.расслабься, жизнь - это хаос (с)
Название: Без имён
Автор: Вайр и Darkholme
Бета: Darkholme
Гамма: Colibri
Пейринг: Саске/Итачи, Карин/Сакура + побочные и почти весь состав шиппуудена
Рейтинг: R
Жанр: angst, AU (reality), deathfic, местами dark
Размер: макси. нехилый такой макси.
Дисклеймер: Забирай все, Киши-сан. Это твое.
Состояние: в процессе
Саммари 1: Я был таким как ты. Я верил в человечество, газетным статьям, телесериалам, политикам и книгам по истории. Но наступил день, когда мир дал мне по морде, и у меня не осталось другого выбора, как принять его таким, какой он есть. Я был самой обычной пешкой и жил как пешка. До той самой ночи, когда в одночасье рухнула вся моя жизнь. © Fahrenheit
Саммари 2: «Даже если ты сможешь отомстить, что хорошего тебе это принесет? Все усилия, боль, деньги, кровь – ради чего? Кому от этого станет лучше? Уж точно не мертвецам, за которых мстят. Они сгниют в любом случае. И уж, конечно, не тем, кому мстят. Трупам все равно. А как же сами мстители? Они лучше спят по ночам или становятся счастливее, когда убивают врагов одного за другим, сея кровавые семена для сотни новых вендетт?..» (с) Джо Аберкромби, «Хладная месть».
Саммари 3: "Тебя ни на мгновение не покинет ощущение того, что ты что-то пропустил. Странное чувство недопонимания, легкое щекотание под кожей. Нечто похожее переживаешь, когда осознаешь, что проскочил мимо чего-то важного, мимо того, чему стоило уделить гораздо больше внимания. Тебе надо к этому привыкнуть. Однажды ты оглянешься на прожитые дни, и твоя душа наполнится именно такими эмоциями". (с) Чак Паланик "Невидимки"
Размещение: запрещено.
От автора: дебют в этом фэндоме.
отмотать пленку назадГлава 1 - Хоук
Глава 2 - Карин
Глава 3 - Сакура
Глава 4 - Наруто
Глава 5 - Итачи
Глава 6 - Шаг назад, два вперед
Глава 7 - Токсичность
Глава 7.2 - Токсичность
Глава 7.3 - Токсичность
Глава 8 - Когда рушатся плотины
Глава 8.2 - Когда рушатся плотины
Глава 8.3 - Когда рушатся плотины
Глава 9 - Лжец! Убийца! Демон!
Глава 9.2 - Лжец! Убийца! Демон!
Глава 10 - Не спасай непокорных
Глава 10.2 - Не спасай непокорных
Глава 10.3 - Не спасай непокорных
Глава 11 - Саске
Глава 11.2 - Саске
Глава 11.3 - Саске
Глава 12 - Плавая в дыму сожженных мостовГлава 12. Плавая в дыму сожженных мостов
Well hell if I
Should decide
To give it more
A little effort
Well hell if I’m
Tempted again
One little fight
Replace by lust for you
Черт с ним, если я
Должен решать
Придать ли этому
Чуть больше усилий
Черт с ним, если я
Снова соблазнен
Одна маленькая борьба
Заменена на похоть к тебе
Chevelle – Pinata
- …за бортом, о боже мой, пятнадцать градусов по Фаренгейту, но это не повод радоваться, - снегопад продлится еще пару дней. Если вы оставили вашу машину на улице, то у вас есть повод потренировать свое тело в выгребании транспорта из сугроба. Смотрите на все позитивно! Так, что дальше? Ветер порывистый, северо-западный, пятнадцать метров в секунду, влажность воздуха девяносто пять процентов, - одна вода даже в воздухе, - пробки восемь баллов, идите пешком и на метро! Рождество будет суровым, ребята, не выходите из дома, не болейте, сила юности с вами, не переключайтесь, мы будем докладывать об обстановке в городе и мире каждые полчаса под ваши любимые рок-хиты! Сейчас жахнет Rammstein, Slayer и Sepulrura, я надеюсь, меня не уволят за такой плейлист…
Итачи убавил громкость на порядком запылившемся радиоприемнике, где продолжал вещать помрачневший за пару дней Рок Ли, и нахмурился. В последние несколько дней радио стало его единственным собеседником. Ничего не происходило ни на одном фронте, и нужно было ждать. По крайней мере, так могло показаться на первый взгляд, что ничего не происходило.
Это затишье перед бурей. И Итачи позаботился о том, чтобы все проходило гладко и бесшумно.
Но главное, что беспокоило – отсутствие вестей от Шисуи, и, соответственно, вестей от Саске.
Молодой человек беззлобно выругался себе под нос, когда очередная порция кофе, бурлящая в турке, едва не убежала, пахнув горечью и гарью. Лаконичная и строгая белая керамическая чашка вновь наполнилась черной, еще пенящейся жидкостью, от которой Хоук-Саске, лукаво смотрящий на Итачи с фотографий, точно поворотил бы нос, сказав, что это не кофе, а триста миллилитров одного ристретто, – слишком крепкого, почти густого, невероятно горького, несмотря на пряно-вяжущий привкус корицы и мускатного ореха.
Итачи почти не чувствовал вкуса, когда пил кофе, обжигающий, но согревающий. Он не помнил, какая это уже чашка по счету, не считал выкуренные сигареты в пепельнице, не смотрел на время, будто застывшее на наручных часах, и лишь целыми днями нервно крутил в руках телефон, то задвигая и выдвигая qwerty-клавиатуру, то покусывая костяшки пальцев, как делал всегда в периоды глубокой задумчивости (скверная, по его мнению, привычка, но она привязалась к нему, словно клещ, с самого детства), то бесцельно слонялся по квартире и застывал перед фотографиями брата, будто там могла быть какая-то подсказка...
С уходом Саске находиться в квартире номер восемьдесят восемь стало почти невыносимо – без присутствия брата она стала пустой, необжитой и будто бесполезной, словно картонная коробка. Не звучало ни ласкающего слух звука стука пальцев по клавиатуре, ни перезвона ключей в тех же руках, ни навязчивых рычащих гитарных рифов Alter Bridge, ни нервных скрипочных трелей телефона, который уже давно разрядился, ни сонной хриплой ругани и шума воды по утрам, да и бесконечные бутылки алкоголя пылились в баре, ожидая своего хозяина, который может и не вернуться. До конца нельзя быть уверенным ни в чем.
Таким измотанным Итачи не чувствовал себя с тех пор, как работал в «Акацки». Но тогда, в прошлой жизни под ненастоящей личиной, было плевать на душевные проблемы, их просто не было, словно ампутированные за ненадобностью. Тогда заботы были более насущны и с первого взгляда просты: чисто провернуть дело, разделиться, выйти на связь, не попасться на глаза ФБР, гоняющегося за их организацией по пятам, но все же отставая на шаг-другой. Ни настоящих имен, одни шифры, анаграммы, мелкие стычки, иногда убийства, иногда ранения, алкогольный вкус победы и фатальный щелчок осечки.
В ситуации, когда ты проворачиваешь крупные аферы в преступном мире, сходишься с информаторами и связными, заметаешь следы, как какой-нибудь секретный агент, спишь с пистолетом и ножом под подушкой, пьешь успокоительные после первого незапланированного убийства и водку – когда на тебе зашивают осколочное ранение длиной в пару дюймов обычной зубной нитью – тогда не думаешь ни о чем лишнем.
И не думаешь о своем младшем брате. Вот что самое главное.
Итачи глянул в окно, щуря глаза от яркого света, но, не найдя на улице ничего интересного, кроме декабрьской метели и по-новогоднему светящейся вывески супермаркета, задернул плотные шторы.
Время будто притормозило на этой точке реальности, и детектив оказался заперт в этой бетонной коробке с радиоприемником, телефоном и фотографиями ухмыляющегося Саске, будто следящего за ним. Ищейка думал, что быть одному для него комфортно и спокойно, но оказалось, что он настолько снова привык к Саске, что, оказавшись без его видимого успокаивающего присутствия, начал погружаться в трясину меланхолии. Это раздражало и злило – ведь Итачи думал, что, встретив брата снова, он перестанет относиться к нему, как к своей навязчивой больной идее, поразившей все сознание неизлечимым недугом. Ничего не проходило. Становилось только хуже. И с каждым днем все тревожнее – Шисуи должен был прислать отчет несколько дней назад. Но его телефон вне зоны доступа. Что-то случилось? Что-то пошло не так, или Шисуи вновь решил действовать исходя из своих планов, пристрастий и убеждений? Этот вариант был возможен – потому что в сценарии-плане с Саске в главной роли осечки быть не могло, - и Ласка, зовущийся так в прошлой жизни, прокрутил много возможных путей его развития в своей голове, пока воображение не начало ему рисовать совсем мрачные бесперспективные, не поддающиеся логике картины.
Все выводы отталкивались от одного простого факта - Шисуи ненавидел Саске с самого момента их знакомства, с самого глубокого детства. Итачи не понимал, в чем причина такой черной ненависти и неприязни к младшему брату, но единственный вывод, какой он смог сделать – все дело в их похожести. Ни Шисуи, ни Саске, конечно же, никогда не замечали и никогда не заметят, что они дополняют друг друга, словно кусочки одного воспоминания, как две картины, выполненные одним художником в разных тональностях – акцент сделан на определенный цвет, на определенную эмоцию и посыл в мир.
И все дело в ревности, конечно же, глупой, детской, искренней и незамутненной, и поэтому изощренной, злой и яростной. В детстве Итачи казалось, что его разрывают на две части, перетягивают, как канат в дурацком соревновании, - но каким-то чудом он умудрялся сохранить баланс на грани, оставаясь самим по себе, одинокой фигурой в стороне, способным не допустить того, чтобы двоюродные братья сцепились друг с другом. Когда-нибудь.
Сталкивать Шисуи и Саске, сейчас такого нестабильного, снова, было рискованным и нечестным решением. Но оно было принято.
Только вот глухая безвестность выводила Итачи из себя, а умственное безделье только подогревало головную боль и нежелание шевелиться вообще.
Из безрадостных размышлений о Саске и Шисуи, которые наворачивали уже одиннадцатый неторопливый меланхоличный круг,
Итачи вырвал дверной звонок. В полутишине квартиры этот звон был резким, прокалывающим барабанные перепонки стальной затупленной иглой.
Карин. Больше некому.
Долго же ее пришлось ждать, – подумал Майлз; и эта мысль пришла только сейчас, когда Карин позвонила в дверь, вытеснив все мысли о Саске, дав небольшую передышку в тяжелом круговороте воспоминаний.
- Ты живой вообще? – начала Карин прямо из-за двери, пока Итачи возился с замками. Ее голос был чуть раздраженный, хотя, если вспомнить, он всегда был у нее такой. Эта нотка – нотка недовольства – придавала приятную горчинку тембру ее голоса, которая чувствовалась на губах и языке, как незабываемый вкус любого сорта Кьянти.
Итачи ничего не ответил – по правде говоря, говорить сейчас после нескольких суток молчания оказалось трудно, - и открыл дверь, впустив сквозняк в квартиру.
Карин была уставшей, без очков и в белом медицинском халате – видимо, только что с ночной смены.
- Я иду завтракать, - говорит она, не смотря на него. Отворачивается и начинает спускаться вниз.
Итачи ее словно уже не слышит, - все его мысли вновь заняты братом, воспоминанием о том, как он всю ночь ждал Саске, который ушел на сутки справлять день рождения Наруто и вернулся только ранним утром, - помятый, с чьим-то засосом на шее и не совсем протрезвевший. Итачи тогда ему ничего не сказал, лишь дал таблетку аспирина с минералкой и уложил спать. Он помнил, как его руки дрогнули, когда он прикасался к Саске, как что-то внутри свернулось болезненной пружиной, когда он увидел чертов засос на шее брата, как хотелось прижать Саске, почти бессознательного, сонного и податливого, к стене и устроить допрос с пристрастием, - кто, когда и как.
Карин терпеливо ждет, когда Итачи запрет дверь и пойдет за ней вниз по лестнице, которая кажется бесконечной. Она всегда знала, когда он в ней нуждался. Не в ней даже – в простом человеческом общении.
В квартире Карин пахнет жареным беконом, кофе, и чуть-чуть – сладковатым парфюмом. Здесь намного теплее, чем в квартире Хоука-Саске-Майлза-Итачи, но ощущение пустой необжитости еще сильнее, чем этажом выше. Итачи понял, зачем Карин пришла к нему – ей тоже невыносимо было быть одной, без видимо-осязаемого присутствия Сакуры. Они оба – и Карин, и Итачи, - кичились своей независимостью и гордым одиночеством, но и на них нашелся свой камень преткновения.
- Еда! – радостно и устало провозгласила девушка, захлопывая дверь, - тебя еще не тошнит от кофе? Я могу сделать чай. Или какао. Или что-нибудь в этом роде.
- Нет, спасибо, я люблю кофе, - отвечает Итачи, проходя за ней на кухню, где уже накрыт стол.
Карин сбрасывает медицинский халат, бросая его бесформенной белой грудой прямо на пол, и остается в узких драных джинсах и растянутой черной футболке явно с чужого плеча с ярко-белой надписью «Skillet».
Вроде бы, это ее любимая группа. Ну надо же додуматься – назвать группу «Сковородой».
Итачи чуть настороженно посмотрел на девушку, которая с совершенно беззаботным, а потому и фальшиво-оптимистичным видом клала сахар в какао. Одна, два, три, четыре ложки, часть сахара просыпается на стол. Руки Карин дрожат, ложка стучит о керамические края чашки.
Искусственные герберы в вазе – три штуки, два желтых и один красный, - кажутся жутко неуместными таким хмурым днем.
- Я так устала, - говорит Карин после затянувшегося между ними молчания, - кажется, я погорячилась с графиком. Вообще ничего не соображаю.
- Так отдохни, - пожимает плечами Итачи, отпивая глоток кофе, чуть щуря глаза от горечи.
Карин закусывает губу.
- Как твоя рука?
- Прекрасно. Рана была не страшная, - отвечает Учиха, водя пальцами по ободку чашки. Он был не менее вымотанным, чем Карин, вот только ни видом, ни взглядом этого не показывал.
- Рана была лишь предлогом тогда? – озвучивает давнюю догадку Карин, чуть подаваясь вперед и едва не разливая какао.
Она была ужасно неуклюжей, а в детстве так вообще ходячей катастрофой.
- О чем ты? – быстро спрашивает Итачи, кинув на нее колючий взгляд из-под отросшей челки.
Карин мягко улыбается и заправляет прядь за ухо. «Никакого криминала», - говорит ее взгляд.
- Твой брат живет этажом выше. Я знаю.
Итачи вздохнул, подняв на девушку холодный взгляд, от которого у Карин похолодела спина.
- Тебя это не касается, - отчеканил детектив, надев безразличную маску, которую столько раз снимал перед ней. Карин это злило – ведь перед ней он мог не скрываться. Она понимала его, поэтому и отпустила тогда.
