныло проносились многокилометровые гусеницы городских пробок, Саске почувствовал, что тяжелый свинцовый груз свалился с его шеи, и теперь можно вздохнуть чуть свободнее, чем обычно.
Но кое-что мешало.
Первой причиной была никотиновая ломка, приобретенная безалаберным Хоуком (хотя, Саске, что ты ругаешься, словно он чужой человек?), и она не давала расслабиться ни на секунду. Нервирующее, тревожащее ощущение – словно в гортани и груди поселился рой бабочек, щекочущих внутренние ткани своими легкими крылышками.
Их нужно срочно вытравить ядовитым дымом. Срочно.
Время – одиннадцать утра. Среднестатистический курильщик в это время находится на болезненном пределе. Признаки: тревожность, раздражительность, заторможенность внимания, повышение скорости сердечных сокращений и страстное желание закурить.
Вдох. Выдох.
Тем более, Саске нужен был повод, чтобы свалить из купе хотя бы ненадолго. Люди его сейчас раздражали, впрочем, как и весь мир в целом.
На него – слава Богу – не обращают внимания и не провожают взглядом.
И, кажется, не наблюдают. Все в порядке.
В тамбуре вагона никого нет, и Саске с удовольствием закуривает, одновременно с этим испытывая отвращение к себе. Он успокаивал свою совесть, говоря, что разберется с этой привычкой потом. Потом, когда-нибудь, не сейчас… Так же, как он обещал себе разобраться со всеми проблемами из прошлого, - потом, не сейчас.
А когда?..
Хохочущие демоны прошлого дали ему нехилый пинок под зад, а дивный новый старый мир дал ему по лицу, напоминая о своем существовании и заставляя снова бежать. Но об этом тоже лучше не думать. Ведь правда, Саске?
Сейчас слишком много навалилось. Правда, Саске?
Тупые отговорки. Немного кружится голова – как всегда, от первой сигареты.
Немного дезориентирован, правда, Саске?
- Бросаешь курить?
Она появилась так неожиданно, будто возникла из воздуха. Горько-иронично улыбалась одними губами, а в уголках ее глаз собирались редкие морщинки.
Его соседка по купе – была не такой, как всего несколько минут назад. Странно, Саске не мог объяснить почему.
- Можно и так сказать.
Саске протягивает ей открытую пачку, и она берет одну.
- Шейд.
«Тень».
- Хоук.
«Ястреб».
Правила игры приняты. Хотя сама игра давно началась – шахматная партия, где никто не называет своих настоящих имен. Это – лишь один из поединков, одна из миллионов встреч и разговоров в огромной паутине реальности.
Саске никогда не встречал таких женщин, как эта, - будто не от мира сего, - слишком ирреальная, такая же, как и его жизнь.
Она смотрит на него и горько улыбается; на ней черная одежда – брюки и блузка, а само ее изящество, красота и одновременно несовершенность, незаконченность образа напоминали…
Саске нахмурился, не отводя от женщины взгляда.
…Она напоминала ему Хоука, - мимолетную иллюзию. Вот она есть, - а в следующую секунду ее уже нет, и останется лишь легкий запах духов, заставляющий подумать о бризе, соленом морском воздухе, сладком в своей свежести. Чуть горьковатом.
Она оставит о себе воспоминание.
Так же, как и от Хоука Саске досталась эта идиотская никотиновая зависимость. Чем не воспоминание?
Но эта женщина совершенно другая. Она – иллюзия, которая почему-то воплотилась в реальность. Она - ложка. Представь, что ее нет - и ее нет. Ведь это все матрица. Но нет, - вот же она, Саске! Прямо перед тобой!
Глюк?
Нет, она настоящая.
Не сходи с ума. Держи свои расшатанные нервы под контролем.
Очнись, мальчик! Это реальность. Гребаная Вселенная просто проводит над тобой эксперимент, она издевается. Вот как сейчас.