- Ты прав, - девушка сделала большой глоток какао, чтобы хоть как-то успокоить нервы этим простым движением, - Сакура меня тоже не касалась, пока не появился ты. Все идет наперекосяк с момента твоего появления, верно?
Не дождавшись ответа, она встала из-за стола, на секунду задержав руку на столешнице, и отвернулась к окну. Итачи сидел спиной к ней, и она чувствовала – он даже не повернул головы, даже не шевельнулся. Так умел только он – застывать, как неживое мраморное изваяние, и держать одну позу очень и очень долго.
- Я знаю.
Карин сощурила глаза и потерла переносицу.
- Ты знал, во что нас всех втягиваешь? Во что втянул Сакуру, во что втянул Хоука, во что втянул даже ничего не понимающего Наруто?
Итачи выдержал долгую паузу. Карин слышала, как звякнула о блюдце чашка.
- Меня раскрыли. Уже давно. Я знал, чем рискую.
- Все это время мы светились своими именами и лицами, все это время… - Карин прерывисто вздохнула. В горле застрял комок, который невозможно было проглотить. – Нам нужно будет уходить. Как можно дальше, всем вместе. Нас сотрут, если эта Мэй действительно такая, как ты говоришь, нас убьют, и тебя с Сакурой в первую очередь.
Через приоткрытое окно слышался шум улицы, ветер был прохладный, и Карин прикрыла плечи пледом, лежащим на подоконнике.
Вся ее жизнь была сплошной борьбой. Против всего мира, против всех. В этом они с Сакурой были похожи, но, если у Карин была какая-то опора в виде сводной сестры, матери-разведенки и друга-прожигателя жизни, то у Харуно не было никого. Итачи, давший опору под ногами и лишивший ее так же внезапно, почти ничего не объяснив, был важным отрезком жизни Карин. Тогда – бесконечно давно - она поняла, что с этим человеком хочет провести всю оставшуюся жизнь. Завязать с любовниками-одноночниками, бесконечными рейдами по клубам и вливанием в себя текилы. Но одно не давало покоя. Третий, кто-то третий, который не давал привязать Итачи к себе, получить его всецело и без остатка. Она тогда не знала ни о младшем брате, ни о Хоуке…а потом цепочка случайностей затянула ее, заворожила, запутала, пока она не распахнула глаза и не увидела реальность. Сакуру, стремительно появившуюся в ее жизни, улыбчивого Коннора, отдаленно напоминавшего Итачи. И свалившийся, как снег на голову, Майлз со своим пулевым ранением. Его появление было решающим, его появление разрушило тихий уютный мирок-почти-утопию их всех. Сакура выложила карты на стол, продемонстрировав свою вторую жизнь. Карин вновь поняла, что не может удержать рядом с собой хоть кого-нибудь, и Сакура, ее Сакура, с которой они делили крыши, ссоры и завтрак, сейчас вне досягаемости, и Хоук исчез, а вместе с ним пропал Наруто.
«Нас убьют» - и эта страшная мысль вгоняла Карин в панику. Она не боялась умереть. Она боялась потерять все, ради чего боролась.
- Да. Нас сотрут, - согласился Итачи, нарушив мрачное молчание, - в первую очередь из-за того, что вы связаны со мной. Мы уйдем, но мы должны закончить то, что начали, иначе нас не оставят в покое даже на краю света.
Во что она ввязалась? Как же хочется проснуться и понять, что последний месяц просто приснился. Сакура просто отошла поболтать с Хоуком, а Итачи просто нет. Ей мерещится.
Итачи встал и подошел к Карин, не говоря ни слова. Они вместе закурили, и следующие минуты прошли в тишине. Им не нужно было слов, чтобы понимать друг друга. Бывшими влюбленными не бывают, и эту истину Карин запомнила крепко.
Ховердейл тушит сигарету в пепельнице, привычным движением поправляет плед на плече Карин, притягивая ее к себе в чуть неуклюжих объятиях. Девушка на секунду расслабляется и чувствует спокойствие.
- Мы сбежим, - повторяет Итачи, почти шепча ей в волосы, - Все вместе. И ты будешь первая, кто обо всем узнает, потому что только тебе я могу доверять больше, чем кому-либо другому.
Карин кивнула. Итачи поцеловал ее в макушку и разомкнул объятия.
Она не повернулась даже, когда хлопнула входная дверь.
Забытый какао на столе остывал рядом с чашкой недопитого кофе с корицей.
***
Круг замкнулся - это Саске понял, как только вдохнул морозный затхлый химический воздух вокзала. Вокруг него сновали люди с сумками-саквояжами-чемоданами, а он следовал вместе с потоком толпы сквозь приглушенные тона душного мраморного вестибюля и тревожно пищащие рамки, смотря только вперед почти бессмысленным взглядом.
Круг замкнулся, став идеальным: он снова здесь, уже второй раз возвращается к точке отсчета и пытается начать все заново.
Саске чувствовал себя подавленным и растоптанным, одиноким погорельцем на пепелище собственной тщательно выстраиваемой придуманной жизни. Все вокруг иллюзия, и со слов Шисуи она разлетелась пожухлыми осенними листьями на ветру, не дав поймать ни одного. Саске чувствовал себя потерянным, таким, каким не чувствовал себя никогда в жизни. Он не знал, что думать, он не знал, куда идти - ноги просто несли его вперед по знакомым тротуарным обледенелым дорожкам, вниз по лестницам подземных переходов с рыжими лампами, сквозь тоннели разноцветных веток метро, - туда, где ему становилось чуточку спокойнее, но не менее тревожно.
Такое верное решение вернуться назад, домой, теперь казалось не таким уж и хорошим, ведь Саске сам обрушил мосты, убегая из этого проклятого города, он сам все уничтожил, забыв, однако, что если мост разрушен, то реку можно переплыть, невзирая на холод воды и встречное течение.
Очень трудно признавать свои ошибки и ругать свое же чувство вины, когда оно грызет нутро голодной крысой подземки. Трудно наступать на горло принципам и гордости, трудно не считаться с нарастающим отчаянием, парализующим уставший мозг.
Вопросы бились в голове, повторяя удары пульса.
Примет ли его Наруто обратно? Как говорить с Итачи, не опуская глаз? Как вообще построить новую жизнь, если старая безвозвратно утеряна?
Ответы на эти вопросы предстояло найти. Сейчас Саске один, совсем один, даже внутренний голос Хоука молчит, погрузившись в зимнюю спячку.
Нужен ли ты кому-то, Учиха?
Вокруг тебя проносится жизнь, а ты стоишь на перепутье, на перекрестке шумных дорог. Ты прекрасно знаешь этот район - ведь здесь, совсем рядом, работал Хоук, вот здесь, совсем рядом, работает Наруто.
Бар "Девятихвостый Лис".
Рядом проносились машины, - оживленный перекресток, толпы пешеходов, некоторые разодеты дорого и со вкусом - спешащие на премьеру в театр всего в квартале отсюда - и все равно толпа, пытающаяся хоть как-то выделиться из толпы. Никто не замечал Саске - да и кому нужно обращать внимание на кого-то постороннего, на какого-то обычного пешехода, остановившегося около дверей бара?
Метель разгулялась не на шутку, и ветер словно подгонял Саске - давай, зайди в эту дверь.
Ты замерз и вымотан, в твоих мыслях полнейший бардак и каша, ты нервничаешь – ведь ты не знаешь, что скажет тебе Наруто, да и ваша последняя встреча была отнюдь не дружеской.
Саске чувствовал потребность поговорить с Наруто. Наруто не отвернется от него. Наруто должен понять. Черт, это же Узумаки, его лучший друг, он не может не понять.
А если нет?..
Думать о том, чтобы прямиком идти сразу к Итачи Саске боялся. Что он скажет ему? От одного этого простого вопроса хотелось убежать, да вот только бежать было некуда. Теперь уже точно некуда. Только под колеса машин.
Оставалось только исправлять все свои ошибки, которых было слишком много. И, черт побери, это будет сложно. Саске не умел извиняться, слова и интонации всегда ставали рыбьей костью в горле, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Вдох. Выдох. Облачка пара.
Саске потянул дверь на себя.
Сзади него с ревом пронесся мотоцикл.
***
Затихший телефон с выдвижной клавиатурой завибрировал, подавая признаки жизни, и разразился звонкой трелью, прорезавшей ватную пустую тишину. Итачи, бездумно лежащий на диване, закинувший руки за голову и смотрящий в потолок, по-кошачьи подорвался со своего места и пробежал на кухню, где рядом с недопитым кофе лежал телефон.
Понеслась.
- Сделано, - проворковал Шисуи на том конце волны, - Он вернулся, так что скоро должен быть у тебя. Принимай, пока тепленький и обработанный.
В голосе кузена было столько яда, что Ласка сразу понял, в каком тоне прошел нелегкий разговор.
- Почему так долго?
Шисуи фыркнул, наверняка презрительно скривив губы, как делал его отец.
- Я был пьян, не хотел тебя беспокоить.
Лжет, конечно же, - раздраженно подумал детектив, делая глоток остывшего кофе и закуривая, - В какие ты игры играешь, кузен? Мы с тобой – давно пройденный этап. Пора успокоиться.
- Как все прошло? – невозмутимо спросил он, чуть нахмурив брови и прикрыв глаза, чтобы услышать любые изменения в голосе Шисуи.
- Он унижен, оскорблен и раздавлен. В общем, он теперь все знает, и не мог не проникнуться моими проповедями. Если бы ты слышал, черт подери, сам бы слезу пустил. Он уехал вчера вечером, навестив ваших родителей, и сегодня с утра должен был приехать. Он еще не выламывает дверь?
Детектив не удержался и повернулся к двери. Никто ее не выламывал.
- Кончай паясничать, Шисуи, - одернул его Итачи, которому надоело слушать весь саркастический поток информации, в котором звону было больше, чем смысла, - Одной фразы было вполне достаточно.
- Окей, босс, - рассмеялся кузен, - Не мрачней, зима на тебя всегда действует угнетающе. Ты там не умер от скуки?
Итачи чуть улыбнулся уголком губ. Он чувствовал скуку, даже находясь на лазерном прицеле и подрывая нестабильную взрывчатку, заметая вместе с напортачившим Дейдарой следы, что ему бесцельное лежание на диване?
А, черт, что же он опять себя обманывает? Бесцельность для него смерти подобна.
- Благодарю за заботу, - ответил он наконец и повесил трубку, решив оборвать разговор, который грозил перейти в неудобное русло.
Он слишком хорошо знал своего кузена. Вдоль и поперек.
Шисуи на том конце провода выругался, проклиная привычку брата заканчивать разговор тогда, когда ему это удобно, и пожелал Саске, бывшим пристальным объектом наблюдения Итачи, навернуться на гололеде и красиво сломать себе шею.
К его великому сожалению, этого не случилось.
***
Сирена гражданской обороны, служившей мелодией звонка, вежливо в самом саркастичном смысле этого наречия известила Инузуку Кибу о том, что пора вставать. Киба сонно проматерился, отведя душу, поднял голову, лежавшую на документации, ударился о полку, схлопотав две толстые папки на макушку, проматерился еще раз, встал со стула и потянулся, достав кончиками пальцев до низкого потолка офиса.
Дерьмовая жизнь, салют.
Парень глянул на наручные часы, чей кожаный ремешок слишком сильно стягивал запястье. Девять утра. Он поспал всего полтора часа. В семь пришла машина с партией со склада. Пока они с Саем все разгрузили и пропинали коробки в самую дальнюю кладовку, пока составили накладные и отправили отчеты, времени на сон осталось очень мало. Сай был на ногах уже вторые сутки, прямо на работе доделывая курсовую работу за экраном большого ноутбука, держась на одном кофе, смешанном с колой, текилой (которая была в плюсе по итогу предварительной инвентаризации, поэтому нужно было ее приканчивать) и лимонным соком. Второй бармен был в отпуске на югах, а Гурен, черноволосая тварь, даже не удосужилась пригнать замену с другой точки, например, из "Шестихвостого", и поэтому и Кибе, и Саю приходилось тяжко.
В этом, конечно, были и плюсы - они наконец-то смогли найти общий язык, и достаточно часто обменивались шутливыми перепалками, гнали друг друга с вожделенного дивана в подсобке и делали друг за друга работу.
Но сейчас девять, мать его, утра, - с тоской подумал Киба, готовый от усталости биться головой о стену, - сейчас придет Гурен и начнется. Когда Узумаки вернется, я его убью, мамой клянусь.
Наруто даже на связь не выходил, поганец, лишь неделю назад позвонил на рабочий и сказал Гурен, что взял больничный. Он вообще в последнее время был сам не свой, и почему-то Инузуке казалось, что в этом есть вина Хоука Коннора.
Этого скользкого субъекта Киба вспоминать не любил, - Хоук, конечно, был отличным барменом, но у него было слишком много гонору, амбиций и эгоизма, а таких Киба не любил. Тем более, у Хоука было какое-то прямо-таки магическое влияние на Наруто, и тот позволял ему делать, что душе угодно. А вот это уже бесило.
Коннор Хоук, каким Киба его запомнил на всю жизнь – это двуличная мразь с обаятельной улыбкой, перессорившая полколлектива сотрудников чисто ради прикола и которая смогла довести обычно спокойную Гурен до ручки. Ангелочек в глазах Наруто, который чуть ли не унижался перед Гурен, лишь бы та не увольняла Хоука.
Сай намного лучше него.
- Салют, птеродактили! - бодренько пропели со стороны зала хорошо поставленным низким женским голосом.
Началось.
Сейчас все будет не так. И почему коробки помяты, и почему в офисе такой бардак, и почему ты отпустил Хинату, Инузука, а почему Сай занимается не своими делами на рабочем месте, почему у тебя, Инузука, не заправлена рубашка, из какой помойки ты вылез, а почему не завезли алкоголь и бла-бла-бла-бла до бесконечности.
Киба глубоко вздохнул, успокаиваясь.
Коробки помяты, госпожа Гурен, потому что мы с Саем играли в них в футбол. В офисе бардак, потому что два ваших манагера (представьте, их у вас два!), госпожа Гурен, порядок не выносят. Хинату я отпустил, госпожа Гурен, потому что у нее сессия, и ей нужно подготовиться к экзамену, а не торчать в почти пустом баре, когда ее обязанностями может заняться ваш покорный слуга Киба. Сай пишет курсовую, я только что встал, и мне плевать, как я выгляжу, а вообще, идите в отпуск или нахуй, госпожа Гурен, может, вы наконец найдете стоящего мужика, который сделает вас доброй и пушистой.
Киба удовлетворенно улыбнулся своей внутренней тираде, заправил рубашку и вышел в бар, едва не задев Сая, шедшего за апельсинами.
***
В глазах рябило красным, зеленым и желтым; глаза хотели закрыться и отправить организм, работающий на автопилоте, в сладкий сон. Тут еще некстати пришла Гурен, тут еще раздраженный Киба, едва не сбивающий с ватных ног - как тут поспишь?
Сай сгонял в холодильную камеру за апельсинами, в каком-то полусне выжал из них сок и передал наполненный хайбол свежей и отдохнувшей директрисе. Гурен, как всегда, саркастично улыбалась аккуратно накрашенными коралловой помадой губами. Было такое ощущение, что она испытывает удовольствие, глядя на уставших сотрудников, но Саю было на это плевать. Он давно подозревал, что Гурен садистка, и наверняка не только по жизни, но и в постели. Но это мелочи. Сейчас Сая больше волновала курсовая, которую нужно было защитить и сдать в срочном порядке, иначе он лишится стипендии и не сможет оплатить отопление, свет и отпраздновать по-нормальному Рождество. В одиночестве, правда, но это не страшно.
Чем этот день отличается от предыдущих?..
Наруто ушел на больничный с неделю назад, Хоук не заходил ни разу, и чисто логически можно было связать эти два события. Сай понимал, что это не его дело. Однако ища своему любопытству оправдание, можно было сказать, что без Наруто работать становилось тяжелее и тяжелее, а Киба не справлялся с объемом работы, вынужденный торчать в офисе за бумажной волокитой чуть ли не сутками, засыпая прямо на документах и делая миллион ошибок в подсчетах.
Дверь открылась, впуская еще одного посетителя, и Сай понял, что этот день будет немножко другим.
В бар зашел Хоук Коннор. Сай даже не сразу узнал его - бывший бармен будто слегка изменился, и это "слегка" делало его абсолютно неузнаваемым.
Сай невозмутимо пил свой коктейль из колы, кофе, лимонного сока и текилы, с безразличной миной наблюдая, как Хоук подходит к барной стойке.
Вид у Пташки был потрепанный, уставший и пришибленный - такой вид бывает у людей, приходящих в бар залить свое горе.
Сай наслушался таких историй на всю жизнь, - а слушателем он был превосходным. Ушла жена, прихватив с собой сына и дочь, предал друг, умерла мать или просто уволили с работы - у всех этих людей были одинаковые выражения на лицах, вне зависимости от возраста и пола.
Ходзуки Суйгецу притих, заметив знакомую фигуру, но через несколько секунд продолжил разговор, отвернувшись к окну. Его крашеные волосы казались совершенно седыми в хмуром свете декабрьского утра.
Лучший друг Наруто просто подошел к Саю - их разделяло только гладкое полотно барной стойки, - и произнес без всяких ненужных прелюдий:
- Позови мне Наруто, Сай.
Уставший голос, похудевшее лицо, пальто не по сезону, глухой черный свитер и растрепанные, как у мокрого вороненка, волосы - у Коннора явно последняя неделя была не из лучших. Сай никогда не видел лучшего друга Наруто таким мрачным, а теперь, оказывается, этот друг еще и не знает, что Узумаки взял отгул.
- Наруто не работает уже неделю, - просто ответил Сай, продолжая цепко подмечать детали, - Он на больничном.
В темных глазах Хоука промелькнуло удивление, и - на сотую секунды, - страх; но мимо человека, увлекающегося природой эмоций и лжи людей это не могло ускользнуть.
- Что с ним? - быстро спросил он, сжав пальцы в кулаки.
Сай будто бы равнодушно пожал плечами.
- Не имею ни малейшего понятия, - ответил он, откладывая чашку с кофе поближе к кофемашине. - Ты должен быть осведомлен лучше нас. Хотя, ты можешь спросить у Гурен.
- Ее еще не уволили? - мрачно осведомился Пташка, глянув на Сая из-под длинной челки.
Из подсобного помещения послышалась ругань Кибы и Гурен. Ежедневный утренний ритуал, так сказать: им обязательно нужно поцапаться, чтобы потом провести рабочий день нормально.
- Как слышишь.
Саске поджал губы и сунул руки в карманы пальто.
- Я лучше пойду. Передавай Кибе привет.
Сай кивнул. Конечно, он не будет передавать привет, у Инузуки и так хреновое настроение. Так почему бы и не допустить маленькую ложь?
- А ты Наруто. Мы его ждем, Киба и Гурен совсем без него озверели.
Хоук ничего не ответил, лишь развернулся и ушел, на ходу запахивая пальто.
И тут Сай понял, что с Хоуком было не так.
На нем не было пурпурного шарфа, с которым он никогда не расставался.
***
- Приве-е-т, чудовище, - ядовито протянули прямо с порога любимым голосом детства.
Карин почувствовала, как удовлетворенная непрошенная ухмылка расплывается на ее лице. Суйгецу всегда для нее был безотказным, как пулемет, поэтому примчался по первому же зову, услышав, наверно, из ее слов только «Надо выпить». Весь с иголочки, выхоленный, ухоженный, благоухающий дорогим парфюмом и сумкой, стоящей как две ее зарплаты, он сейчас производил весьма комичное впечатление, пытаясь одновременно снять тонкую кожаную куртку не по сезону, обувь, шарф и не выпустить из рук вожделенный позвякивающий пакет.
- Здравствуй, красавица, - Карин улыбалась уже шире и искреннее. Наверное, это один из немногих людей, которых она будет рада видеть всегда, вне зависимости от времени года и настроения.
С друзьями детства всегда так. Они никогда тебя не отпустят.
Суйгецу закончил разбираться со своими шмотками, привычно чмокнул Карин в скулу и протащил, театрально прогибаясь в спине, тяжелый пакет на кухню. Поставив пакет на пол, Ходзуки по-королевски уселся за стол, закинув ноги на стоящий рядом стул. Карин прыснула. С иголочки-то с иголочки, да из-под дизайнерских джинс торчат носки в бело-фиолетовый горошек.
- Милые носочки, - язвительно прокомментировала Карин.
Суйгецу надул губы, закинув ногу на ногу. Весь он, - от модельной стрижки и до забавных носков – притягивал взгляд. Высокий и гибкий, с саркастичным взглядом лиловых глаз и гуляющей по губам вечной ухмылкой, звонким смехом и портмоне, до отказа набитым купюрами – вот она, формула человека, которому открыты все двери и которому благоволит жизнь.
Он вытащил из кармана телефон с силуэтом яблока на корпусе, отключил и небрежно кинул его на стол.
- Ну прости, я первое что попалось надел, - наигранно-оправданно заявил он, - Ты же никогда не звонишь просто так, остепенившаяся наша.
- Ну-ну, - хихикнула девушка, разгружая содержимое пакета на стол. Стандартный их набор: вино красное, вино белое и бутылка серебряной текилы, - Скорее ты женишься.
Ходзуки тихо рассмеялся, барабаня пальцами по столу.
- Угу. На тебе, моя сладкая Лола*. Уже дату венчания забронировал, беги платье покупай!
Обмен любезностями закончился, когда первая бутылка была открыта. Суйгецу снял серебристый узкий пиджак и подвернул рукава лиловой рубашки, ненавязчиво демонстрируя новые часы. Карин догадывалась, каким образом Суйгецу зарабатывает свои огромные деньги, но никогда не горела желанием ввязываться еще и в дела лучшего друга.
- Красное сухое, - комментировал Ходзуки, звякнув своим бокалом о ее, - Франция, они в этом лучшие. Молодец, что позвонила, я даже как-то заскучал без твоего унылого личика.
- Ай, заткнись, фрик в костюме сутенера, - фыркнула Карин, пригубив вино.
Суйгецу удивленно вскинул высветленные брови над фиолетовыми глазами, которые спрятались под рваной челкой. В прошлый раз волосы были просто выбелены до серебристого оттенка, сейчас же Суйгецу щеголял лиловыми концами, похожими на ледяное пламя.
«Павлин», - беззлобно подумала Карин.
Ходзуки скривил губы:
- Хреновый из меня сутенер, однако! Ни шлюх, ни пушки, ни крутой тачки, ни шляпы, - парень щегольнул козырьком невидимой шляпы, - А впрочем… Нет, не катит, шлюх все равно нет. Одна только, да и та остепенилась и начала стареть.
Он широко ухмыльнулся и звонко расхохотался, за что получил подзатыльник. Карин подтянула колени к себе и поплотнее закуталась в плед, высунув одну руку для бокала с вином.
- Ванильная дева, так и вижу, - не унимался Суйгецу, подливая в бокал подруги еще, - Тебе надо выпить. Давай, что-то тебе совсем хреново, вот-вот романсы начнешь распевать, а мои уши не выдержат твоего писклявого голосочка.
Карин под его пристальным насмешливым взглядом осушила бокал, чувствуя, как тепло медленно-медленно разгорается внутри.
- Вот, уже лучше, - удовлетворенно кивнул он, вновь наполнив бокал, - А теперь вещай, старушка, падре весь внимание.
Карин слегка растерялась: она и совсем забыла о том, как ей хреново. Точнее, забыла с того момента, как Суйгецу появился на пороге. Друг детства всегда влиял на нее, как алкоголь или экстази, растворяя все проблемы и переключая внимание на себя, любимого, помогая отвлечься и расслабиться хоть на пару часов. Энергия всегда бьет в нем через край, не дает долго засиживаться на месте, и целью жизни Суйгецу было одно – прожечь эту жизнь так, чтобы наверху и внизу присвистнули. Это, конечно, не мешало вляпываться ему в сомнительные истории и один раз – едва не с летальным исходом.
Карин плохо помнила ту ночь, помнила лишь какими-то цветными неоновыми отрывками. Вереница клубов и очереди на фейс-контроле, цокот каблучков по мокрому асфальту, уходящему вниз, «Май Тай» и текила рекой, грохот музыки, чьи-то восторженные крики, чьи-то лица, табачный дым и кальяны, танцы на барных стойках и локоть Суйгецу, за который она держалась, чтобы не потерять его в толпе. А потом она помнит его с посеревшим лицом на заднем дворе какого-то клуба с проломленным затылком и кровью на серебристых волосах, бессознательного, у нее на руках.
Карин сморгнула. Слава богу, тогда все закончилось хорошо.
Ходзуки смотрел на нее выжидательно, поцеживая вино. Вдруг встрепенулся и оглянулся по сторонам:
- Эй! – щелкнул он пальцами перед глазами подруги, - А где Вишня твоя?
- Она не моя, - резко ответила Карин, - ее зовут Сакура.
- А, какая разница, - отмахнулся парень, - Она в курсе вообще, что у тебя гости?
Карин грустно улыбнулась:
- Поверь, - сказала она, опустошая бокал, - Она сегодня сюда не заявится.
Суйгецу предвкушающе присвистнул, откинувшись на спинку стула.
- Значит, мы сплетничаем сегодня? Красота, обожаю сплетни, - он потер руки и потянулся за штопором для второй бутылки, - Так я жду, начинай, что тебя тревожит? Я не психолог, но помогу чем смогу, я же тебя как облупленную знаю. Даже в ванной одной купались, помнишь?
Парень хитро прищурил свои неестественно-яркие глаза, а Карин почувствовала, как непрошенный румянец приливает к скулам:
- Нам было по пять лет, идиот! – возмущенно воскликнула она, едва не смахнув бокал со стола. Руки чесались по старой привычке чем-нибудь запульнуть в это ехидно улыбающееся лицо.
Суйгецу расхохотался, запрокинув голову, и казалось, для полноты картины не хватает только, чтобы он поболтал ногами, как ребенок. Но Карин знала эту его манеру придуриваться, - и точно такую же манеру она видела у Хоука Коннора.
- Воспоминания бесценны, а я буду об этом внукам рассказывать, каждый день по пятьсот раз, пока они меня сами не пристрелят.
- Придурок, какие внуки? Не помнишь, откуда дети берутся? У тебя когда в последний раз девушка была? – Карин смеялась, пока тихо, но ощущала, как становится чуточку легче. С каждым глотком, с каждым словом.
Суйгецу закурил, и в воздухе приторно-сладко запахло карамелью.
- Хм, дай подумать, - он наморщил лоб, изображая мыслительную деятельность, - О! У меня гениальная идея!
- Это которая идиотская или совсем идиотская?
- А, ж-е-е-енщина, ничего ты не понимаешь, - Ходзуки выпустил Карин в лицо тонкую струйку дыма.
Карин потянулась к зажигалке, - Смотри. План такой, раз зашло о девушке. Предлагаю тебе секс по дружбе, раз неймется. У тебя-то когда в последний раз был парень?
- Сегодня утром, - не моргнув, ответила Карин, щелкая зажигалкой и затягиваясь дымом.
- Да ладно?
- Прохладно, - мрачно ответила Карин, чувствуя себя уязвленной. Фактически она не соврала Суйгецу, он же не уточнял, спала она с ним или нет.
- Значит, давно, - кивнул Ходзуки, и, не выпуская сигарету из зубов, разлил белое по бокалам, - Запала на свою Вишню? Да что я из тебя сегодня слова клещами тяну? Совсем обнаглела, чудовище?
Карин хмыкнула и отвела глаза.
- Ну что тебя останавливает, мать твоя женщина? – не унимался Суйгецу, - Разница в возрасте? Розовый цвет? – он перешел на заговорщицкий шепот, - А может, она тащится от Бибера? Обожает котят и постоянно говорит «Мимими»? Или у нее тоже кто-то есть?
- Ничего меня не останавливает, - буркнула Карин, - Она оказалась…намного более сложным человеком, чем я могла подумать. И не имею я на нее ничего. Она мне как младшая сестра.
- То есть она тебе как Таюя?! – Суйгецу едва не свалился со стула от таких заявлений, - Так. Подожди. Я должен выпить. Срочно. Много.
- Кончай придуриваться, ты понял о чем я.
- Нихера не понял, если честно. Она, значит, Вишня твоя, тебе как Таюя, которую ты ненавидишь и которую за волосы таскала в детстве. От нее в отместку страдал почему-то я…но не важно. Так гони Вишню взашей, ты ей ничего не должна, - Суйгецу затушил сигарету. – Так я понимаю?
- Да ни черта! – едва не взвыла Карин, уронив голову на руки, - Как тебе объяснить?
- Прямо мне объяснить.
Карин потерла уставшие глаза. Ей всегда было сложно подобрать слова, чтобы объяснить свои эмоции, а сейчас их было так много, что девушке потребовалось время, чтобы как-то собрать расползающиеся мысли воедино. Она очень надеялась, что Суйгецу сможет понять ее без слов, по одной скупой фразе, сможет считать ее эмоции и мысли, как проделывал не раз и не два.
- Я очень волнуюсь за нее, - наконец выдавила она.
Повисла тишина. Суйгецу не рассмеялся, не отпустил шуточку, не налил еще. Он серьезно посмотрел на подругу детства, которую знал как облупленную, которая была ему как родная сестра, и мягко коснулся ее волос холеной рукой:
- Ты попала, подруга, - и с мрачным видом потянулся к текиле.
- Ты чего? – не поняла Карин.
Суйгецу усмехнулся и отвинтил крышку бутылки.
- Мы сегодня обязаны напиться, чудовище. Потому что ты влюбилась.
***
Больничный.