- Ты напоминаешь мне одного человека.
Голос Шейд разрывает гул поезда, одновременно сливаясь с ним. Странное утверждение, вызывающее недоумение и подозрение.
Саске, будь начеку. Ведь так тебя учили?
Аха, и ты даже помнишь, кто.
- Хм?
Женщина, казалось, совершенно не обращала на него внимания. Ее взгляд был сосредоточен на тлеющей сигарете, она крутила ее в пальцах, смотря на нее чуть завороженно.
- У тебя такой же потерянный взгляд, как у того человека. Что, сшиб поезд реальности?
Насмешка. Шпилька. Укол.
- О чем вы?
Шейд бросила на него быстрый взгляд и чуть усмехнулась аккуратно накрашенными губами. Саске показалось, что за это короткое мгновение глаза женщины заглянули ему в душу, в разум и сердце, и нашли там все, что хотели найти. Перекопали, вынули и засунули обратно.
- Что есть реальность? – спросила она, задавая вопрос то ли Саске, то ли самой себе, то ли сигарете, - Одна большая иллюзия. Мы хотим видеть то, что мы хотим видеть, и у каждого реальность своя. Мы – архитекторы, и мы сами строим то, что вокруг нас. Но что будет, когда реальности столкнутся?
Саске пожал плечами, не совсем не понимая, на какой вывод Шейд хочет его натолкнуть.
- Взрыв?
Она, казалось, его не слушала, лишь аккуратно стряхнула пепел и затянулась, выпуская струйку призрачного дыма, который вился вокруг нее прозрачной вуалью невесты:
- Мы сами себя строим, - говорила она, и ее голос был приятным, с акцентом, присущим французам, мягким и обволакивающим, - И никакой обман и иллюзия не могут быть вечными, если ты только сам этого не захочешь. Если ты хочешь – ты победитель, ты Бог, ты всесилен. И тогда волчок никогда не перестанет крутиться, и ложки будут гнуться одной силой мысли. Но во всем есть свое «но».
Она подняла взгляд от сигареты и посмотрела Саске прямо в глаза. У нее был тяжелый, пронизывающий взгляд – такой бывает у людей, которые пытались свести счеты с жизнью.
- Реальности это не понравится, - проговорила она, понизив голос едва не до шепота, - Мы все ждем поезда, поезда, который увезет нас далеко. Дождался ли ты своего?
Саске затушил сигарету и скрестил руки на груди.
- Даже если и дождался, - голос был сиплым, - то что с того?
Женщина улыбнулась одними губами и пожала плечами.
- Тебе решать, садиться на него или нет. Ты же не знаешь, куда он тебя отвезет.
Она развернулась и собиралась покинуть тамбур, но Саске ее остановил.
- Постойте, - сказал он, - А кто был тот человек, о котором вы говорили?
Она обернулась, и в ее глазах, - бездонных и холодных, - Учиха увидел десятки, сотни прожитых человеческих лет, в счастье, отчаянии, горе и здравии. Он не мог этого объяснить, - но Шейд не принадлежала этому миру, однако, не была сумасшедшей.
Она чуть усмехнулась и ответила:
- Я.
И, выдержав паузу, добавила, чуть опустив глаза:
- Ты поймешь, когда придет время. Надеюсь, не будет слишком поздно.
Сказав это, Шейд вышла, оставив Саске обдумывать ее слова. Пока все казалось бредом, но чувство тревоги стало сильнее, будто его подсознание знает, что вскоре может случиться что-то непоправимое, что-то, что он разрушит своими руками.
Но у меня ничего нет.
Раньше у Саске было все, что он мог оценить, лишь потеряв – мать и отец, любимый старший брат, лучший друг, который перегрыз бы другому глотку за него, а Саске – свернул бы шею человеку, обидевшему Наруто. У Саске был талант и мечты, у него были теплые улыбки, которые он дарил любимым людям. У него был дом.