Это слово пульсировало в голове, будто бы было живой личинкой, неторопливо путешествующей внутри черепа расплавленным кипящим свинцом.
Саске сжал замерзшие руки в кулаки, быстро спускаясь в метро по скользким ступенькам, покрытых тонкой корочкой льда. По ушам ударяли звуки – гул голосов, телефонов, смеха, ругани, бормотания, грохочущий рев несущихся скоростных поездов подземки, а по глазам – свет ламп, цветное предрождественское сумасшествие – все эти елки, Санта-Клаусы, сладости на витринах подземного торгового центра, сводившие с ума. Саске скользнул сквозь турникет и отрезал себя от мира наушниками, в которых круг за кругом наворачивал один и тот же плейлист.
Наруто на больничном – шептали ему мысли.
С Наруто что-то случилось, - шептало чувство вины.
И ты в этом виноват. Куда ни посмотри, ты во всем виноват.
Саске не помнил, как оказался у дверей квартиры лучшего и единственного друга – может, путь был слишком близким?..
Давай, Наруто, - мысленно говорил он, нажимая на звонок, наверное, сотый раз, - открой. Я вернулся.
Давай, Наруто, - говорил он, - Я здесь. Оторви свою задницу от кровати и открой мне.
Давай, Наруто, - говорил он, - Или я сойду с ума.
Наруто не спешил подходить к двери. Может быть, он наблюдал за Саске в глазок, может, слушал его тяжелое дыхание простудившегося человека, а может, Узумаки и в самом деле нет дома. Вышел в аптеку. Поехал на работу. Разминулись в пути.
Саске в это не верил, и поэтому продолжал нажимать на кнопку звонка, настойчиво, почти отчаянно. Он не верил, что вселенная даст ему просто так разминуться с Наруто, - ведь как говорится?
«Все люди, все события в твоей жизни происходят потому, что призвал их сюда ты».**
Наруто просто не мог уйти от него. Только не сейчас.
- Я знаю, ты дома, Узумаки, - проговорил Саске достаточно громко, чтобы его смогли услышать с той стороны двери, - Открой, это я.
- Это я, Саске, - проговорил он чуть тише, - и я помню все. Теперь я все знаю, Наруто. Открой дверь.
А если Сай соврал?..
А если Наруто не просто на больничном?
А вдруг ты перестарался в тот раз? Это ведь так просто – убить человека.
Нет, - говорил себе Саске, - нет.
И поэтому через пять минут отчаянного звона Наруто открыл дверь.
***
Наруто окинул Саске хмурым взглядом невыспавшегося человека с похмелья, не говоря ни слова. Ни «привет», ни «отвали».
Ну конечно, он бы еще в объятия кинулся! Учиха, вселенная крутится не вокруг тебя.
- Привет, - сглотнув неприятный ком в горле, проговорил Саске, держась за косяк двери. Пусть, если Узумаки захочет хлопнуть дверью у него перед носом, он сломает Саске пальцы. Может, боль его наконец-то отрезвит.
Но Наруто не хлопал дверью. Более того – он был донельзя непривычно спокойным, не кидался на него с кулаками, не ругался и не смотрел на него с той непередаваемой гаммой эмоций, с которой может смотреть только он. Саске подавил желание горько усмехнуться – ведь в том, что Наруто так быстро повзрослел и отбросил назад свои, казалось бы, вечные подростковые привычки и непосредственность ребенка, его вина.
- Проходи, - говорит Наруто, отходя назад. Он сонный, лохматый даже больше чем обычно, на нем старая выцветшая рыжая футболка и полинялые черные штаны. Он немного пьян, или сильно на похмелье, а двухдневная щетина сразу прибавляет ему лет пять.
Саске проходит в квартиру, и тут же чувствует, как ему стало чуть-чуть теплее. Дышать немного тяжело – похоже, что Наруто пил уже несколько дней, и в воздухе стояли стойкие пары алкоголя. Но не поэтому. Тяжело было внутри, и Саске знал, что это означает – несколько месяцев выворачивающего наизнанку бронхитного кашля.
Наруто ждет его в гостиной. Перед ним два бокала – один уже початый с чем-то крепким, второй – чистый, пустой. Рядом беспорядочно валяются бутылки – в основном из-под пива.
- По голливудским правилам я должен тебе врезать, - говорит Наруто, сощурив светлые глаза. Он сидит, развалившись на диване и закинув ноги в шерстяных носках прямо на стол. Саске тоскливо оглядывает в квартиру – и по сравнению с тем, что он сейчас видел, квартира Какаши была логовом педанта.
Саске не выносил беспорядок. Он его нервировал. Но сейчас это были мелочи.
Он аккуратно сел на табуретку напротив журнального столика, оказавшись спиной к телевизору, и сцепил руки в замок, невидящим взглядом уставившись в барабанную установку, матово поблескивающую в свете люстры. Наруто неторопливо наливал что-то в его бокал.
- Пей, - сказал он, протянув ему стакан. Саске чуть приподнимает брови – и наталкивается на взгляд Наруто, тяжелый и немного мутный. Он не видит в этом человеке того Наруто, которого знал всю свою жизнь – он видит кого-то другого, похожего на Намекадзе Минато.
Он выпивает, залпом и поморщившись от резкого вкуса. От алкоголя тошнило, но сразу же немного потеплело внутри, и дышать стало легче.
- С возвращением, - говорит Наруто. И – после паузы, - Рассказывай, друг.
И Саске говорит, чувствуя себя, как на исповеди, на которой никогда не был. Говорит все, что узнал от Шисуи. Говорит о том, как вернулся домой, и не нашел там ничего, кроме склепа. Наруто его слушает, подливая то себе, то ему, притаскивает Саске пепельницу, и Саске, после краткой борьбы с собой, закуривает и снова выпивает залпом свой бокал.
- Кажется, я все похерил, - сказал он после того, как закончил свой долгий рассказ.
Наруто молчал, смотря куда-то мимо него, а потом перевел голубые глаза на друга. Он о чем-то думал, о чем-то серьезном – и это отражалось в его глазах.
- Знаешь, Саске, - наконец сказал он тогда, когда Саске и не надеялся услышать ответ, - Я всегда знал, что ты болен, и болен основательно, и эту болезнь зовут Итачи. Ты никогда не обращал внимания ни на что другое, ни на кого другого, и эта болезнь, - он усмехнулся горько, - тебя ослепила. Ослепила вера в Итачи, в его слова, в его поступки. Ты никогда не задумывался, почему он поступает так, как он поступал, - ты безоговорочно ему верил и принимал все за чистую монету. И в этом твоя ошибка, Саске.
Саске поднял глаза от бокала, в котором позвякивал лед. В глазах Наруто тоже будто плавали льдинки, а тон его был почти безэмоциональным. Честно говоря, страшно было смотреть и говорить с таким Узумаки – непривычно взрослым и немного жестким.
- И поэтому тогда ты поверил, - продолжил Наруто, улыбнувшись уголками губ, - Ты поверил на сто процентов в то, что он убил ваших родителей. Возможно, тебе захотелось в это поверить, потому что ты сам понимал, что то, что происходило в последнее время между вами, ненормально. Думаешь, я не видел?
Саске смотрел на него расширившимся от удивления глазами – ему на мгновение показалось, что Наруто гостит в его голове и в его мыслях. Неужели все это Наруто мог почерпнуть из сухого рассказа и собственных наблюдений? Все рушится на глазах, мир катится в тартарары и теперь даже простак Узумаки кажется не таким.
Лучший друг говорит ему о том, что он ненамеренно, подсознательно сбежал от собственного брата, потому что что-то к нему чувствовал. Это по своей природе ненормально – чувствовать что-то большее к собственному родственнику, что-то, что чувствуют к горячо любимому человеку.
Конечно, сознательно ты считал это ненормальным, - фыркнул проснувшийся внутренний голос с интонациями Хоука, - но вот подсознательно ты считал это нормальным. Подкорка твоего мозга пошла против тебя. А тут тебе подвернулся идеальный предлог сбежать, - конечно, ты за него ухватился! Вернее, не ты, а подкорка твоего мозга. Смотри, она умнее тебя, неудачник года!
Именно поэтому, Саске, ты зафейлил всю свою месть. Тебе сорвало крышу от того, что ты держал в себе шторм, который не сумел обуздать.
- Нет, Наруто, ты не прав, - резко отвечает Саске, отвечая такое же резкое «нет» самому себе и отставляя недопитый бокал подальше, - Ты не поймешь. Ты не можешь этого понять.
«Никто не может меня понять. Даже Итачи может не понять. Нет, он не поймет. Потому что я ему этого не скажу никогда».
Наруто смотрит на лучшего друга, улыбаясь горько, и в следующую секунду, - так быстро, что Саске не смог уследить за его движениями, - перегибается через стол, притягивая Саске к себе за свитер и целует, на короткие мгновения давая почувствовать Учихе вкус своих губ. Но Саске не почувствовал ничего, абсолютно, и тогда, когда Наруто отстранил его от себя, Учиха испытал лишь облегчение, удивление и легкое отвращение.
Наруто все так же спокоен. Он улыбается, но в этой улыбке много горечи и грусти.
- Видишь, - говорит он, - Ты ничего не почувствовал, ведь так?
Узумаки смеется. Зло, отрывисто, будто лает.
- Вспомни всех своих женщин, Саске, - говорит Наруто, смотря ему в глаза, - Вспомни парней, на которых ты засматривался. Они все были одинаковы. Они все были похожи на Итачи, хотя ты его даже не помнил. Ты был Хоуком, у которого не было брата, но ты все равно искал Итачи.
Саске нахмурился, затушив сигарету в пепельнице. Разум мутило, а весь внутренний мирок подернулся разноцветными пятнами, искрясь цветом тысяч миллионов солнц, и казалось, что еще чуть-чуть – и Саске потеряет способность мыслить нормально. Просто сойдет с ума от боли и ненависти к себе.
Он посмотрел на татуировку на своем запястье, которая всегда будет напоминать ему о прошлой жизни Хоука, и, сглотнув, произнес осипшим от волнения голосом:
- Наруто, - сказал он, - Кажется, я совершил самую большую глупость в своей жизни.
«Родился».
- Какую из? – попытался пошутить, чтобы разрядить обстановку, Наруто, одновременно стараясь дотянуться до непочатой бутылки, спрятавшуюся за диваном.
Саске даже не усмехнулся. Он прикусил губу до боли, как делал в редкие периоды очень сильного волнения. В ушах шумело, - закрой глаза, и как прилив на море, - в горле пересохло, на скулах проявился болезненный румянец, и Учиха весь словно сжался, сгорбился, став похожим на скорбящую статую.
Наруто застыл и обернулся, почувствовав напряжение, пульсирующими легкими волнами исходящее от друга.
- Я переспал с Итачи, - едва слышно, но четко проговорил Саске, закрыв лицо руками. Хотелось расплакаться, горько, навзрыд, пока вся боль не выйдет вместе со слезами. Хотелось спрятаться, выколоть себе глаза, залить расплавленный воск в уши и прекратить дышать.
Снова захотелось умереть. Так глупо, по-подростковому эгоистично, отомстить самому себе за то, что причинил столько боли и натворил столько глупостей. Саске боялся представить себя на месте Итачи в ту ночь, когда Хоук перестал быть Хоуком, а Майлз Ховердейл мог больше не скрываться.
Что же ты натворил, Саске, что ты сделал с собственным братом?
Что ты сделал с самым дорогим тебе человеком?..
Секунды текли, - часы терпеливо, но слишком медленно отмеряли тишину. Маленький «кирпич» на нотном полотне, самая длинная пауза, самая мучительная передышка.
Время, повернись назад.
Наруто по-кошачьи тихо и быстро оказался рядом с Саске и дернул его за одежду, заставив подняться. Цвет его глаз будто прояснился, будто отмылся от примесей, стал чище, – и в них искрилась ярость и гнев. В следующую секунду Узумаки ударил друга по лицу, по всем голливудским правилам, не шутя и не жалея. Учиха тихо охнул и отступил на шаг.
- Так какого хрена ты тут находишься?! – голос Наруто сорвался на угрожающий рычащий крик. Он продолжал держать одной рукой Саске за черный свитер, так сильно, что у него побелели костяшки пальцев.
- Убирайся! – кричит Наруто, отталкивая ошарашенного Саске, - Убирайся и даже не думай связываться со мной, пока не поговоришь с Итачи!
И – чуть спокойнее:
- Я не смогу исправить твои ошибки.
И – рассмеявшись:
- А я-то, дурак, все время обвинял Итачи в том, чего он не совершал. Саске, ты понимаешь, что ты кинул его совершенно одного, когда как у тебя была поддержка? Я, мои родители, старик Джирайя…а оказывается, во всем ты виноват. Не он.
- Я знаю, Наруто, - тихо ответил Саске, инстинктивно пятясь назад. Он, наверное, со школы не видел лучшего друга таким злым и позабыл, как это.
А Наруто наконец-то сложил все кусочки мозаики, и теперь легко было сопоставить одно с другим, начиная от странного поведения Саске много лет назад, когда он начинал говорить об Итачи, до момента, когда друг пришел к нему с ужасной вестью о смерти родителей, и заканчивая кратким болезненным эпизодом на мосту, который мог закончиться для Наруто очень и очень плохо.
Итачи, чертов ищейка, ни в чем не виноват! Итачи сделал все для Саске, Итачи сам сделал себя чудовищем, лишь бы не подвергать Саске опасности.
И это было нечестно.
- Так если ты знаешь, так почему же ты у меня, а не у него? Тебе кажется это справедливым? Мне – нет. Он сделал все для тебя, и теперь, когда все кристально ясно, ты сомневаешься!
Взгляд Саске похолодел, сделав его похожим на того Саске-на-мосту, несуществующего, почти сломавшегося от горя и ненависти человека. Он весь словно вытянулся, распрямился, будто расправив сложенные крылья, взял себя в руки и отточенным, резким жестом откинул мокрую челку со лба.
- Не возвращайся до тех пор, пока не поговоришь с Итачи. Вам давно пора расставить все точки над «i». Мне плевать, что между вами было и будет, - только не убейте друг друга.
А ведь ты всегда знал, Наруто, что между этими двумя не может быть спокойных вежливо-равнодушных отношений – ты всегда глубоко внутри себя знал, что они или убьют друг друга, или переспят друг с другом. Это зависимость. Болезненная, неправильная, испепеляющая, невероятная. Такие эмоции уничтожают империи и создают вселенные, прокладывают дороги, по которым никто никогда не ходил и никто никогда не пройдет.
Об этом Узумаки думать не хотелось. Эту новую информацию нужно было переварить.
Саске холодно кивнул и пошел прочь из квартиры, подхватив отяжелевшее от влаги снега пальто, висевшее на крючке, и тихо закрыл за собой дверь, не сказав ни слова. Ему тоже нужно подумать.
-----------------------------------------------
* Лола – красноволосая главная героиня фильма «Беги, Лола, беги» Тома Тыквера
** Ричард Бах «Карманный справочник мессии»
Автор: Вайр и Darkholme
Бета: Darkholme
Гамма: Colibri
Пейринг: Саске/Итачи, Карин/Сакура + побочные и почти весь состав шиппуудена
Рейтинг: R
Жанр: angst, AU (reality), deathfic, местами dark
Размер: макси. нехилый такой макси.
Дисклеймер: Забирай все, Киши-сан. Это твое.
Состояние: в процессе
Саммари 1: Я был таким как ты. Я верил в человечество, газетным статьям, телесериалам, политикам и книгам по истории. Но наступил день, когда мир дал мне по морде, и у меня не осталось другого выбора, как принять его таким, какой он есть. Я был самой обычной пешкой и жил как пешка. До той самой ночи, когда в одночасье рухнула вся моя жизнь. © Fahrenheit
Саммари 2: «Даже если ты сможешь отомстить, что хорошего тебе это принесет? Все усилия, боль, деньги, кровь – ради чего? Кому от этого станет лучше? Уж точно не мертвецам, за которых мстят. Они сгниют в любом случае. И уж, конечно, не тем, кому мстят. Трупам все равно. А как же сами мстители? Они лучше спят по ночам или становятся счастливее, когда убивают врагов одного за другим, сея кровавые семена для сотни новых вендетт?..» (с) Джо Аберкромби, «Хладная месть».
Саммари 3: "Тебя ни на мгновение не покинет ощущение того, что ты что-то пропустил. Странное чувство недопонимания, легкое щекотание под кожей. Нечто похожее переживаешь, когда осознаешь, что проскочил мимо чего-то важного, мимо того, чему стоило уделить гораздо больше внимания. Тебе надо к этому привыкнуть. Однажды ты оглянешься на прожитые дни, и твоя душа наполнится именно такими эмоциями". (с) Чак Паланик "Невидимки"
Размещение: запрещено.
От автора: дебют в этом фэндоме.
отмотать пленку назадГлава 1 - Хоук
Глава 2 - Карин
Глава 3 - Сакура
Глава 4 - Наруто
Глава 5 - Итачи
Глава 6 - Шаг назад, два вперед
Глава 7 - Токсичность
Глава 7.2 - Токсичность
Глава 7.3 - Токсичность
Глава 8 - Когда рушатся плотины
Глава 8.2 - Когда рушатся плотины
Глава 8.3 - Когда рушатся плотины
Глава 9 - Лжец! Убийца! Демон!
Глава 9.2 - Лжец! Убийца! Демон!
Глава 10 - Не спасай непокорных
Глава 10.2 - Не спасай непокорных
Глава 10.3 - Не спасай непокорных
Глава 11 - Саске
Глава 11.2 - Саске
Глава 11.3 - Саске
Глава 12 - Плавая в дыму сожженных мостовГлава 12. Плавая в дыму сожженных мостов
Well hell if I
Should decide
To give it more
A little effort
Well hell if I’m
Tempted again
One little fight
Replace by lust for you
Черт с ним, если я
Должен решать
Придать ли этому
Чуть больше усилий
Черт с ним, если я
Снова соблазнен
Одна маленькая борьба
Заменена на похоть к тебе
Chevelle – Pinata
- …за бортом, о боже мой, пятнадцать градусов по Фаренгейту, но это не повод радоваться, - снегопад продлится еще пару дней. Если вы оставили вашу машину на улице, то у вас есть повод потренировать свое тело в выгребании транспорта из сугроба. Смотрите на все позитивно! Так, что дальше? Ветер порывистый, северо-западный, пятнадцать метров в секунду, влажность воздуха девяносто пять процентов, - одна вода даже в воздухе, - пробки восемь баллов, идите пешком и на метро! Рождество будет суровым, ребята, не выходите из дома, не болейте, сила юности с вами, не переключайтесь, мы будем докладывать об обстановке в городе и мире каждые полчаса под ваши любимые рок-хиты! Сейчас жахнет Rammstein, Slayer и Sepulrura, я надеюсь, меня не уволят за такой плейлист…
Итачи убавил громкость на порядком запылившемся радиоприемнике, где продолжал вещать помрачневший за пару дней Рок Ли, и нахмурился. В последние несколько дней радио стало его единственным собеседником. Ничего не происходило ни на одном фронте, и нужно было ждать. По крайней мере, так могло показаться на первый взгляд, что ничего не происходило.
Это затишье перед бурей. И Итачи позаботился о том, чтобы все проходило гладко и бесшумно.
Но главное, что беспокоило – отсутствие вестей от Шисуи, и, соответственно, вестей от Саске.
Молодой человек беззлобно выругался себе под нос, когда очередная порция кофе, бурлящая в турке, едва не убежала, пахнув горечью и гарью. Лаконичная и строгая белая керамическая чашка вновь наполнилась черной, еще пенящейся жидкостью, от которой Хоук-Саске, лукаво смотрящий на Итачи с фотографий, точно поворотил бы нос, сказав, что это не кофе, а триста миллилитров одного ристретто, – слишком крепкого, почти густого, невероятно горького, несмотря на пряно-вяжущий привкус корицы и мускатного ореха.
Итачи почти не чувствовал вкуса, когда пил кофе, обжигающий, но согревающий. Он не помнил, какая это уже чашка по счету, не считал выкуренные сигареты в пепельнице, не смотрел на время, будто застывшее на наручных часах, и лишь целыми днями нервно крутил в руках телефон, то задвигая и выдвигая qwerty-клавиатуру, то покусывая костяшки пальцев, как делал всегда в периоды глубокой задумчивости (скверная, по его мнению, привычка, но она привязалась к нему, словно клещ, с самого детства), то бесцельно слонялся по квартире и застывал перед фотографиями брата, будто там могла быть какая-то подсказка...
С уходом Саске находиться в квартире номер восемьдесят восемь стало почти невыносимо – без присутствия брата она стала пустой, необжитой и будто бесполезной, словно картонная коробка. Не звучало ни ласкающего слух звука стука пальцев по клавиатуре, ни перезвона ключей в тех же руках, ни навязчивых рычащих гитарных рифов Alter Bridge, ни нервных скрипочных трелей телефона, который уже давно разрядился, ни сонной хриплой ругани и шума воды по утрам, да и бесконечные бутылки алкоголя пылились в баре, ожидая своего хозяина, который может и не вернуться. До конца нельзя быть уверенным ни в чем.
Таким измотанным Итачи не чувствовал себя с тех пор, как работал в «Акацки». Но тогда, в прошлой жизни под ненастоящей личиной, было плевать на душевные проблемы, их просто не было, словно ампутированные за ненадобностью. Тогда заботы были более насущны и с первого взгляда просты: чисто провернуть дело, разделиться, выйти на связь, не попасться на глаза ФБР, гоняющегося за их организацией по пятам, но все же отставая на шаг-другой. Ни настоящих имен, одни шифры, анаграммы, мелкие стычки, иногда убийства, иногда ранения, алкогольный вкус победы и фатальный щелчок осечки.
В ситуации, когда ты проворачиваешь крупные аферы в преступном мире, сходишься с информаторами и связными, заметаешь следы, как какой-нибудь секретный агент, спишь с пистолетом и ножом под подушкой, пьешь успокоительные после первого незапланированного убийства и водку – когда на тебе зашивают осколочное ранение длиной в пару дюймов обычной зубной нитью – тогда не думаешь ни о чем лишнем.
И не думаешь о своем младшем брате. Вот что самое главное.
Итачи глянул в окно, щуря глаза от яркого света, но, не найдя на улице ничего интересного, кроме декабрьской метели и по-новогоднему светящейся вывески супермаркета, задернул плотные шторы.
Время будто притормозило на этой точке реальности, и детектив оказался заперт в этой бетонной коробке с радиоприемником, телефоном и фотографиями ухмыляющегося Саске, будто следящего за ним. Ищейка думал, что быть одному для него комфортно и спокойно, но оказалось, что он настолько снова привык к Саске, что, оказавшись без его видимого успокаивающего присутствия, начал погружаться в трясину меланхолии. Это раздражало и злило – ведь Итачи думал, что, встретив брата снова, он перестанет относиться к нему, как к своей навязчивой больной идее, поразившей все сознание неизлечимым недугом. Ничего не проходило. Становилось только хуже. И с каждым днем все тревожнее – Шисуи должен был прислать отчет несколько дней назад. Но его телефон вне зоны доступа. Что-то случилось? Что-то пошло не так, или Шисуи вновь решил действовать исходя из своих планов, пристрастий и убеждений? Этот вариант был возможен – потому что в сценарии-плане с Саске в главной роли осечки быть не могло, - и Ласка, зовущийся так в прошлой жизни, прокрутил много возможных путей его развития в своей голове, пока воображение не начало ему рисовать совсем мрачные бесперспективные, не поддающиеся логике картины.
Все выводы отталкивались от одного простого факта - Шисуи ненавидел Саске с самого момента их знакомства, с самого глубокого детства. Итачи не понимал, в чем причина такой черной ненависти и неприязни к младшему брату, но единственный вывод, какой он смог сделать – все дело в их похожести. Ни Шисуи, ни Саске, конечно же, никогда не замечали и никогда не заметят, что они дополняют друг друга, словно кусочки одного воспоминания, как две картины, выполненные одним художником в разных тональностях – акцент сделан на определенный цвет, на определенную эмоцию и посыл в мир.
И все дело в ревности, конечно же, глупой, детской, искренней и незамутненной, и поэтому изощренной, злой и яростной. В детстве Итачи казалось, что его разрывают на две части, перетягивают, как канат в дурацком соревновании, - но каким-то чудом он умудрялся сохранить баланс на грани, оставаясь самим по себе, одинокой фигурой в стороне, способным не допустить того, чтобы двоюродные братья сцепились друг с другом. Когда-нибудь.
Сталкивать Шисуи и Саске, сейчас такого нестабильного, снова, было рискованным и нечестным решением. Но оно было принято.
Только вот глухая безвестность выводила Итачи из себя, а умственное безделье только подогревало головную боль и нежелание шевелиться вообще.
Из безрадостных размышлений о Саске и Шисуи, которые наворачивали уже одиннадцатый неторопливый меланхоличный круг,
Итачи вырвал дверной звонок. В полутишине квартиры этот звон был резким, прокалывающим барабанные перепонки стальной затупленной иглой.
Карин. Больше некому.
Долго же ее пришлось ждать, – подумал Майлз; и эта мысль пришла только сейчас, когда Карин позвонила в дверь, вытеснив все мысли о Саске, дав небольшую передышку в тяжелом круговороте воспоминаний.
- Ты живой вообще? – начала Карин прямо из-за двери, пока Итачи возился с замками. Ее голос был чуть раздраженный, хотя, если вспомнить, он всегда был у нее такой. Эта нотка – нотка недовольства – придавала приятную горчинку тембру ее голоса, которая чувствовалась на губах и языке, как незабываемый вкус любого сорта Кьянти.
Итачи ничего не ответил – по правде говоря, говорить сейчас после нескольких суток молчания оказалось трудно, - и открыл дверь, впустив сквозняк в квартиру.
Карин была уставшей, без очков и в белом медицинском халате – видимо, только что с ночной смены.
- Я иду завтракать, - говорит она, не смотря на него. Отворачивается и начинает спускаться вниз.
Итачи ее словно уже не слышит, - все его мысли вновь заняты братом, воспоминанием о том, как он всю ночь ждал Саске, который ушел на сутки справлять день рождения Наруто и вернулся только ранним утром, - помятый, с чьим-то засосом на шее и не совсем протрезвевший. Итачи тогда ему ничего не сказал, лишь дал таблетку аспирина с минералкой и уложил спать. Он помнил, как его руки дрогнули, когда он прикасался к Саске, как что-то внутри свернулось болезненной пружиной, когда он увидел чертов засос на шее брата, как хотелось прижать Саске, почти бессознательного, сонного и податливого, к стене и устроить допрос с пристрастием, - кто, когда и как.
Карин терпеливо ждет, когда Итачи запрет дверь и пойдет за ней вниз по лестнице, которая кажется бесконечной. Она всегда знала, когда он в ней нуждался. Не в ней даже – в простом человеческом общении.
В квартире Карин пахнет жареным беконом, кофе, и чуть-чуть – сладковатым парфюмом. Здесь намного теплее, чем в квартире Хоука-Саске-Майлза-Итачи, но ощущение пустой необжитости еще сильнее, чем этажом выше. Итачи понял, зачем Карин пришла к нему – ей тоже невыносимо было быть одной, без видимо-осязаемого присутствия Сакуры. Они оба – и Карин, и Итачи, - кичились своей независимостью и гордым одиночеством, но и на них нашелся свой камень преткновения.
- Еда! – радостно и устало провозгласила девушка, захлопывая дверь, - тебя еще не тошнит от кофе? Я могу сделать чай. Или какао. Или что-нибудь в этом роде.
- Нет, спасибо, я люблю кофе, - отвечает Итачи, проходя за ней на кухню, где уже накрыт стол.
Карин сбрасывает медицинский халат, бросая его бесформенной белой грудой прямо на пол, и остается в узких драных джинсах и растянутой черной футболке явно с чужого плеча с ярко-белой надписью «Skillet».
Вроде бы, это ее любимая группа. Ну надо же додуматься – назвать группу «Сковородой».
Итачи чуть настороженно посмотрел на девушку, которая с совершенно беззаботным, а потому и фальшиво-оптимистичным видом клала сахар в какао. Одна, два, три, четыре ложки, часть сахара просыпается на стол. Руки Карин дрожат, ложка стучит о керамические края чашки.
Искусственные герберы в вазе – три штуки, два желтых и один красный, - кажутся жутко неуместными таким хмурым днем.
- Я так устала, - говорит Карин после затянувшегося между ними молчания, - кажется, я погорячилась с графиком. Вообще ничего не соображаю.
- Так отдохни, - пожимает плечами Итачи, отпивая глоток кофе, чуть щуря глаза от горечи.
Карин закусывает губу.
- Как твоя рука?
- Прекрасно. Рана была не страшная, - отвечает Учиха, водя пальцами по ободку чашки. Он был не менее вымотанным, чем Карин, вот только ни видом, ни взглядом этого не показывал.
- Рана была лишь предлогом тогда? – озвучивает давнюю догадку Карин, чуть подаваясь вперед и едва не разливая какао.
Она была ужасно неуклюжей, а в детстве так вообще ходячей катастрофой.
- О чем ты? – быстро спрашивает Итачи, кинув на нее колючий взгляд из-под отросшей челки.
Карин мягко улыбается и заправляет прядь за ухо. «Никакого криминала», - говорит ее взгляд.
- Твой брат живет этажом выше. Я знаю.
Итачи вздохнул, подняв на девушку холодный взгляд, от которого у Карин похолодела спина.
- Тебя это не касается, - отчеканил детектив, надев безразличную маску, которую столько раз снимал перед ней. Карин это злило – ведь перед ней он мог не скрываться. Она понимала его, поэтому и отпустила тогда.