У Хоука было все, что он хотел. У него была независимость и свобода, он понемногу прожигал жизнь и уничтожал себя, не намереваясь жить долго, или, на крайний случай, умереть зловредным старикашкой с бутылкой рома в руке, в окружении армии поклонников. У него не было семьи и дома, своих друзей он считал знакомыми, а вместо искренней улыбки у него был целый арсенал театральных масок.
Хоуку был противен Саске. А Саске презирал Хоука.
Так получилось, что они оказались одним человеком. Одна память накладывалась на другую, порождая смятение, знакомую головную боль, которую не устранить до конца ни одним обезболивающим.
Хоук должен был сыграть вспомогательную роль, он не должен был стать таким сильным, он не должен был стать паразитом, пустившим свои лапы глубоко в разум и сознание! Он не должен был бороться с Саске, он просто должен был исчезнуть, ведь его образ не настоящий, все его привычки, жесты, все эти усмешки, прищуры и ухмылки, отрепетированные перед зеркалом, выдуманное мировоззрение, вкусы и биография, распланированная жизнь на годы вперед…все это иллюзия. Всего этого не могло существовать в реальности, потому что Саске – настоящий Саске – не такой.
И в итоге он заработал себе головную боль. И строптивого соперника в лице самого себя.
Кажется, вот-вот, и тебя переклинит, и ты нервно засмеешься, закажешь в вагоне-ресторане двойной виски со льдом и будешь флиртовать с симпатичной пассажиркой. Она обязательно будет старше тебя, она обязательно будет высокая, бледненькая, с темными волосами и глазами.
Ха-ха-ха, Саске. Все это вытащено из твоего разума, из архивов твоей информации, записанной на подкорке мозга.
Почему-то именно на таких женщин тянуло Хоука. Ты знаешь, почему?
Может, догадываешься?
Может, ты ответишь, почему Хоука необъяснимо тянуло к Итачи-Майлзу?
Вот и молчи.
Саске зло закурил, прикусывая фильтр.
Никотиновая зависимость – это победа Коннора, лицемерного неудачника с замашками пижона и интеллектуала, которого Саске хотел втоптать в грязь, врезать, стереть, уничтожить…
И эта ненависть была ответной. Хоук стал настолько самостоятельной личностью, что не просто возненавидел Саске, отбирающего у него его прекрасную жизнь – он над ним смеялся.
Зануда! Нерд! - хохотал он, - Убирайся из моей головы! Это моя жизнь, это больше не твоя, ты умер под колесами той машины, ты погребен под безымянной могилой, ты лишь сгусток подозрений и воспоминаний! Ты попытался мной воспользоваться, чтобы зализать свои раны, страдалец ты наш! Да ты просто никто!
Ты – призрак!..
Саске не собирался просто так отступать. Он хотел быть самим собой, он просто хотел быть полноценным. Но что делать, если этой самой полноценности слишком много, что делать, если в твоей голове – две противоборствующие стороны?
Что делать, если в твоей голове – холодная война?
Это не просто внутренний голос. Это напоминает болезнь.
Учиха не намеревался сдаваться в этой странной борьбе с самим собой. Но он проигрывал. Пока.
Ведь ты слажал по полной, Саске, такого провала с Итачи ты не предусмотрел – ты вышел из-под своего собственного контроля, ты дал себе слабину, ты чувствовал себя победителем.
А ведь только проигравшие бегут с поля боя. И ты, а не Итачи, едешь сейчас в поезде.
Итачи должен был умереть.
Ты ничего не понимаешь, в твоем разуме и мыслях такой хаос, что лабиринт Минотавра покажется простой детской головоломкой.
У тебя есть проблема.
Ты не знаешь, кто ты.
И поезд реальности не просто тебя сшиб, - он стер тебя в пыль.
@темы: Восьмой, графоманство-с, without names