- Ты прав, - девушка сделала большой глоток какао, чтобы хоть как-то успокоить нервы этим простым движением, - Сакура меня тоже не касалась, пока не появился ты. Все идет наперекосяк с момента твоего появления, верно?
Не дождавшись ответа, она встала из-за стола, на секунду задержав руку на столешнице, и отвернулась к окну. Итачи сидел спиной к ней, и она чувствовала – он даже не повернул головы, даже не шевельнулся. Так умел только он – застывать, как неживое мраморное изваяние, и держать одну позу очень и очень долго.
- Я знаю.
Карин сощурила глаза и потерла переносицу.
- Ты знал, во что нас всех втягиваешь? Во что втянул Сакуру, во что втянул Хоука, во что втянул даже ничего не понимающего Наруто?
Итачи выдержал долгую паузу. Карин слышала, как звякнула о блюдце чашка.
- Меня раскрыли. Уже давно. Я знал, чем рискую.
- Все это время мы светились своими именами и лицами, все это время… - Карин прерывисто вздохнула. В горле застрял комок, который невозможно было проглотить. – Нам нужно будет уходить. Как можно дальше, всем вместе. Нас сотрут, если эта Мэй действительно такая, как ты говоришь, нас убьют, и тебя с Сакурой в первую очередь.
Через приоткрытое окно слышался шум улицы, ветер был прохладный, и Карин прикрыла плечи пледом, лежащим на подоконнике.
Вся ее жизнь была сплошной борьбой. Против всего мира, против всех. В этом они с Сакурой были похожи, но, если у Карин была какая-то опора в виде сводной сестры, матери-разведенки и друга-прожигателя жизни, то у Харуно не было никого. Итачи, давший опору под ногами и лишивший ее так же внезапно, почти ничего не объяснив, был важным отрезком жизни Карин. Тогда – бесконечно давно - она поняла, что с этим человеком хочет провести всю оставшуюся жизнь. Завязать с любовниками-одноночниками, бесконечными рейдами по клубам и вливанием в себя текилы. Но одно не давало покоя. Третий, кто-то третий, который не давал привязать Итачи к себе, получить его всецело и без остатка. Она тогда не знала ни о младшем брате, ни о Хоуке…а потом цепочка случайностей затянула ее, заворожила, запутала, пока она не распахнула глаза и не увидела реальность. Сакуру, стремительно появившуюся в ее жизни, улыбчивого Коннора, отдаленно напоминавшего Итачи. И свалившийся, как снег на голову, Майлз со своим пулевым ранением. Его появление было решающим, его появление разрушило тихий уютный мирок-почти-утопию их всех. Сакура выложила карты на стол, продемонстрировав свою вторую жизнь. Карин вновь поняла, что не может удержать рядом с собой хоть кого-нибудь, и Сакура, ее Сакура, с которой они делили крыши, ссоры и завтрак, сейчас вне досягаемости, и Хоук исчез, а вместе с ним пропал Наруто.
«Нас убьют» - и эта страшная мысль вгоняла Карин в панику. Она не боялась умереть. Она боялась потерять все, ради чего боролась.
- Да. Нас сотрут, - согласился Итачи, нарушив мрачное молчание, - в первую очередь из-за того, что вы связаны со мной. Мы уйдем, но мы должны закончить то, что начали, иначе нас не оставят в покое даже на краю света.
Во что она ввязалась? Как же хочется проснуться и понять, что последний месяц просто приснился. Сакура просто отошла поболтать с Хоуком, а Итачи просто нет. Ей мерещится.
Итачи встал и подошел к Карин, не говоря ни слова. Они вместе закурили, и следующие минуты прошли в тишине. Им не нужно было слов, чтобы понимать друг друга. Бывшими влюбленными не бывают, и эту истину Карин запомнила крепко.
Ховердейл тушит сигарету в пепельнице, привычным движением поправляет плед на плече Карин, притягивая ее к себе в чуть неуклюжих объятиях. Девушка на секунду расслабляется и чувствует спокойствие.
- Мы сбежим, - повторяет Итачи, почти шепча ей в волосы, - Все вместе. И ты будешь первая, кто обо всем узнает, потому что только тебе я могу доверять больше, чем кому-либо другому.
Карин кивнула. Итачи поцеловал ее в макушку и разомкнул объятия.
Она не повернулась даже, когда хлопнула входная дверь.
Забытый какао на столе остывал рядом с чашкой недопитого кофе с корицей.
***
Круг замкнулся - это Саске понял, как только вдохнул морозный затхлый химический воздух вокзала. Вокруг него сновали люди с сумками-саквояжами-чемоданами, а он следовал вместе с потоком толпы сквозь приглушенные тона душного мраморного вестибюля и тревожно пищащие рамки, смотря только вперед почти бессмысленным взглядом.
Круг замкнулся, став идеальным: он снова здесь, уже второй раз возвращается к точке отсчета и пытается начать все заново.
Саске чувствовал себя подавленным и растоптанным, одиноким погорельцем на пепелище собственной тщательно выстраиваемой придуманной жизни. Все вокруг иллюзия, и со слов Шисуи она разлетелась пожухлыми осенними листьями на ветру, не дав поймать ни одного. Саске чувствовал себя потерянным, таким, каким не чувствовал себя никогда в жизни. Он не знал, что думать, он не знал, куда идти - ноги просто несли его вперед по знакомым тротуарным обледенелым дорожкам, вниз по лестницам подземных переходов с рыжими лампами, сквозь тоннели разноцветных веток метро, - туда, где ему становилось чуточку спокойнее, но не менее тревожно.
Такое верное решение вернуться назад, домой, теперь казалось не таким уж и хорошим, ведь Саске сам обрушил мосты, убегая из этого проклятого города, он сам все уничтожил, забыв, однако, что если мост разрушен, то реку можно переплыть, невзирая на холод воды и встречное течение.
Очень трудно признавать свои ошибки и ругать свое же чувство вины, когда оно грызет нутро голодной крысой подземки. Трудно наступать на горло принципам и гордости, трудно не считаться с нарастающим отчаянием, парализующим уставший мозг.
Вопросы бились в голове, повторяя удары пульса.
Примет ли его Наруто обратно? Как говорить с Итачи, не опуская глаз? Как вообще построить новую жизнь, если старая безвозвратно утеряна?
Ответы на эти вопросы предстояло найти. Сейчас Саске один, совсем один, даже внутренний голос Хоука молчит, погрузившись в зимнюю спячку.
Нужен ли ты кому-то, Учиха?
Вокруг тебя проносится жизнь, а ты стоишь на перепутье, на перекрестке шумных дорог. Ты прекрасно знаешь этот район - ведь здесь, совсем рядом, работал Хоук, вот здесь, совсем рядом, работает Наруто.
Бар "Девятихвостый Лис".
Рядом проносились машины, - оживленный перекресток, толпы пешеходов, некоторые разодеты дорого и со вкусом - спешащие на премьеру в театр всего в квартале отсюда - и все равно толпа, пытающаяся хоть как-то выделиться из толпы. Никто не замечал Саске - да и кому нужно обращать внимание на кого-то постороннего, на какого-то обычного пешехода, остановившегося около дверей бара?
Метель разгулялась не на шутку, и ветер словно подгонял Саске - давай, зайди в эту дверь.
Ты замерз и вымотан, в твоих мыслях полнейший бардак и каша, ты нервничаешь – ведь ты не знаешь, что скажет тебе Наруто, да и ваша последняя встреча была отнюдь не дружеской.
Саске чувствовал потребность поговорить с Наруто. Наруто не отвернется от него. Наруто должен понять. Черт, это же Узумаки, его лучший друг, он не может не понять.
А если нет?..
Думать о том, чтобы прямиком идти сразу к Итачи Саске боялся. Что он скажет ему? От одного этого простого вопроса хотелось убежать, да вот только бежать было некуда. Теперь уже точно некуда. Только под колеса машин.
Оставалось только исправлять все свои ошибки, которых было слишком много. И, черт побери, это будет сложно. Саске не умел извиняться, слова и интонации всегда ставали рыбьей костью в горле, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Вдох. Выдох. Облачка пара.
Саске потянул дверь на себя.
Сзади него с ревом пронесся мотоцикл.
***
Затихший телефон с выдвижной клавиатурой завибрировал, подавая признаки жизни, и разразился звонкой трелью, прорезавшей ватную пустую тишину. Итачи, бездумно лежащий на диване, закинувший руки за голову и смотрящий в потолок, по-кошачьи подорвался со своего места и пробежал на кухню, где рядом с недопитым кофе лежал телефон.
Понеслась.
- Сделано, - проворковал Шисуи на том конце волны, - Он вернулся, так что скоро должен быть у тебя. Принимай, пока тепленький и обработанный.
В голосе кузена было столько яда, что Ласка сразу понял, в каком тоне прошел нелегкий разговор.
- Почему так долго?
Шисуи фыркнул, наверняка презрительно скривив губы, как делал его отец.
- Я был пьян, не хотел тебя беспокоить.
Лжет, конечно же, - раздраженно подумал детектив, делая глоток остывшего кофе и закуривая, - В какие ты игры играешь, кузен? Мы с тобой – давно пройденный этап. Пора успокоиться.
- Как все прошло? – невозмутимо спросил он, чуть нахмурив брови и прикрыв глаза, чтобы услышать любые изменения в голосе Шисуи.
- Он унижен, оскорблен и раздавлен. В общем, он теперь все знает, и не мог не проникнуться моими проповедями. Если бы ты слышал, черт подери, сам бы слезу пустил. Он уехал вчера вечером, навестив ваших родителей, и сегодня с утра должен был приехать. Он еще не выламывает дверь?
Детектив не удержался и повернулся к двери. Никто ее не выламывал.
- Кончай паясничать, Шисуи, - одернул его Итачи, которому надоело слушать весь саркастический поток информации, в котором звону было больше, чем смысла, - Одной фразы было вполне достаточно.
- Окей, босс, - рассмеялся кузен, - Не мрачней, зима на тебя всегда действует угнетающе. Ты там не умер от скуки?
Итачи чуть улыбнулся уголком губ. Он чувствовал скуку, даже находясь на лазерном прицеле и подрывая нестабильную взрывчатку, заметая вместе с напортачившим Дейдарой следы, что ему бесцельное лежание на диване?
А, черт, что же он опять себя обманывает? Бесцельность для него смерти подобна.
- Благодарю за заботу, - ответил он наконец и повесил трубку, решив оборвать разговор, который грозил перейти в неудобное русло.
Он слишком хорошо знал своего кузена. Вдоль и поперек.
Шисуи на том конце провода выругался, проклиная привычку брата заканчивать разговор тогда, когда ему это удобно, и пожелал Саске, бывшим пристальным объектом наблюдения Итачи, навернуться на гололеде и красиво сломать себе шею.
К его великому сожалению, этого не случилось.
***
Сирена гражданской обороны, служившей мелодией звонка, вежливо в самом саркастичном смысле этого наречия известила Инузуку Кибу о том, что пора вставать. Киба сонно проматерился, отведя душу, поднял голову, лежавшую на документации, ударился о полку, схлопотав две толстые папки на макушку, проматерился еще раз, встал со стула и потянулся, достав кончиками пальцев до низкого потолка офиса.
Дерьмовая жизнь, салют.
Парень глянул на наручные часы, чей кожаный ремешок слишком сильно стягивал запястье. Девять утра. Он поспал всего полтора часа. В семь пришла машина с партией со склада. Пока они с Саем все разгрузили и пропинали коробки в самую дальнюю кладовку, пока составили накладные и отправили отчеты, времени на сон осталось очень мало. Сай был на ногах уже вторые сутки, прямо на работе доделывая курсовую работу за экраном большого ноутбука, держась на одном кофе, смешанном с колой, текилой (которая была в плюсе по итогу предварительной инвентаризации, поэтому нужно было ее приканчивать) и лимонным соком. Второй бармен был в отпуске на югах, а Гурен, черноволосая тварь, даже не удосужилась пригнать замену с другой точки, например, из "Шестихвостого", и поэтому и Кибе, и Саю приходилось тяжко.
В этом, конечно, были и плюсы - они наконец-то смогли найти общий язык, и достаточно часто обменивались шутливыми перепалками, гнали друг друга с вожделенного дивана в подсобке и делали друг за друга работу.
Но сейчас девять, мать его, утра, - с тоской подумал Киба, готовый от усталости биться головой о стену, - сейчас придет Гурен и начнется. Когда Узумаки вернется, я его убью, мамой клянусь.
Наруто даже на связь не выходил, поганец, лишь неделю назад позвонил на рабочий и сказал Гурен, что взял больничный. Он вообще в последнее время был сам не свой, и почему-то Инузуке казалось, что в этом есть вина Хоука Коннора.
Этого скользкого субъекта Киба вспоминать не любил, - Хоук, конечно, был отличным барменом, но у него было слишком много гонору, амбиций и эгоизма, а таких Киба не любил. Тем более, у Хоука было какое-то прямо-таки магическое влияние на Наруто, и тот позволял ему делать, что душе угодно. А вот это уже бесило.
Коннор Хоук, каким Киба его запомнил на всю жизнь – это двуличная мразь с обаятельной улыбкой, перессорившая полколлектива сотрудников чисто ради прикола и которая смогла довести обычно спокойную Гурен до ручки. Ангелочек в глазах Наруто, который чуть ли не унижался перед Гурен, лишь бы та не увольняла Хоука.
Сай намного лучше него.
- Салют, птеродактили! - бодренько пропели со стороны зала хорошо поставленным низким женским голосом.
Началось.
Сейчас все будет не так. И почему коробки помяты, и почему в офисе такой бардак, и почему ты отпустил Хинату, Инузука, а почему Сай занимается не своими делами на рабочем месте, почему у тебя, Инузука, не заправлена рубашка, из какой помойки ты вылез, а почему не завезли алкоголь и бла-бла-бла-бла до бесконечности.
Киба глубоко вздохнул, успокаиваясь.
Коробки помяты, госпожа Гурен, потому что мы с Саем играли в них в футбол. В офисе бардак, потому что два ваших манагера (представьте, их у вас два!), госпожа Гурен, порядок не выносят. Хинату я отпустил, госпожа Гурен, потому что у нее сессия, и ей нужно подготовиться к экзамену, а не торчать в почти пустом баре, когда ее обязанностями может заняться ваш покорный слуга Киба. Сай пишет курсовую, я только что встал, и мне плевать, как я выгляжу, а вообще, идите в отпуск или нахуй, госпожа Гурен, может, вы наконец найдете стоящего мужика, который сделает вас доброй и пушистой.
Киба удовлетворенно улыбнулся своей внутренней тираде, заправил рубашку и вышел в бар, едва не задев Сая, шедшего за апельсинами.
***
В глазах рябило красным, зеленым и желтым; глаза хотели закрыться и отправить организм, работающий на автопилоте, в сладкий сон. Тут еще некстати пришла Гурен, тут еще раздраженный Киба, едва не сбивающий с ватных ног - как тут поспишь?
Сай сгонял в холодильную камеру за апельсинами, в каком-то полусне выжал из них сок и передал наполненный хайбол свежей и отдохнувшей директрисе. Гурен, как всегда, саркастично улыбалась аккуратно накрашенными коралловой помадой губами. Было такое ощущение, что она испытывает удовольствие, глядя на уставших сотрудников, но Саю было на это плевать. Он давно подозревал, что Гурен садистка, и наверняка не только по жизни, но и в постели. Но это мелочи. Сейчас Сая больше волновала курсовая, которую нужно было защитить и сдать в срочном порядке, иначе он лишится стипендии и не сможет оплатить отопление, свет и отпраздновать по-нормальному Рождество. В одиночестве, правда, но это не страшно.
Чем этот день отличается от предыдущих?..
Наруто ушел на больничный с неделю назад, Хоук не заходил ни разу, и чисто логически можно было связать эти два события. Сай понимал, что это не его дело. Однако ища своему любопытству оправдание, можно было сказать, что без Наруто работать становилось тяжелее и тяжелее, а Киба не справлялся с объемом работы, вынужденный торчать в офисе за бумажной волокитой чуть ли не сутками, засыпая прямо на документах и делая миллион ошибок в подсчетах.
Дверь открылась, впуская еще одного посетителя, и Сай понял, что этот день будет немножко другим.
В бар зашел Хоук Коннор. Сай даже не сразу узнал его - бывший бармен будто слегка изменился, и это "слегка" делало его абсолютно неузнаваемым.
Сай невозмутимо пил свой коктейль из колы, кофе, лимонного сока и текилы, с безразличной миной наблюдая, как Хоук подходит к барной стойке.
Вид у Пташки был потрепанный, уставший и пришибленный - такой вид бывает у людей, приходящих в бар залить свое горе.
Сай наслушался таких историй на всю жизнь, - а слушателем он был превосходным. Ушла жена, прихватив с собой сына и дочь, предал друг, умерла мать или просто уволили с работы - у всех этих людей были одинаковые выражения на лицах, вне зависимости от возраста и пола.
Ходзуки Суйгецу притих, заметив знакомую фигуру, но через несколько секунд продолжил разговор, отвернувшись к окну. Его крашеные волосы казались совершенно седыми в хмуром свете декабрьского утра.
Лучший друг Наруто просто подошел к Саю - их разделяло только гладкое полотно барной стойки, - и произнес без всяких ненужных прелюдий:
- Позови мне Наруто, Сай.
Уставший голос, похудевшее лицо, пальто не по сезону, глухой черный свитер и растрепанные, как у мокрого вороненка, волосы - у Коннора явно последняя неделя была не из лучших. Сай никогда не видел лучшего друга Наруто таким мрачным, а теперь, оказывается, этот друг еще и не знает, что Узумаки взял отгул.
- Наруто не работает уже неделю, - просто ответил Сай, продолжая цепко подмечать детали, - Он на больничном.
В темных глазах Хоука промелькнуло удивление, и - на сотую секунды, - страх; но мимо человека, увлекающегося природой эмоций и лжи людей это не могло ускользнуть.
- Что с ним? - быстро спросил он, сжав пальцы в кулаки.
Сай будто бы равнодушно пожал плечами.
- Не имею ни малейшего понятия, - ответил он, откладывая чашку с кофе поближе к кофемашине. - Ты должен быть осведомлен лучше нас. Хотя, ты можешь спросить у Гурен.
- Ее еще не уволили? - мрачно осведомился Пташка, глянув на Сая из-под длинной челки.
Из подсобного помещения послышалась ругань Кибы и Гурен. Ежедневный утренний ритуал, так сказать: им обязательно нужно поцапаться, чтобы потом провести рабочий день нормально.
- Как слышишь.
Саске поджал губы и сунул руки в карманы пальто.
- Я лучше пойду. Передавай Кибе привет.
Сай кивнул. Конечно, он не будет передавать привет, у Инузуки и так хреновое настроение. Так почему бы и не допустить маленькую ложь?
- А ты Наруто. Мы его ждем, Киба и Гурен совсем без него озверели.
Хоук ничего не ответил, лишь развернулся и ушел, на ходу запахивая пальто.
И тут Сай понял, что с Хоуком было не так.
На нем не было пурпурного шарфа, с которым он никогда не расставался.
***
- Приве-е-т, чудовище, - ядовито протянули прямо с порога любимым голосом детства.
Карин почувствовала, как удовлетворенная непрошенная ухмылка расплывается на ее лице. Суйгецу всегда для нее был безотказным, как пулемет, поэтому примчался по первому же зову, услышав, наверно, из ее слов только «Надо выпить». Весь с иголочки, выхоленный, ухоженный, благоухающий дорогим парфюмом и сумкой, стоящей как две ее зарплаты, он сейчас производил весьма комичное впечатление, пытаясь одновременно снять тонкую кожаную куртку не по сезону, обувь, шарф и не выпустить из рук вожделенный позвякивающий пакет.
- Здравствуй, красавица, - Карин улыбалась уже шире и искреннее. Наверное, это один из немногих людей, которых она будет рада видеть всегда, вне зависимости от времени года и настроения.
С друзьями детства всегда так. Они никогда тебя не отпустят.
Суйгецу закончил разбираться со своими шмотками, привычно чмокнул Карин в скулу и протащил, театрально прогибаясь в спине, тяжелый пакет на кухню. Поставив пакет на пол, Ходзуки по-королевски уселся за стол, закинув ноги на стоящий рядом стул. Карин прыснула. С иголочки-то с иголочки, да из-под дизайнерских джинс торчат носки в бело-фиолетовый горошек.
- Милые носочки, - язвительно прокомментировала Карин.
Суйгецу надул губы, закинув ногу на ногу. Весь он, - от модельной стрижки и до забавных носков – притягивал взгляд. Высокий и гибкий, с саркастичным взглядом лиловых глаз и гуляющей по губам вечной ухмылкой, звонким смехом и портмоне, до отказа набитым купюрами – вот она, формула человека, которому открыты все двери и которому благоволит жизнь.
Он вытащил из кармана телефон с силуэтом яблока на корпусе, отключил и небрежно кинул его на стол.
- Ну прости, я первое что попалось надел, - наигранно-оправданно заявил он, - Ты же никогда не звонишь просто так, остепенившаяся наша.
- Ну-ну, - хихикнула девушка, разгружая содержимое пакета на стол. Стандартный их набор: вино красное, вино белое и бутылка серебряной текилы, - Скорее ты женишься.
Ходзуки тихо рассмеялся, барабаня пальцами по столу.
- Угу. На тебе, моя сладкая Лола*. Уже дату венчания забронировал, беги платье покупай!
Обмен любезностями закончился, когда первая бутылка была открыта. Суйгецу снял серебристый узкий пиджак и подвернул рукава лиловой рубашки, ненавязчиво демонстрируя новые часы. Карин догадывалась, каким образом Суйгецу зарабатывает свои огромные деньги, но никогда не горела желанием ввязываться еще и в дела лучшего друга.
- Красное сухое, - комментировал Ходзуки, звякнув своим бокалом о ее, - Франция, они в этом лучшие. Молодец, что позвонила, я даже как-то заскучал без твоего унылого личика.
- Ай, заткнись, фрик в костюме сутенера, - фыркнула Карин, пригубив вино.
Суйгецу удивленно вскинул высветленные брови над фиолетовыми глазами, которые спрятались под рваной челкой. В прошлый раз волосы были просто выбелены до серебристого оттенка, сейчас же Суйгецу щеголял лиловыми концами, похожими на ледяное пламя.
«Павлин», - беззлобно подумала Карин.
Ходзуки скривил губы:
- Хреновый из меня сутенер, однако! Ни шлюх, ни пушки, ни крутой тачки, ни шляпы, - парень щегольнул козырьком невидимой шляпы, - А впрочем… Нет, не катит, шлюх все равно нет. Одна только, да и та остепенилась и начала стареть.
Он широко ухмыльнулся и звонко расхохотался, за что получил подзатыльник. Карин подтянула колени к себе и поплотнее закуталась в плед, высунув одну руку для бокала с вином.
- Ванильная дева, так и вижу, - не унимался Суйгецу, подливая в бокал подруги еще, - Тебе надо выпить. Давай, что-то тебе совсем хреново, вот-вот романсы начнешь распевать, а мои уши не выдержат твоего писклявого голосочка.
Карин под его пристальным насмешливым взглядом осушила бокал, чувствуя, как тепло медленно-медленно разгорается внутри.
- Вот, уже лучше, - удовлетворенно кивнул он, вновь наполнив бокал, - А теперь вещай, старушка, падре весь внимание.
Карин слегка растерялась: она и совсем забыла о том, как ей хреново. Точнее, забыла с того момента, как Суйгецу появился на пороге. Друг детства всегда влиял на нее, как алкоголь или экстази, растворяя все проблемы и переключая внимание на себя, любимого, помогая отвлечься и расслабиться хоть на пару часов. Энергия всегда бьет в нем через край, не дает долго засиживаться на месте, и целью жизни Суйгецу было одно – прожечь эту жизнь так, чтобы наверху и внизу присвистнули. Это, конечно, не мешало вляпываться ему в сомнительные истории и один раз – едва не с летальным исходом.
Карин плохо помнила ту ночь, помнила лишь какими-то цветными неоновыми отрывками. Вереница клубов и очереди на фейс-контроле, цокот каблучков по мокрому асфальту, уходящему вниз, «Май Тай» и текила рекой, грохот музыки, чьи-то восторженные крики, чьи-то лица, табачный дым и кальяны, танцы на барных стойках и локоть Суйгецу, за который она держалась, чтобы не потерять его в толпе. А потом она помнит его с посеревшим лицом на заднем дворе какого-то клуба с проломленным затылком и кровью на серебристых волосах, бессознательного, у нее на руках.
Карин сморгнула. Слава богу, тогда все закончилось хорошо.
Ходзуки смотрел на нее выжидательно, поцеживая вино. Вдруг встрепенулся и оглянулся по сторонам:
- Эй! – щелкнул он пальцами перед глазами подруги, - А где Вишня твоя?
- Она не моя, - резко ответила Карин, - ее зовут Сакура.
- А, какая разница, - отмахнулся парень, - Она в курсе вообще, что у тебя гости?
Карин грустно улыбнулась:
- Поверь, - сказала она, опустошая бокал, - Она сегодня сюда не заявится.
Суйгецу предвкушающе присвистнул, откинувшись на спинку стула.
- Значит, мы сплетничаем сегодня? Красота, обожаю сплетни, - он потер руки и потянулся за штопором для второй бутылки, - Так я жду, начинай, что тебя тревожит? Я не психолог, но помогу чем смогу, я же тебя как облупленную знаю. Даже в ванной одной купались, помнишь?
Парень хитро прищурил свои неестественно-яркие глаза, а Карин почувствовала, как непрошенный румянец приливает к скулам:
- Нам было по пять лет, идиот! – возмущенно воскликнула она, едва не смахнув бокал со стола. Руки чесались по старой привычке чем-нибудь запульнуть в это ехидно улыбающееся лицо.
Суйгецу расхохотался, запрокинув голову, и казалось, для полноты картины не хватает только, чтобы он поболтал ногами, как ребенок. Но Карин знала эту его манеру придуриваться, - и точно такую же манеру она видела у Хоука Коннора.
- Воспоминания бесценны, а я буду об этом внукам рассказывать, каждый день по пятьсот раз, пока они меня сами не пристрелят.
- Придурок, какие внуки? Не помнишь, откуда дети берутся? У тебя когда в последний раз девушка была? – Карин смеялась, пока тихо, но ощущала, как становится чуточку легче. С каждым глотком, с каждым словом.
Суйгецу закурил, и в воздухе приторно-сладко запахло карамелью.
- Хм, дай подумать, - он наморщил лоб, изображая мыслительную деятельность, - О! У меня гениальная идея!
- Это которая идиотская или совсем идиотская?
- А, ж-е-е-енщина, ничего ты не понимаешь, - Ходзуки выпустил Карин в лицо тонкую струйку дыма.
Карин потянулась к зажигалке, - Смотри. План такой, раз зашло о девушке. Предлагаю тебе секс по дружбе, раз неймется. У тебя-то когда в последний раз был парень?
- Сегодня утром, - не моргнув, ответила Карин, щелкая зажигалкой и затягиваясь дымом.
- Да ладно?
- Прохладно, - мрачно ответила Карин, чувствуя себя уязвленной. Фактически она не соврала Суйгецу, он же не уточнял, спала она с ним или нет.
- Значит, давно, - кивнул Ходзуки, и, не выпуская сигарету из зубов, разлил белое по бокалам, - Запала на свою Вишню? Да что я из тебя сегодня слова клещами тяну? Совсем обнаглела, чудовище?
Карин хмыкнула и отвела глаза.
- Ну что тебя останавливает, мать твоя женщина? – не унимался Суйгецу, - Разница в возрасте? Розовый цвет? – он перешел на заговорщицкий шепот, - А может, она тащится от Бибера? Обожает котят и постоянно говорит «Мимими»? Или у нее тоже кто-то есть?
- Ничего меня не останавливает, - буркнула Карин, - Она оказалась…намного более сложным человеком, чем я могла подумать. И не имею я на нее ничего. Она мне как младшая сестра.
- То есть она тебе как Таюя?! – Суйгецу едва не свалился со стула от таких заявлений, - Так. Подожди. Я должен выпить. Срочно. Много.
- Кончай придуриваться, ты понял о чем я.
- Нихера не понял, если честно. Она, значит, Вишня твоя, тебе как Таюя, которую ты ненавидишь и которую за волосы таскала в детстве. От нее в отместку страдал почему-то я…но не важно. Так гони Вишню взашей, ты ей ничего не должна, - Суйгецу затушил сигарету. – Так я понимаю?
- Да ни черта! – едва не взвыла Карин, уронив голову на руки, - Как тебе объяснить?
- Прямо мне объяснить.
Карин потерла уставшие глаза. Ей всегда было сложно подобрать слова, чтобы объяснить свои эмоции, а сейчас их было так много, что девушке потребовалось время, чтобы как-то собрать расползающиеся мысли воедино. Она очень надеялась, что Суйгецу сможет понять ее без слов, по одной скупой фразе, сможет считать ее эмоции и мысли, как проделывал не раз и не два.
- Я очень волнуюсь за нее, - наконец выдавила она.
Повисла тишина. Суйгецу не рассмеялся, не отпустил шуточку, не налил еще. Он серьезно посмотрел на подругу детства, которую знал как облупленную, которая была ему как родная сестра, и мягко коснулся ее волос холеной рукой:
- Ты попала, подруга, - и с мрачным видом потянулся к текиле.
- Ты чего? – не поняла Карин.
Суйгецу усмехнулся и отвинтил крышку бутылки.
- Мы сегодня обязаны напиться, чудовище. Потому что ты влюбилась.
***
Больничный.
Это слово пульсировало в голове, будто бы было живой личинкой, неторопливо путешествующей внутри черепа расплавленным кипящим свинцом.
Саске сжал замерзшие руки в кулаки, быстро спускаясь в метро по скользким ступенькам, покрытых тонкой корочкой льда. По ушам ударяли звуки – гул голосов, телефонов, смеха, ругани, бормотания, грохочущий рев несущихся скоростных поездов подземки, а по глазам – свет ламп, цветное предрождественское сумасшествие – все эти елки, Санта-Клаусы, сладости на витринах подземного торгового центра, сводившие с ума. Саске скользнул сквозь турникет и отрезал себя от мира наушниками, в которых круг за кругом наворачивал один и тот же плейлист.
Наруто на больничном – шептали ему мысли.
С Наруто что-то случилось, - шептало чувство вины.
И ты в этом виноват. Куда ни посмотри, ты во всем виноват.
Саске не помнил, как оказался у дверей квартиры лучшего и единственного друга – может, путь был слишком близким?..
Давай, Наруто, - мысленно говорил он, нажимая на звонок, наверное, сотый раз, - открой. Я вернулся.
Давай, Наруто, - говорил он, - Я здесь. Оторви свою задницу от кровати и открой мне.
Давай, Наруто, - говорил он, - Или я сойду с ума.
Наруто не спешил подходить к двери. Может быть, он наблюдал за Саске в глазок, может, слушал его тяжелое дыхание простудившегося человека, а может, Узумаки и в самом деле нет дома. Вышел в аптеку. Поехал на работу. Разминулись в пути.
Саске в это не верил, и поэтому продолжал нажимать на кнопку звонка, настойчиво, почти отчаянно. Он не верил, что вселенная даст ему просто так разминуться с Наруто, - ведь как говорится?
«Все люди, все события в твоей жизни происходят потому, что призвал их сюда ты».**
Наруто просто не мог уйти от него. Только не сейчас.
- Я знаю, ты дома, Узумаки, - проговорил Саске достаточно громко, чтобы его смогли услышать с той стороны двери, - Открой, это я.
- Это я, Саске, - проговорил он чуть тише, - и я помню все. Теперь я все знаю, Наруто. Открой дверь.
А если Сай соврал?..
А если Наруто не просто на больничном?
А вдруг ты перестарался в тот раз? Это ведь так просто – убить человека.
Нет, - говорил себе Саске, - нет.
И поэтому через пять минут отчаянного звона Наруто открыл дверь.
***
Наруто окинул Саске хмурым взглядом невыспавшегося человека с похмелья, не говоря ни слова. Ни «привет», ни «отвали».
Ну конечно, он бы еще в объятия кинулся! Учиха, вселенная крутится не вокруг тебя.
- Привет, - сглотнув неприятный ком в горле, проговорил Саске, держась за косяк двери. Пусть, если Узумаки захочет хлопнуть дверью у него перед носом, он сломает Саске пальцы. Может, боль его наконец-то отрезвит.
Но Наруто не хлопал дверью. Более того – он был донельзя непривычно спокойным, не кидался на него с кулаками, не ругался и не смотрел на него с той непередаваемой гаммой эмоций, с которой может смотреть только он. Саске подавил желание горько усмехнуться – ведь в том, что Наруто так быстро повзрослел и отбросил назад свои, казалось бы, вечные подростковые привычки и непосредственность ребенка, его вина.
- Проходи, - говорит Наруто, отходя назад. Он сонный, лохматый даже больше чем обычно, на нем старая выцветшая рыжая футболка и полинялые черные штаны. Он немного пьян, или сильно на похмелье, а двухдневная щетина сразу прибавляет ему лет пять.
Саске проходит в квартиру, и тут же чувствует, как ему стало чуть-чуть теплее. Дышать немного тяжело – похоже, что Наруто пил уже несколько дней, и в воздухе стояли стойкие пары алкоголя. Но не поэтому. Тяжело было внутри, и Саске знал, что это означает – несколько месяцев выворачивающего наизнанку бронхитного кашля.
Наруто ждет его в гостиной. Перед ним два бокала – один уже початый с чем-то крепким, второй – чистый, пустой. Рядом беспорядочно валяются бутылки – в основном из-под пива.
- По голливудским правилам я должен тебе врезать, - говорит Наруто, сощурив светлые глаза. Он сидит, развалившись на диване и закинув ноги в шерстяных носках прямо на стол. Саске тоскливо оглядывает в квартиру – и по сравнению с тем, что он сейчас видел, квартира Какаши была логовом педанта.
Саске не выносил беспорядок. Он его нервировал. Но сейчас это были мелочи.
Он аккуратно сел на табуретку напротив журнального столика, оказавшись спиной к телевизору, и сцепил руки в замок, невидящим взглядом уставившись в барабанную установку, матово поблескивающую в свете люстры. Наруто неторопливо наливал что-то в его бокал.
- Пей, - сказал он, протянув ему стакан. Саске чуть приподнимает брови – и наталкивается на взгляд Наруто, тяжелый и немного мутный. Он не видит в этом человеке того Наруто, которого знал всю свою жизнь – он видит кого-то другого, похожего на Намекадзе Минато.
Он выпивает, залпом и поморщившись от резкого вкуса. От алкоголя тошнило, но сразу же немного потеплело внутри, и дышать стало легче.
- С возвращением, - говорит Наруто. И – после паузы, - Рассказывай, друг.
И Саске говорит, чувствуя себя, как на исповеди, на которой никогда не был. Говорит все, что узнал от Шисуи. Говорит о том, как вернулся домой, и не нашел там ничего, кроме склепа. Наруто его слушает, подливая то себе, то ему, притаскивает Саске пепельницу, и Саске, после краткой борьбы с собой, закуривает и снова выпивает залпом свой бокал.
- Кажется, я все похерил, - сказал он после того, как закончил свой долгий рассказ.
Наруто молчал, смотря куда-то мимо него, а потом перевел голубые глаза на друга. Он о чем-то думал, о чем-то серьезном – и это отражалось в его глазах.
- Знаешь, Саске, - наконец сказал он тогда, когда Саске и не надеялся услышать ответ, - Я всегда знал, что ты болен, и болен основательно, и эту болезнь зовут Итачи. Ты никогда не обращал внимания ни на что другое, ни на кого другого, и эта болезнь, - он усмехнулся горько, - тебя ослепила. Ослепила вера в Итачи, в его слова, в его поступки. Ты никогда не задумывался, почему он поступает так, как он поступал, - ты безоговорочно ему верил и принимал все за чистую монету. И в этом твоя ошибка, Саске.
Саске поднял глаза от бокала, в котором позвякивал лед. В глазах Наруто тоже будто плавали льдинки, а тон его был почти безэмоциональным. Честно говоря, страшно было смотреть и говорить с таким Узумаки – непривычно взрослым и немного жестким.
- И поэтому тогда ты поверил, - продолжил Наруто, улыбнувшись уголками губ, - Ты поверил на сто процентов в то, что он убил ваших родителей. Возможно, тебе захотелось в это поверить, потому что ты сам понимал, что то, что происходило в последнее время между вами, ненормально. Думаешь, я не видел?
Саске смотрел на него расширившимся от удивления глазами – ему на мгновение показалось, что Наруто гостит в его голове и в его мыслях. Неужели все это Наруто мог почерпнуть из сухого рассказа и собственных наблюдений? Все рушится на глазах, мир катится в тартарары и теперь даже простак Узумаки кажется не таким.
Лучший друг говорит ему о том, что он ненамеренно, подсознательно сбежал от собственного брата, потому что что-то к нему чувствовал. Это по своей природе ненормально – чувствовать что-то большее к собственному родственнику, что-то, что чувствуют к горячо любимому человеку.
Конечно, сознательно ты считал это ненормальным, - фыркнул проснувшийся внутренний голос с интонациями Хоука, - но вот подсознательно ты считал это нормальным. Подкорка твоего мозга пошла против тебя. А тут тебе подвернулся идеальный предлог сбежать, - конечно, ты за него ухватился! Вернее, не ты, а подкорка твоего мозга. Смотри, она умнее тебя, неудачник года!
Именно поэтому, Саске, ты зафейлил всю свою месть. Тебе сорвало крышу от того, что ты держал в себе шторм, который не сумел обуздать.
- Нет, Наруто, ты не прав, - резко отвечает Саске, отвечая такое же резкое «нет» самому себе и отставляя недопитый бокал подальше, - Ты не поймешь. Ты не можешь этого понять.
«Никто не может меня понять. Даже Итачи может не понять. Нет, он не поймет. Потому что я ему этого не скажу никогда».
Наруто смотрит на лучшего друга, улыбаясь горько, и в следующую секунду, - так быстро, что Саске не смог уследить за его движениями, - перегибается через стол, притягивая Саске к себе за свитер и целует, на короткие мгновения давая почувствовать Учихе вкус своих губ. Но Саске не почувствовал ничего, абсолютно, и тогда, когда Наруто отстранил его от себя, Учиха испытал лишь облегчение, удивление и легкое отвращение.
Наруто все так же спокоен. Он улыбается, но в этой улыбке много горечи и грусти.
- Видишь, - говорит он, - Ты ничего не почувствовал, ведь так?
Узумаки смеется. Зло, отрывисто, будто лает.
- Вспомни всех своих женщин, Саске, - говорит Наруто, смотря ему в глаза, - Вспомни парней, на которых ты засматривался. Они все были одинаковы. Они все были похожи на Итачи, хотя ты его даже не помнил. Ты был Хоуком, у которого не было брата, но ты все равно искал Итачи.
Саске нахмурился, затушив сигарету в пепельнице. Разум мутило, а весь внутренний мирок подернулся разноцветными пятнами, искрясь цветом тысяч миллионов солнц, и казалось, что еще чуть-чуть – и Саске потеряет способность мыслить нормально. Просто сойдет с ума от боли и ненависти к себе.
Он посмотрел на татуировку на своем запястье, которая всегда будет напоминать ему о прошлой жизни Хоука, и, сглотнув, произнес осипшим от волнения голосом:
- Наруто, - сказал он, - Кажется, я совершил самую большую глупость в своей жизни.
«Родился».
- Какую из? – попытался пошутить, чтобы разрядить обстановку, Наруто, одновременно стараясь дотянуться до непочатой бутылки, спрятавшуюся за диваном.
Саске даже не усмехнулся. Он прикусил губу до боли, как делал в редкие периоды очень сильного волнения. В ушах шумело, - закрой глаза, и как прилив на море, - в горле пересохло, на скулах проявился болезненный румянец, и Учиха весь словно сжался, сгорбился, став похожим на скорбящую статую.
Наруто застыл и обернулся, почувствовав напряжение, пульсирующими легкими волнами исходящее от друга.
- Я переспал с Итачи, - едва слышно, но четко проговорил Саске, закрыв лицо руками. Хотелось расплакаться, горько, навзрыд, пока вся боль не выйдет вместе со слезами. Хотелось спрятаться, выколоть себе глаза, залить расплавленный воск в уши и прекратить дышать.
Снова захотелось умереть. Так глупо, по-подростковому эгоистично, отомстить самому себе за то, что причинил столько боли и натворил столько глупостей. Саске боялся представить себя на месте Итачи в ту ночь, когда Хоук перестал быть Хоуком, а Майлз Ховердейл мог больше не скрываться.
Что же ты натворил, Саске, что ты сделал с собственным братом?
Что ты сделал с самым дорогим тебе человеком?..
Секунды текли, - часы терпеливо, но слишком медленно отмеряли тишину. Маленький «кирпич» на нотном полотне, самая длинная пауза, самая мучительная передышка.
Время, повернись назад.
Наруто по-кошачьи тихо и быстро оказался рядом с Саске и дернул его за одежду, заставив подняться. Цвет его глаз будто прояснился, будто отмылся от примесей, стал чище, – и в них искрилась ярость и гнев. В следующую секунду Узумаки ударил друга по лицу, по всем голливудским правилам, не шутя и не жалея. Учиха тихо охнул и отступил на шаг.
- Так какого хрена ты тут находишься?! – голос Наруто сорвался на угрожающий рычащий крик. Он продолжал держать одной рукой Саске за черный свитер, так сильно, что у него побелели костяшки пальцев.
- Убирайся! – кричит Наруто, отталкивая ошарашенного Саске, - Убирайся и даже не думай связываться со мной, пока не поговоришь с Итачи!
И – чуть спокойнее:
- Я не смогу исправить твои ошибки.
И – рассмеявшись:
- А я-то, дурак, все время обвинял Итачи в том, чего он не совершал. Саске, ты понимаешь, что ты кинул его совершенно одного, когда как у тебя была поддержка? Я, мои родители, старик Джирайя…а оказывается, во всем ты виноват. Не он.
- Я знаю, Наруто, - тихо ответил Саске, инстинктивно пятясь назад. Он, наверное, со школы не видел лучшего друга таким злым и позабыл, как это.
А Наруто наконец-то сложил все кусочки мозаики, и теперь легко было сопоставить одно с другим, начиная от странного поведения Саске много лет назад, когда он начинал говорить об Итачи, до момента, когда друг пришел к нему с ужасной вестью о смерти родителей, и заканчивая кратким болезненным эпизодом на мосту, который мог закончиться для Наруто очень и очень плохо.
Итачи, чертов ищейка, ни в чем не виноват! Итачи сделал все для Саске, Итачи сам сделал себя чудовищем, лишь бы не подвергать Саске опасности.
И это было нечестно.
- Так если ты знаешь, так почему же ты у меня, а не у него? Тебе кажется это справедливым? Мне – нет. Он сделал все для тебя, и теперь, когда все кристально ясно, ты сомневаешься!
Взгляд Саске похолодел, сделав его похожим на того Саске-на-мосту, несуществующего, почти сломавшегося от горя и ненависти человека. Он весь словно вытянулся, распрямился, будто расправив сложенные крылья, взял себя в руки и отточенным, резким жестом откинул мокрую челку со лба.
- Не возвращайся до тех пор, пока не поговоришь с Итачи. Вам давно пора расставить все точки над «i». Мне плевать, что между вами было и будет, - только не убейте друг друга.
А ведь ты всегда знал, Наруто, что между этими двумя не может быть спокойных вежливо-равнодушных отношений – ты всегда глубоко внутри себя знал, что они или убьют друг друга, или переспят друг с другом. Это зависимость. Болезненная, неправильная, испепеляющая, невероятная. Такие эмоции уничтожают империи и создают вселенные, прокладывают дороги, по которым никто никогда не ходил и никто никогда не пройдет.
Об этом Узумаки думать не хотелось. Эту новую информацию нужно было переварить.
Саске холодно кивнул и пошел прочь из квартиры, подхватив отяжелевшее от влаги снега пальто, висевшее на крючке, и тихо закрыл за собой дверь, не сказав ни слова. Ему тоже нужно подумать.
-----------------------------------------------
* Лола – красноволосая главная героиня фильма «Беги, Лола, беги» Тома Тыквера
** Ричард Бах «Карманный справочник мессии»
@темы: графоманство-с, without names, пальто Шерлока, пальто Блэка, хватит курить Fahrenheit, повторите этот джин-тоник